Корреспондент «Украинской правды» дал «Детектор медіа» первое в своей жизни интервью, не считая того не совсем настоящего, которое взял у него коллега Мустафа Найем после допроса в Генеральной прокуратуре по делу об отравлении президента Ющенко.

Так же, как Мустафа, Сергей не сразу решил для себя, стоит ли общаться с ТК. Однако узнав, что его друг и соратник Найем уже сделал это, решил последовать его примеру. На интервью он пришел с блокнотом и ручкой наготове. Предупредил сразу: «Я буду долго думать, потому что интервью никогда не давал... Мне вообще проще писать, чем говорить». Тем не менее, несмотря на парадоксальное сочетание скандальной популярности и ореола таинственности, который 28-летний журналист всеми силами пытается сохранить вокруг своей персоны, ученик Георгия Гонгадзе и Алены Притулы в живом общении оказался довольно мягким, в меру искренним и глубоко вдумчивым собеседником. 

«Я испытываю внутреннее удовольствие от своей профессии»

- Сергей, почему именно политика? Нынче среди журналистов в ходу мнение, что истинной политической журналистики в Украине нет вообще.

- Это глупости. Девять лет работы «Украинской правды» - это девять лет журналистских расследований о коррупции и политической лжи. Просто политики научились не слышать критики, а общество готово им это прощать.

Когда 4 сентября 2000 года я пришел работать в «Украинскую правду», моими коллегами были Георгий Гонгадзе, Алена Притула, системный администратор и два спортивных журналиста (они тогда создавали сайт «Чемпион»). В «Украинской правде» была открытой вакансия репортера, поскольку из-за слежки за Гонгадзе, которую организовала наружка Министерства внутренних дел, несколько журналистов уволилось.

Изданию было четыре месяца отроду. Сказать, что это была случайность, нельзя - я понимал, куда иду. Потому и политика. Ведь все люди, работая где-то, приобретают навыки именно в этой сфере. Если вы работаете таксистом, то вы хорошо водите машину, а не хорошо играете на гармошке, правильно?

- Но украинская журналистика слишком сосредоточена на мелких деталях политических перипетий и интриг. Вот в вашем блоге на «УП» я нашла только две записи не о политике. Одна была о ФК «Шахтер», вторая - о сотрудниках ГАИ на улице Богомольца.

- Я писал еще и о концерте Kraftwerk в Киеве. Просто я не выставляю другие сферы своих интересов на публику. Так вышло, что для меня блог - это самовыражение только в определенном сегменте. Например, я люблю определенную музыку, но не пишу об этом в блоге, потому что мне кажется, что мои вкусы не будут интересны читателям.

- Вы обращаете внимание на комментарии, которые оставляют в вашем блоге?

- Это - моя проблема. Знаю, что не нужно обращать внимания, а все-таки обращаю. Хотя читать их просто бессмысленно. 90% комментариев оставляют ненастоящие комментаторы. По большей части это представители проплаченных структур. Я же вижу IP-адреса. Очень часты такие случаи: новость вышла в 14:00, ее вяло покомментировали до 20:00, потом она опустилась в ленте вниз, и вдруг в 23:00 добавляется 30 комментариев, все - с одного IP-адреса, но под разными никами. Это говорит о том, что в конкретных штабах сидят люди, зарплата которых зависит от количества комментариев. Таким образом они довыполняют свою дневную норму. А ведь IP-адреса вижу только я, читатели не видят. Тем не менее, такая тупая работа просто девальвирует саму ценность этих комментариев. И я думаю, что штабы просто неэффективно расходуют деньги.

- Должна ли украинская журналистика стремиться к увеличению критической массы качественной «социалки»?

- Журналистика - это же зеркало общества. Пока общество таково, каким оно есть сегодня, и журналистика другой не станет.

- А не думаете ли вы, что спрос на качественную «социалку» должны формировать в первую очередь мы с вами?

- Но его нельзя сформировать искусственно. Поскольку общество нынче считает, что проблема Юлии Тимошенко для него важнее, чем проблема собственной канализации. Пока что общество делает выбор в пользу такой журналистики. Конечно же, журналистика призвана менять общество, но она не может этого сделать сама, без желания общества.

- Правильно ли я понимаю, что вас лично мало интересует сфера социальных расследований?

- Мы все живем в своем определенном миру и кругозоре. Я по 12-14 часов в сутки живу в информационном потоке политических новостей и расследований. У меня есть несколько тем, которые лежат нетронутыми уже несколько месяцев. Я никак не могу за них взяться. Они требуют отдельного внимания, а текущие политические события забирают у меня все время. Я работаю в режиме «сегодня - на сегодня», в крайнем случае, не позже, чем «сегодня - на завтра утром». Я живу в мире окружающих меня новостей, и потому быть судьей относительно уровня социальной журналистики в Украине не берусь. Точно так же, если вы меня спросите о том, кто хорош, а кто плох в спортивной журналистике, я отвечу, что просто не знаю.

- Вы убеждены, что каждый отдельно взятый журналист должен специализироваться на узком круге тем и вопросов?

- Может быть, и можно быть универсальным журналистом. Но я таким быть не могу. Савик Шустер, например, не только политикой занимается, но и футболом. Но это - сфера его увлечения. Он имеет профессиональные знания как в политике, так и в футболе. Я же о социальной журналистике профессионально говорить не могу.

У нас, например, есть сайт «Жизнь». Он как раз заточен на социальные расследования. Он и создавался с пониманием того, что рано или поздно общество отвернется от политики и будет больше интересоваться «социалкой». На этом сайте работают очень самоотверженные журналисты. Редактор сайта просто горит своей работой. Я думаю, что со временем такая журналистика потеснит комбикорм от политиков, который они запускают каждый вечер с телеэкранов.

- В чем вы видите свою миссию как журналист?

- Такие пафосные слова употребляете - «миссия»...

- А журналистика для вас - миссия или ремесло?

- Я никогда предметно не думал над этим. Водитель - это ремесло или призвание? Есть Михаэль Шумахер, а есть водитель такси.

- Шумахер - это призвание, а водитель такси - ремесло.  

- Вот именно. Повар, который готовит еду в ресторане, рассматривает свою профессию как ремесло или как призвание? Кто-то может считать своим призванием совершенно неожиданные вещи, например, процесс приготовления блюд, и получать от этого внутреннее удовольствие, быть может, несопоставимо большее, чем мы с вами можем получать от написания статей. Поэтому, говоря о призвании, возможно, мы имеем в виду как раз внутреннее удовольствие? Да, я испытываю внутреннее удовольствие от своей профессии.  

- Как вы выбрали эту профессию? Вы попали в нее случайно или это была давняя мечта?

- Я сегодня был уверен, что вы этот вопрос зададите. И даже продумал ответ.

В школе, на завершающем этапе обучения, все принимают для себя какое-то решение. Совет пойти в журналистику дал мне бывший шурин. Как человек с жизненным опытом, он видел мои наклонности и сферу моих увлечений. Ему они виделись выпукло, а мне, как человеку, находящемуся внутри своего тела, увидеть их со стороны было нельзя. 

Я с ним не общаюсь сейчас, но за этот совет ему очень благодарен. Мы ведь не можем сказать, что было бы, если бы все было иначе, если бы я пошел в другую сферу.

- У вас был в те годы эталон журналистики?

- Владимир Маслаченко, комментатор футбольных матчей, в 1973-1990 годах работавший в программе «Время» на Центральном телеканале.

- Что для вас важнее - внешний успех (признание, популярность, награды) или внутреннее удовлетворение от того, что вы хорошо сделали свою работу и это принесло реальный эффект?

- Не совсем скромно говорить о таких вещах.

- Ну почему же? Успех для вас вообще важен? Вам важно,чтобы вас узнавали?

- Наоборот. Когда тебя никто не знает, тогда ты чувствуешь себя раскованней. Вот Мустафа, мне кажется, испытывает некоторый дискомфорт, с тех пор как в прошлом году он начал работать хроникером в программе «Шустер live» и стал очень узнаваемым персонажем. Я несколько раз был свидетелем того, как его узнавали. И видел с его стороны неоднозначную реакцию: где-то ему это льстит, но в то же время, он чувствует себя очень скованно. Такая публичность начинает обязывать к определенному поведению, когда журналист принадлежит уже своему образу, а не себе самому. Для меня это лишнее.

- Но ведь мимо ваших материалов политики уже не проходят? Тот почти хрестоматийный случай, когда благодаря скандалу с президентом вы стали известны большей части страны, повлиял на стиль общения с вами ваших визави сегодня?

- Та история упростила доступ к ньюсмейкерам. Но такие случаи - это скорее  винтики в некоем механизме производства журналистского материала. Если раньше было сложнее обратиться к кому-то напрямую, то сейчас это проще. Раньше номер прямого мобильного телефона могли дать, но не взять трубку. А сейчас и номер дают, и трубку снимают. Все это связано в одну систему.

«Журналист - не член экипажа орбитальной станции «"Мир"»

- Каким основным журналистским принципам вас научили Георгий Гонгадзе и Алена Притула?

- Да всему научили. Для меня «Украинская правда» - это даже не работа, а вся жизнь. Две трети каждых суток я провожу в этом процессе и уже не измеряю его только лишь исходя из профессиональных критериев, а скорее воспринимаю на уровне, соспоставимом с бытовым.

- Вы можете представить себя вне «Украинской правды»?

- Нет, не могу.

- Почему вы работаете в тандеме именно с Мустафой?

- Потому что он, наверное, лучший.

- Лучший среди кого?

- Среди всех украинских журналистов.

- Обоснуйте.

- А почему женятся, например, на Марине, а не на Василисе? Мустафа очень профессионален. В том, что может добыть информацию, которую, казалось бы, нельзя добыть. В том, что может написать статью за ночь, и к утру материал можно публиковать. В том, что он может вытянуть на интервью человека, которого до него уговорить никому не удавалось. Например, Игорь Коломойский дал «Украинской правде» интервью благодаря Мустафе. Он профессионален в том, что для него этот процесс - тоже часть жизни, ремесло, приносящее в первую очередь внутреннее удовольствие, и только потом - гонорары.

- Вот кстати о гонорарах. Как вы прокомментируете тезис о том, что нужно сначала накормить журналиста, а потом требовать от него соблюдения этических и профессиональных стандартов?  

- Журналист - не член экипажа орбитальной станции «Мир». Он живет в этой стране. Журналисты - не члены религиозных и благотворительных организаций, которые приезжают к нам из США. Они - составляющая нашего общества. Наивно думать, что в таком обществе, каким оно есть сегодня, будут другие журналисты. Население должно перестать давать взятки гаишникам, и тогда журналисты перестанут делать заказные статьи.  

В обществе есть позитивные и негативные стороны и тенденции, точно так же в журналистике. Потому почти все зависит от личных качеств человека, работающего в журналистике.

- Есть, на ваш взгляд, в украинской журналистике столь же перспективные персонажи, как Мустафа?

- Нужно называть фамилии, а я не хочу никого обижать. Давайте не будем.

- Можете назвать три главных качества, которые делают человека истинным журналистом?

- Я никогда не занимался такой систематизацией. Он должен быть любопытным, это первое. Второе - честным. Опять же, честный журналист - это не единственное требование. Их много, но я назову три. И третье - он должен «гореть» изнутри, в самом высоком смысле этого слова.

- Он должен быть амбициозным?

- Мне кажется, качество «горения» включает в себя и амбициозность. Хотя, человек может быть амбициозным, но не быть настоящим журналистом. 

- А журналисты, которые работают на «сливе» - это настоящие журналисты? И вас, и Мустафу неоднократно обвиняли в этом.

- Мне слово «слив» не очень нравится. Оно означает лишь процесс поступления материала к журналисту, но не результат его работы в виде статьи. Однако при этом термин «слив» изначально негативно окрашен и бросает тень на конечную публикацию. Поэтому важно расставить акценты: плох не «слив» сам по себе, а то, что заказчик материала платит деньги журналисту.

Есть две категории случаев. Первый случай - когда журналист сам выступает инициатором получения документов, обращается по всем возможным адресам или к каким-то конкретным лицам в поиске какого-то конкретного документа. Второй случай - приходит особа и говорит: «У меня есть такой документ»...

- И вот это уже называется «слив».

- Называйте как угодно. Главное, что особа, пришедшая с документом, не приносит готовую статью, не просит журналиста поставить под ней свою фамилию и не предлагает денег за публикацию этого документа. И тогда журналист свободен распорядиться полученной информацией по своему усмотрению.

Но мы должны понимать, что вся деятельность журналиста построена на работе с источниками информации. В конце концов, в том же знаменитом Уотергейтском скандале была задействована так называемая «глубокая глотка», агент ФБР Марк Фелт, который поставлял журналистам информацию. И я думаю, эта «глубокая глотка» тоже преследовала свои цели. Но мы же не считаем, что корреспонденты «Washington Post» Боб Вудворд и Карл Бернштейн работали исключительно на «сливе». Повторюсь, термин «слив» резко негативно окрашен, но о «сливе» как о чем-то предосудительном можно говорить только в том случае, когда журналисту заказчик материала платит деньги.

- И вот это называется «джинсой». Ваш рецепт борьбы с ней?

- Повторюсь: журналистика - это срез конкретного общества. Если у нас гаишник берет взятки, то почему вас удивляет, что отдельные журналисты тоже их берут? Ведь и украинские гаишники, и украинские журналисты выживают как могут и дышат одним воздухом.  

- Но кто же должен поднимать вопросы взяточничества в ГАИ и «джинсы», как не мы?

- Хорошо, я «джинсу» осуждаю, сам денег за статьи не беру. Но что я могу сделать, если общество такое? Проблемы «джинсы» так же глубоки, как и проблемы коррупции. Думаете, коррупцию легко побороть? Сложнее всего с ней бороться, когда этому сопротивляется общество, когда оно снова и снова голосует за тех, кто его не раз обманывал и грабил. Но мы, журналисты, пытаемся менять общество шаг за шагом, статья за статьей, каждый - в меру сил своих.

- Говорите, денег за статьи не берете. А как прокомментируете слухи о том, что вы якобы уже приобрели две квартиры в Пассаже, а также о том, что после прошлогоднего допроса в Генпрокуратуре характер и направленность ваших материалов сильно изменились?

- Нет у меня таких квартир! Хотя, если проследить за шлейфом слухов, то это уже не квартира, а какой-то летучий голландец. Раньше писали о том, что у меня есть четырехкомнатная квартира на улице Лютеранской. Сейчас эта виртуальная квартира разделилась на две и переехала в Пассаж. Похоже, эта мифическая квартира живет своей жизнью.

Относительно второго слуха, я не замечал, чтобы что-то изменилось. Если вы намекаете на то, что меня могли к чему-то принудить во время допроса, то этого не было. И быть не могло. Хотя бы потому, что допрос касался не каких-то противоправных действий, а тех интервью, которые я брал у фигурантов дела как журналист.

- Вам не хочется работать на телевидении?

- Нет.

- Почему?

- Во-первых, у меня плохая дикция и спонтанное изложение. Я больше писать люблю. Кроме того, я не люблю лишнего внимания к себе.

- Как вы относитесь к метрам Шустеру и Киселеву? Не кажется ли вам, что, работая в Украине, они понизили свою профессиональную планку?

- Оба - профессионалы высокого класса. А относительно планки - таков запрос общества. Шоу Шустера - его плата за независимость. Если он хочет быть независимым, ему нужно зарабатывать деньги самостоятельно и, значит, делать рейтинговый продукт. Если бы Шустер отрабатывал заказы, его шоу сейчас же превратились бы в «зомбоящик» (так на форуме «Украинской правды» называют телевидение), а ля передачи на телеканале «Интер».

- Журналистика - более мужская или более женская профессия?

- У представителей каждого пола есть свои плюсы и минусы в этой профессии. Мне кажется, женщине-журналисту легче добыть информацию, поскольку политическое поле - по большей части мужское, и женщине-репортеру может быть легче обворожить собеседника-мужчину. В то же время, всегда есть риск, что политик будет видеть в журналистке сперва женщину, а потом репортера, и не будет воспринимать ее всерьез. И это минус. Вопрос очень неоднозначный.

С другой стороны, журналистика требует массы времени, которого у женщины меньше. Ведь мужчину намного меньше волнует его внешний вид. Но даже не в этом дело, а в том, что на уровне стереотипов мужчина, который пропадает на работе, - это более естественно, чем женщина, которая «сгорела» на работе. К тому же, бывают случаи, когда информацию нужно защитить физическим путем. Так было у меня, когда я делал снимки особняка Юлии Тимошенко. В таких случаях требуются нехарактерные для женщины поступки. Хотя, может быть, женщине в этом случае было бы проще. Возможно, она могла бы унести информацию безболезненно.

«У политиков уже выработался такой иммунитет к журналистике, что они не боятся практически никакого компромата»

- Почему журналисты «УП» освещают внутриполитические проблемы исключительно в срезе особняков, автомобилей и «Луи Виттона»?

- О «Луи Виттоне» пишет не «УП», а абсолютно нишевое издание «Таблоид», название которого говорит само за себя. «УП» отошла от таких тем  в сентябре 2005 года, когда возник «Таблоид», поскольку нельзя было смешивать разные информационные блоки в один. Сегодня «УП» пишет исключительно о политиках, которые становятся теми, кем они есть, благодаря обману избирателей. И потом, естественно, есть вещи, на которых этих людей легко проверить.

К тому же, не стоит забывать об особенностях человеческого восприятия информации. Фраза «политик N украл миллиард» для обывателя ни о чем не говорит. А когда есть конкретные факты, фотографии особняков министров, которые всю жизнь работали на государственной службе, все становится мгновенно ясно.

Вот на ум пришел интересный пример. Александр Кузьмук. Человек всю жизнь проработал на военной службе, никогда бизнесом не занимался. Жена его, кажется, учитель, сын - врач. И вот вы выезжаете из Киева, едете по дамбе, проезжаете Александровку - и упираетесь в особняки братьев Буряков и Александра Кузьмука. Четырехэтажное здание, метраж - примерно полтысячи квадратных метров...

По-моему, это - не желтая журналистика, а все-таки расследовательского характера. Для общества, мне кажется, важны такие вещи. Кузьмук ведь такой не один. Помню, въехал я в Козин, искал особняк одного «нищего» политика. Встретил случайно человека, который работал в прислуге у одного из сильных мира сего. Вот когда едешь и беседуешь с таким человеком, возникает много мыслей. Есть некто, министр, всю жизнь проработавший на государственной службе, и у него есть прислуга. А ведь министр - это слуга общества, нанятый этим обществом на работу. И у него, по большому счету, не должно быть средств не то что на прислугу, а на то, чтобы собачью будку построить на столь дорогой земле.  

- Я помню ваше расследование об автомобиле Веры Ульянченко. Что оно изменило? После этой публикации она сдала этот автомобиль в пользу бедных?

- Мне сказали, что она поменяла номера.

- А чем закончилась давняя история с Андреем Ющенко? Он отказался от квартиры на улице Дарвина?

- Это была не его квартира. Ее арендовали для него третьи лица. Конечно, стиля жизни Андрея мои публикации не изменили. Он просто стал более осторожен, сменил место жительства, стал меньше выделяться из толпы. И, кроме того, восприятие обществом подобной информации притупилось. Хотя за такой неевропейский стиль жизни Ющенко-младшего Ющенко-старший заплатил катастрофическим падением собственного рейтинга.

- Но какова отдача от ваших материалов? Каков социальный эффект?  

- Я предполагаю, что случай с Андреем Ющенко многих детей высокопоставленных особ заставил быть более сдержанными. Очень важно, что такие публикации появляются, и никто не закрывает журналистам рот. Это - первый признак демократии. Западные издания тоже постоянно пишут о подобных конфликтных ситуациях, в которые попадают дети президентов, наследники монархов. А второй признак демократии - уроки, вынесенные властью и обществом из таких историй. И вот с этим пока туго.

- А что нужно сделать, чтобы расследования, подобные вашим, влекли за собой конкретные последствия для тех, кто этого заслуживает? Или в нашей стране это невозможно?

- Пока невозможно. Необходимо, чтобы общество отказывало в доверии тому политику, который замешан в коррупции. Вот случай с Юрием Луценко очень показателен. Он ведь подал в отставку, чтобы остаться на должности. Понятно, что любой человек, оказавшийся в подобной ситуации, найдет себе оправдание.

Но я, пока занимался темой Луценко, откопал интересный случай. Министр транспорта одной из федеральных земель Германии не так давно подал в отставку по следующей причине. Въезжая в город, он не заметил знака, предупреждающего о прекращении одного скоростного режима и начале другого. Таким образом, он нарушил правила дорожного движения и сразу же подал в отставку, поскольку посчитал, что любой чиновник должен быть образцовым гражданином.

А ведь наверняка этот немецкий министр мог оправдаться тем, что он спешил на работу, что от скорости его передвижения зависела судьба денег налогоплательщиков, которые он своим решением мог распределить более эффективно. Оправдание недостойным поступкам можно найти практически всегда. Но все-таки в немецком обществе даже такие мелкие проступки влекут за собой последствия. Этот немецкий чиновник понимал: если он не уйдет, то подорвет не только свою собственную репутацию, но и имидж своей политической силы.

Вот когда водитель сбивает человека на пешеходном переходе, он делает это непреднамеренно. Тем не менее, факт свершился. В случае с Луценко точно так же - скандал произошел. Сейчас он может сколько угодно сожалеть об этом, но законы жанра таковы, что он обязан уйти в отставку. Однако в отставку он не хочет. И это меня настораживает - политики ведут себя так, как будто лишиться должности - это трагедия. А ведь зарплаты там невысокие, работы много, стрессов - еще больше. Ради чего тогда эти жертвы?

Между тем, опыт показывает, что политики часто возвращаются. В 2004 году казалось, что Виктор Янукович уходит с политической арены навсегда. Но он вернулся в 2006-м, и сейчас имеет шансы вернуться еще раз. А Луценко воспринимает сейчас эту ситуацию как личную трагедию. Однако тем, что он остался, Луценко создает опасный прецедент - если сошло с рук ему, то почему мы должны осуждать другого, третьего, Рудьковского, Януковича? Так стирается грань дозволенного, планка опускается еще ниже. Когда я читаю, из-за каких обвинений в 1999 году Павел Лазаренко убежал из Украины, то на фоне сегодняшней элиты он выглядит мелким жуликом, которого нужно представлять к награждению орденом «За заслуги».

- Я смотрю, вы пытаетесь взглянуть на ситуацию глазами самих политиков, говорите о них без гнева и досады. А когда слышите такие фразы, как «Я не занимался вашим вонючим газом ни одного дня своей жизни», не возникает негодования?

- Да почему же. В первые минуты и меня переполняют эмоции. Вот на прошлой неделе Юлия Тимошенко давала пресс-конференцию, обнародовав свою декларацию о доходах. Исходя из нее, ее муж заработал за прошлый год 2,8 миллиона гривен. Понятно, что эти декларации - чистая фикция. Но раз ты, политик, ввел такие правила игры, а при этом играешь в фикцию, то, по крайней мере, нужно быть готовым к тому, что твою передачу примут и вернут мяч на твою сторону поля.

Я спросил: «Юлия Владимировна, где ваш муж заработал такую сумму?» Ответа не последовало. Я задал второй вопрос: «Вы говорите, что дом, в котором вы живете - не ваш, а арендованный. А в декларации не указано ни одной гривны в графе выплат по договорам аренды». Но госпожа Тимошенко снова включила «зомбоящик».

Я не могу пафосно утверждать, что мы, журналисты, объявляем войну коррупции. Но такие случаи очень показательны. Спекулятивными, высосанными из пальца, темами мы не занимаемся. Все-таки, доходы политиков - это очень болезненная для них тема. Возможно, расколупывание этого гнезда когда-то принесет свои плоды - когда-то будет воплощен в жизнь лозунг Ющенко, с которым он шел на выборы: обязать политиков отчитываться не только о своих доходах, но и о расходах.

Хотя, например, Виктор Янукович вообще декларацию не обнародовал. Я ему специально послал запрос, поскольку он, как депутат, обязан публиковать ее, согласно Закону «О борьбе с коррупцией». Прошел уже месяц, отведенный законом для ответа на мой запрос, но его нет. Казалось бы, мелочь. Между тем, он живет в Межигорье, в заповеднике, со страусами и прочими радостями.

Жилище Януковича поначалу перевели с баланса Госуправления делами на баланс Кабмина, с баланса Кабмина - на баланс Минэкологии, с баланса Минэкологии - на баланс компании «Надра України», которая имеет право на хозяйственную деятельность. Перебрасывали для того, чтобы домик в Межигорье обменять на два здания на Парковой дороге, которые купили, скорее всего, соратники Януковича. Эти два здания оказались затем на балансе у компании «Надра України», а домик в Межигорье - на балансе у одной коммерческой структуры. Потом, чтобы на Банковой не выступали, эти два особняка на Парковой дороге передали на баланс Секретариата президента.

В итоге Янукович обустраивается в Межигорье, у Банковой есть два особняка на Парковой дороге, и все это - большая коррупция. Это тот случай, когда ничем не подкрепленные фразы о коррупции в размере 100 миллионов ни о чем не говорят, а конкретные факты показательны.

- У вас есть собственный секрет хранения тех фактов и документов, которые вам удается откопать?

- Да нет особого секрета. Мне кажется, те времена, когда мы боялись физического уничтожения, уже прошли. Может быть, эта проблема еще жива в провинции, но не в глобальном процессе. У украинских политиков уже такой иммунитет к журналистике, что ради спасения какого-то документа они не будут рисковать. Столь много компромата уже опубликовано и будет еще опубликовано на каждого из них...

- Сергей Тигипко недавно сказал, что через пару-тройку месяцев расскажет нечто, и это нечто потрясет всю страну и может кардинально изменить расклады в нынешнем политическом пасьянсе.

- Самый пикантный компромат, который еще не обнародован, но который, как утверждают некоторые люди, есть, это прошлогодние снимки Юлии Владимировны с Нестором Шуфричем. Рано или поздно эти снимки все-таки будут опубликованы. Это, пожалуй, - единственная мегабомба. Вообще я не думаю, что сегодня существует информация, способная перевернуть все с ног на голову. Политики уже значительно меньше боятся компромата, и даже если будет назван виновный в отравлении президента Ющенко, он объявит себя жертвой репрессий, а часть общества в эту версию все равно не поверит.

- Как думаете, нужно вернуть жесткие полномочия новому президенту?

- Думаю, нет. Необходимо произвести кардинальные изменения в нашем ужасном парламенте, где Михаил Чечетов или Андрей Кожемякин машут руками, а дежурные по фракции жмут на пять и больше кнопок. Это все превратило Верховную Раду в фикцию.

- Как изменить парламент? Сделать двухпалатным?

- Вопрос не в двухпалатности, а в том, чтобы политика хоть немного перестала быть пропуском в особый мир, в высшую касту. Необходимо ликвидировать депутатскую неприкосновенность, но при этом продумать противовесы политическим репрессиям. Необходимо обязать депутатов голосовать персонально. Одним решением тут не отделаешься, и над системным ответом на такой вопрос нужно думать не один день.

- Нам грозит «разумный» или неразумный авторитаризм? К примеру, если президентом станет Юлия Тимошенко?

- При ее правлении такой риск будет наиболее высок. Раньше я остерегался авторитаризма всерьез, сейчас - меньше. Все-таки и в том, и в другом случае оппозиция будет достаточно сильной. А перед лицом авторитаризма общество должно быть противовесом номер один, журналистика - противовесом номер два.

Фото Яны Новосёловой