00 до „Одеси” німецьке кіно подивитися, а їй тітонька й каже: „Нема, дівуля, такого кіна на цьому сеансі, бо ніхто не ходить. Дзвонити перед тим, як їхати, слід було”. Отакої. „Чом же в прес-службі не сказали мені: „Телефонуй, Знуля, спочатку до тих прокатників, не оббивай своїх колінок у транспорті, бо хитрющі ті кляті прокатники – страх?” – мучила себе дівка цими питаннями й на майстер-класи „Molodist Talent Campus” ходила. І схотілося їй „круглого стола” з тими молодими талантами записати.

Учасники круглого столу:

Денис Лущик – Чарівний юнак. Гроза усіх вразливих дівчат. Про таких зазвичай кажуть – „ні дать, ні взять – романтичний герой”. Куратор проекту „Molodist Talent Campus”. Хитрий та досить відважний.

Акінья Куріна – вельми злющий кінокритик, а тепер і режисер на „Molodist Talent Campus”. Дівка файна й різка.

Наталка Конончук – кінокритик, з лиця мов квіточка українськая. Добра, розумна дівуля із косою.

Анастасія Ченцова – кінокритик. Від її зовнішнього вигляду Зінуля очей на „Молодості” відірвати не могла – така кралечка прекрасная вона, що аж подих в Підалькіної спирало.

Олексій Сахалтуєв – кінокритик. Хлопак дужий, як боксер, але трохи сором’язливий. У журналі „Кіно Театр” його обізвали бурятом* (див. в кінці тексту). Член журі на „Molodist Talent Campus”.

Хелена Куркьян – громадянка Німеччини, працювала на „Молодості” з гостями. У розмові участі майже не брала, лише зиркала на всіх і таємничо всміхалася.

КРУГЛИЙ СТІЛ

(присвячено проекту „Molodist Talent Campus”)

„Без вина і круглий стіл – не стіл”, – вирішили хлопці й виставили три пакети вина та шоколад.

Денис (розливаючи вино в одноразові стакани): Я считаю, что мастер-классы нужны людям только для прохода в Дом кино. А программа «Три мастер Пикс» нужна, чтобы понять, что кино не так уж и легко снимать. (До Н.Конончук) Вот Наталка, например, сидела на мастер-классах только потому, что Войтенко попросил ее записывать их на кассеты.

Наталка: (ображено) Неправда. Я б на декотрі пішла і так.

Денис: Но если бы Иоселиани приехал и три дня со студентами провел на съемочной площадке – тогда результат был бы. Самые интересные мастер-классы в этом году – Ролана Жоффе, Отара Иоселиани, Киры Муратовой – нельзя назвать мастер классами.

Аксінья: Мастер-класс в моем понимании – это три дня работы группы людей с опытным кинематографистом. Это должны быть практичные шаги, а не воспоминания людей о том, как кто-то когда-то что-то делал.

Наталка: (емоційно) Я думаю, жоден майстер не може ось так взяти і сказати єдині для всіх поради чи правила. Таких правил взагалі не буває. Скажімо, Іоселіані каже, що діалогів у сценаріях писати не треба, Муратова каже, що треба, бо інакше кіна не буде. Якщо обох їх слухатися, то взагалі нічого не зробиш. Думаю, треба з усього цього робити якісь свої висновки, а далі знімати чи там писати, як ти вважаєш потрібним. А майстер-клас – це просто можливість спілкування з цікавими людьми.

Анастасія: Мастер-класс – та же конференция, только герои более открыты и расслаблены.

Зіна (вражена таким негативним ставлення до„Molodist Talent Campus”): Що ж вам заважало організувати майстер-клас так, як ви його бачите?

Денис: А потому что организатор „Талант-кампуса” – фестиваль „Молодость”. Я лишь координатор проекта. Сам бы делал этот проект иначе.

Наталка (зухвало): А я думаю, що в тій формі, в якій це було, – це нормально. Ясно, що після цих майстер-класів в Україні не стане зніматися геніальне кіно. Але кому цікаво, той ходив.

Денис: Для „Молодости” главное – поставить галочку, что гости провели свои мастер-классы. Спроси у Халпахчи – зачем? Он ответит банальностью, что студентам надо. А зачем надо? Ответить не сможет.

Анастасія: У вас получается, как у Ильфа и Петрова – одни умеют играть в шахматы, другие нет, и никакие лекции этого не изменят. Кому-то дают что-то такие мастер-классы, а кому-то нет.

Зіна: Якщо так мислити, то й Іоселіані на знімальному майданчику не допоможе.

Анастасія: Аксиния сама может поехать к Иоселиани на съемки, и от этого будет больше пользы.

Денис (поповнюючи вино в стаканах): Я бы затронул вопрос: нужно ли выделять бюджетные деньги на фестиваль «Молодость»? Если говорить о поддержке молодых кинематографистов, то лучше отдавать эти деньги на съемки дебютных фильмов.

Аксінья (категорично): На это я бы государственные деньги тоже не давала. Если взять те 12 дебютов, которые сняты в «Любовь – это», то ничего выдающегося не получилось.

Денис (усміхаючись): Это потому, что у нас понятие дебюта несколько извращено. Дебюты должны снимать студенты, учась на первом курсе. А у нас первый короткометражный фильм снимают режиссеры, которые давно закончили институт. Это нонсенс! Мне нравится проект «Три мастер Пикс», потому что это и есть мастер-класс. Режиссер попадает в экстремальные условия. За семь дней надо сделать фильм. И важен уже не фильм, а опыт доведения до финала, когда тебе все хочется послать к черту. Остальное приложится. Главное – ответственность.

Анастасія: Мне все же кажется, что кино надо снимать, как раньше – безответственно и с минимальными средствами. Денис в фильме «Девятая рота»* производства компании «Клинфильм» точно передает и характер героини, и атмосферу, которая ее окружает. Было весело. У Аксиньи же съемки были слишком ответственны, это чувствовалось.

*„Девятая рота” – кіно про натхнену працівницю прес-служби „1+1” Ольгу Клінгенберг, яке компанія з Дениса, Льоші та Наталки зняла місяці два тому. Висить на сервері „плюсів”. При згадці про цей шедевр Д.Лущик почервонів, а Зіна замилувалася цим.

Аксінья: Для меня важно изображение. Больше 12 кадров в день качественно снять невозможно. Выше головы не прыгнешь. Я это проверила на съемочной площадке. Но для того, чтобы понять кое-какие профессиональные вещи и приобрести новые навыки, хочу попробовать снять фильм без оператора и осветителей, на маленькую цифровую камеру.

Зіна: Але мені здається, що проблема не в умінні, а в світобаченні. В обох проектах – і в „Molodist Talent Campus”, і в „Любов – це” в цілому не відчувалася жага режисера висловитися за будь-яких умов. Було відчуття, що людина просто знімає кіно, щоб вдосконалити свої навички.

Аксінья: Проблема не в мировоззрении, а в технологии. Начинающие режиссеры просто не владеют ремеслом. В моем случае, книг прочитано и осмыслено много, но когда ты оказываешься на съемочной площадке, ты с трудом делаешь фильмы. Режиссеры наши не владеют инструментарием, чтобы донести до зрителя свое высказывание. Кино – это индустрия, технология, тут грубый инструментарий.

Денис: Если бы я решился в таких условиях снимать кино, то ограничился бы говорящей головой. (З повагою до Аксіньї) Для режиссера же важны другие вещи.

Настя (з подивом дивлячись на оточення): Я не могу писать об украинских фильмах, потому что возникает дурацкая ситуация ответственности. То, что у наших режиссеров нет денег, очень плохо действует и на киноведов.

Олексій: Если пишешь, что это плохо, тебе говорят: „Понятно, что плохо, но это наш фильм и надо найти в нем что-то хорошее”.

Аксінья (ще категоричніше): Я считаю, что киноведов вообще готовить не надо. Нигде в мире, кроме ВГИКа, их не готовят. Нужно готовить редакторов, монтажеров, продюсеров, потому что именно эти профессии необходимы. В России грамотные продюсеры отслеживают ситуацию в кино, анализируют ее, пытаются вытянуть фильм. Меня, как киноведа, например, этому в институте не учили. Не надо по-советски разделять на специальности, а надо создать систему курсов у разных мастеров.

Зіна: До речі, Іоселіані на майстер-класі казав, що кіно слід знімати легко.

Аксінья (втрачаючи контроль над емоціями і думками): Это поза, как и у Балаяна. Создание и на площадке и в быту своеобразного праздника жизни. Но на самом деле это не так. В случае с Иоселиани – это неправда, игра на публику.

Олексій: Известный актер Брюс Кемпбелл сказал замечательную фразу: «Кино, которое легко снимать, потом очень тяжело смотреть».

Зіна: Але дебютанти знімають важко, а дивитись нам легше від цього не стало.

Анастасія: Это правда. Все украинские режиссеры так ответственно снимают кино, что без мучений их произведения смотреть невозможно.

Аксінья: Я просто попрошу в следующий раз Настю и Зину поработать у меня ассистентом на съемочной площадке. Критики же не представляют, о чем пишут. Выводы их неадекватны. Критик должен понимать технологический процесс. Знать, что можно выразить средствами кино, а что – нет. 90% рецензий в Украине и России – чушь.

Наталка (навдивовиж спокійно усміхаючись): Коли я оцінюю фільм, то мене не цікавить технологічний процес.

Олексій (До Куріної): Ты хочешь сказать, что при оценке фильма нужно учитывать то, что он снимался в тяжелых условиях, и делать на это скидку?

Аксінья: Нет, конечно… Но критики должны иметь представление о процессе создания фильма. Меня удивляет и другое – реакция режиссеров, которые обижаются на отрицательные рецензии. Процесс создания фильма настолько тяжел, он выстрадан, потрачено столько нервных клеток, что если получается что-то плохое на выходе, мне уже все равно. В моих глазах гроша ломаного не стоят все эти рецензии кинокритиков, они попросту не в материале. А что до восприятия фильма, по большому счету, важно не что показывают, а кто его смотрит. Это вывод из моей киноведческой практики. Критерии у каждого профессионала свои.

Денис: В Украине нет условий для овладения технологией. Даже клипы снимают не в нормальных условиях, хотя там крутятся большие деньги.

Зіна (з великим подивом): Невже такі визнані майстри, як Юрій Іллєнко та Роман Балаян, не володіють технологіями?

Денис: Конечно нет. У Романа Балаяна с системой долби диджитал композитор работал впервые.

Наталка: Можна хороший фільм зняти на „Свему”. І це буде хороший фільм. А можна на "Кодак", з "Долбі" – і це буде фігня.

Денис: Кстати, Юрий Ильенко сказал, что образование кинематографическое у нас сегодня находится в катастрофической ситуации. Я считаю, что его просто не существует. У нас есть режиссеры, которые, закончив институт, не сняли ни одной работы. Нет киношколы. И если выбирать – куда вложить государственные деньги: в кинообразование или в фестиваль „Молодость”, я думаю – в образование.

Зіна: По-совдеповськи якось – у одного забрати, іншому дати. В ідеалі – це, залишаючи „Молодість”, знайти гроші на освіту.

Денис: Но с такими чиновниками, как наш заместитель министра культуры Тимофей Кохан, отвечающий именно за кинопроизводство, – это просто невозможно. В Карпенко-Карого режиссер снимает короткометражный фильм два года. В результате он из этого сценария делает совершенно другой фильм. Это профанация съемочного и учебного процесса.

Олексій (нарешті включившись у розмову): У нас даже сценарной школы не существует, нет кинематографической культуры изложения мысли. Я на „Талант-Кампусе”, прочитав множество сценариев, почувствовал этот момент. Там был только один сценарий – очень плохой, но записанный в более или менее общепринятой форме. Остальное – не сценарии, а рассказы. В Голливуде существует форма записи литературного сценария. Она дисциплинирует разум. Человек мыслит кинематографическими образами. В нем нет ничего, что нельзя было бы визуализировать на пленке. У нас же пишут, что сидит человек и о чем-то думает, не объясняя, как это будет выглядеть на экране.

Денис: Нужно начинать с культуры организации. На фестивале она отсутствовала полностью. Меня, например, бесило, когда мастер-класс у Иоселиани начинался в 10.00, а в 11.00 ломился какой-то студент и спрашивал: „А что, мастер-класс начался?” Эта безответственность распространяется на весь кинопроцесс. Взять хотя бы последний сценарий «Толока», который запустило министерство культуры. То, что в контексте мирового кинематографического процесса это полный паноптикум – это другая тема. Но Михаил Герасимович уже год находится в предсъемочном периоде. Еще чуть-чуть продержится, а потом уйдет от темы. Получается, что люди, сидящие в министерстве, дают проектам «зеленый свет», а потом, вследствие собственной неорганизованности, халатности и других причин, сами же и уничтожают их.

Та же история и с „Мамаем”. Он не был полностью снят. То, что мы видели, – это только 60%. Санин написал сценарий. Его запустили, потом деньги, как всегда в министерстве культуры, где-то зависли. Терпения не хватило, и Санин сел и из того, что у него было, сделал совершенно другой фильм. Сдал, все пошумели, что кино выдвинуто на «Оскар», – и все. Но сегодня даже российское кино можно от Украины на «Оскар» выдвинуть. 300 тыс. долларов ушли в никуда. Был кинопрокат? Нет. Создать, организовать нормальные условия, чтобы собственный продукт хоть как-то прозвучал в обществе, никто не соизволил. Но мы забываем, что „Молодость”, проект „Любов – це” и „Мамай” – это те налоги, которые мы платим. А какого черта, если у руля стоят не умеющие руководить процессом люди?

Зіна: Тоді чи є якась альтернатива цьому печальному становищу українського кіна?

Денис: Альтернатива – в создании киношколы. Надо приглашать за гонорары хороших преподавателей, сделать нормальную техническую базу. Для нашего института это обойдется, приблизительно, в 4 млн. долларов. Это небольшие деньги, если взять во внимание, что Юрий Ильенко за 3 млн. снял фильм, который собрал в прокате 3-4 тыс. долл. Не лучше ли эти деньги было бы вложить в развитие кинофакультета? Чтобы преподаватели могли непосредственно на съемочной площадке учить молодых режиссеров, операторов. А не то, что студенты будут приходить в институт и слушать из уст неактуальных кинематографистов истории о том, как когда-то снималось кино. Выиграли бы все – и зритель, и кино и государство. Если в этом году запустить еще пять сценариев Аксиньи, то шестой может быть хорошим фильмом. Аксинья смотрит кино, знает, что это такое, она в кинопроцессе. После каждого фильма, она видит свои ошибки. Без конвейера невозможен результат. Как-то Леша Росич пришел после встречи с уважаемым мной продюсером и сказал: „Мне он назвал какой-то фильм, что-то синее и Квасневский режиссер. Ты не знаешь что это?”... Это человек, закончивший наш институт. У меня на столе лежала кассета Кубрика „Механический апельсин”. Он на следующий день спросил: „Это что-то новое?” Эти люди не ходят в кино, не смотрят его.

Настя: Есть же банальные примеры, скажем – Тарантино. Он сидел, смотрел фильмы, и стал снимать свое кино. Я тоже считаю, что глаз киноведа в Украине более кинематографично настроен, чем глаз режиссера. Томенко говорит, что он не смотрит чужое кино, только свое. Но его фильмы похожи больше на спектакли, снятые на пленку.

Зіна: А чи не здається вам, що ви безпідставно вимагаєте грошей у держави, в той час як можете шукати гроші десь в іншому місці?

Денис: У государства есть отдельный департамент, который занимается проблемами кино. На что выделяются государственные деньги? В этом году снято несколько полнометражных фильмов. Хоть один был в прокате? Понятно, что Муратову финансировать нужно. Своим продуктом она презентует Украину в мире. Но все остальное – это бред. И этот нежизнеспособный идиотизм, как фильмы мэтров, огромное количество фестивалей, содержание киностудий. Но ведь „Молодость” – не идеальное решение для людей, которые хотят смотреть новое кино.

Есть колоссальные проблемы в организации фестиваля. Организация показа ненормальна. Индийская коллекция идет в кинотеатре Украина по стандартным ценам – 46 грн. Практика мировых фестивалей показывает, что не может на фестивальный фильм билет стоить 5 евро. Это цена на вечерний показ в Париже в хорошем кинотеатре. Получается, что кинофестиваль на это зарабатывает. Может, это нормально.

Зіна: Чому ж він такий злиденний? Я тільки й чую, що щось негаразд через брак грошей.

Денис: (здивовано) Нищий?! Это у Рутковского „Украинские альтернативы” – нищий фестиваль. Дирекция «Молодости» – это люди, которые получают нормальные деньги. У них есть возможность ездить на международные кинофестивали.

Но у них нет нормальной команды, у них проблемы с организацией. Четыре человека дирекции, включая Халпахчи – вот и вся команда. При нормальной команде и менеджменте на такой фестиваль государство выделяло бы несколько миллионов долларов, как это происходит в Москве, а не 600 тыс. гривень! Любой другой крупный кинофестиваль в мире – это бизнес. Было бы абсолютно нормально, если бы у Халпахчи был бы Мерседес с водителем и какой-нибудь домик в Конче-Заспе, чего у него нет сейчас! Но команда „Молодости” – это люди, которые получают фиксированную зарплату и ставят себе галочку. Молодым сотрудникам, так называемым волонтерам, которых нанимают за минимальные деньги лишь на период проведения фестиваля, на большинство проблем наплевать!

Большинству плевать, что сорвалась программа. Иначе как объяснить то, что жюри приходит на 9.30 в Дом кино, а фильма нет. Он не приехал. Их просто никто не предупредил. Жюри повозмущалось и успокоилось. Ведь вокруг хорошие, милые люди, которые тут же пригласили всех в ресторан, покормили, и все стало на свои места. Главное – галочка.

Жюри, которое из конкурсной программы к предпоследнему дню посмотрело примерно половину полнометражной программы, поставило галочку об участии в фестивале. Например, только через четыре дня после закрытия фестиваля приехал израильский фильм. Андрей Халпахчи говорит, что надо показать его в Доме кино в рамках программы „Эхо фестиваля”. Зачем? Чтобы поставить галочку в отношениях с израильскими дистрибьюторами и культурным отделом этой страны в Украине, который наверняка давал деньги.

Как вообще на Международном кинофестивале фильм может прийти за 3-4 часа до того, как очень важные в мире Жюри киноклубов (FICC JURI) и FIPRESCI должны объявить результаты их выбора? Они смотрели его перед церемонией вручения наград. У жюри оставалось 10 минут до выхода на сцену с распечатанными красивыми дипломами и призами. FIPRESCI – это жюри кинопрессы, и на некоторых фестивалях их мнение более уважаемо, чем мнение главного жюри. В нашей стране почему-то посчитали, что церемонию его награждения уместней вынести не на закрытие фестиваля, а в Дом кино, перед показом фильма Вадима Перельмана. Кинофестиваль нужно реорганизовывать или… закрывать.

Я в этом году понял, наблюдая со стороны и в тоже время работая на «Молодости», что там нет корпоративной команды. Каждый пытается списывать все на другого. Уважительно отношусь лишь к группе кинопрограмм. Лишь потому, что там сработанные профессионалы.

Настя (зацікавлено): Почему же тогда, Денис, все так хотят на фестиваль попасть?

Денис: Да просто нет другой возможности просмотреть 5-6 фильмов, которые прогремели в Европе. «Контроль», например.

Аксінья: Мне грустно... Я вспоминаю фестиваль пять лет назад. Он славился своей особенной атмосферой, где люди могли свободно общаться и в доме кино, и на корабле. Например, на фестивале в Карловых Варах студенты, которые приезжают из Чехии и Словакии, живут прямо на лужайке перед Дворцом фестивалей. У них наполняемость кинотеатров более 100%. Там создаются все условия для воспитания публики. Для студентов есть скидки, камеры хранения, куда они могут сдавать коврики и палатки. Это здорово!

А Молодость по пафосу, в нехорошем смысле, становится похожа на Московский кинофестиваль. Хотя… понятно, что организаторы стали старше, им хочется респектабельности. Конечно, дирекция кинофестиваля «Молодость» имеет право выбирать, кому нравиться, а кому нет. Но мне бы хотелось, чтобы фестиваль поддерживал ту демократичную атмосферу, которая царила ранее.

Денис: Раньше и программа «Молодости» была другой. Нет смысла из фестиваля кинодебютов делать цирк с красными коврами и приездом Софи Лорен. Классно было, когда здесь открывали авангардных режиссеров Яна Кергофа, Ф.Ж.Оссанга. Никто их не знал. Они сюда приезжали, курили со студентами гашиш, показывали кино, играли на гитарах. (Наливає вино) Или Каракс с Гийомом Депардье пили, на ступеньках валялись. Это интересно. Но возить сюда Софи Лорен, Джека Пеланса, Иоселиани, Жоффе – не тот формат. Да и на корабле должны быть альтернативные показы, вечеринки…

Зіна (до Хеленочки, яка пила вино та дивилася в комп’ютер): Хеленочка, чи були на кораблі покази та вечірки?

Хеленочка (весело, з акцентом та помилками в мові): Только в последний вечер. Жаль, что атмосфера не способствовала общению. Много разных людей, а поговорить не получалось. На корабле был ди-джей со страшной громкой музыкой. Его просили не ставить ее, но он не понимал. Тогда все ушили на другой этаж.

Денисе, що ж вам заважає зробити альтернативний фестиваль?

Денис: В этой стране все устроено так, что молодым у нас дороги нет. Взять хотя бы Мирославу Лашкевич, которую отобрали в Словению, на проект берлинского „Molodist Talent Campus”. Надо было всего 2 тыс. долларов от Министерства культуры, чтобы наш украинский участник поехал в международном проекте снимать полнометражный фильм. Кохан стал требовать какие-то бумажки, в результате никто никуда не поехал. Нет смысла тратить на них время.

Аксінья: Или у тебя есть выход на какой-то ресурс, либо нет. Это могут быть друзья с финансами, фонды, государственные структуры. Например, когда я училась на кинофакультете, студенческий кинофестиваль «Пролог» был организован за деньги «Відродження» потому, что у продюсера Кати Кондратцовой там были друзья. Фестиваль «Молодость» забирает огромные ресурсы. Раньше его поддерживали не только госструктуры, но посольства и фонды. Кому-то еще после него приходить с проектами просто невозможно.

Зіна: Якби ви мені сказали, що витратили тиждень на спілкування з Міністерством і отримали там повну відмову – одна ситуація...

Денис: Это снова вопрос галочки. Мы бы просто поставили себе очередную галочку. Министерство Культуры – это…(тут мусило б стояти нецензурне слово, але Зіна не наважилася його вписати для „ТК”) Примеров немало. Результат – фига.

Мне, например, странно, когда Аксинья звонит Геворкяну, а он от нее отнекивается. Что это за продюсер? Продюсер должен быть заинтересован в том, чтобы у режиссера все вышло вовремя, красиво. Уже второй год пошел после запуска проекта, а продюсер переводит стрелки.

Аксінья: Это проблема государственного финансирования. Национальное кино поддерживать не нужно в том виде, как это существует. Государственные деньги – это большой соблазн и большая безответственность. В России много некачественного продукта, потому что кино снимается не на кровные деньги продюсеров. Надо создать законодательство, чтобы банкам было выгодно и престижно тратить деньги на кино. Тогда продюсер будет относиться ответственно, так как его просто поставят на счетчик те, кто дал деньги. Не секрет, что бюджет финансируемых государством картин завышается вдвое – часть денег списывается или уходит на взятки. Это и называется государственная политика поддержки кинематографа.

Пояснення Олексія Сахалтуєва спеціально для Зіни:

„У меня отец бурят, и я, в общем-то, хотя никак своего бурятства не проявляю, его никоим образом и не стесняюсь. Мне как-то неудобно называть себя бурятом, поскольку я не знаю языка и никогда в Бурятии не был. Свою национальную принадлежность лично я бы охарактеризовал как «гражданин Украины», без прямых этнических идентификаций”.

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.

Долучитись