Журналист «Зеркала недели. Украина» Инна Ведерникова: «Знания о происходящих в стране процессах умножают печаль»
Журналист «Зеркала недели. Украина» Инна Ведерникова: «Знания о происходящих в стране процессах умножают печаль»
Редактор отдела политики ZN.UA Инна Ведерникова оказалась в журналистике в силу присущего ей авантюризма, любознательности и настойчивости.
Родом из Сибири, она закончила исторический факультет Полтавского педагогического института, после чего преподавала в школе в Макеевке. В какой-то момент ей стало тесно в этих обстоятельствах. Тогда она позвонила в приемную главного редактора газеты «Вечерняя Макеевка» и сказала, что хочет работать журналистом. Спустя время Инна начала работать как журналист в отделе социальных проблем этого издания. Далее были годы вполне успешной работы в местных СМИ. На момент своего переезда в Киев в 2004 году она была главным редактором городского телевидения в Макеевке. «Нечем стало дышать. По-журналистски», — так Инна объясняет причину своего переезда в столицу.
В Киеве она решила действовать уже опробованным способом — позвонила в приемную тогдашнего главреда «Зеркала недели» Владимира Павловича Мостового, не зная еще, что в это солидное издание не берут журналистов «с улицы». «Главный редактор всегда слушал, как "отец". Мог даже денег дать. Но на работу не брал. Это было испытание», — вспоминает моя собеседница. Инна начала работать в «Зеркале» как собкор лишь спустя полгода испытаний «Палычем».
«Зеркало недели» — одно из старейших влиятельных украинских изданий (выходит с 1994 года), которое сумело сохранить свою репутацию честного СМИ. Не так давно Институт массовой информации опубликовал «белый список» сайтов общенациональных медиа, которые придерживаются в своей работе профессиональных стандартов и предоставляют «почти 100-процентно качественную информацию». На первой позиции в этом списке — сайт ZN.UA.
В конце 2019 года «Зеркало недели. Украина» было вынуждено прекратить выпуск бумажной газеты и полностью перешло в онлайн. Как это сказалось на работе редакции? Как сегодня выживает авторитетное издание? Почему не считает для себя возможным ввести платный доступ к своим многолетним архивам? Какие события в стране побудили мою собеседницу ощутить свою ответственность как журналиста и что мотивирует ее заниматься именно политической журналистикой? Об этом и многом другом — в интервью Инны Ведерниковой.
— Инна, в конце 2019 стало известно о том, что «Зеркало недели. Украина» прекращает выпуск печатной версии. Тоскуешь ли ты о бумажном «Зеркале»?
— Я перешла на электронную версию задолго до того, как закрыли бумажную. Так быстрее. Поэтому не тоскую. Безусловно, мы потеряли часть давних читателей, которые привыкли к нашей большой солидной газете. Но хотелось бы верить, что они тоже не тоскуют, а перестраиваются вместе с нами.
— Много изменилось в связи с этим в твоей работе? К чему пришлось приспосабливаться, что преодолевать, чему учиться?
— Пришлось учиться не только бежать новую дистанцию, но и, к сожалению, держать ее. С весны прошлого года, в связи с ковидом — планерки ZN.UA в Zoom.
Однако самое сложное в том, что мы стали выходить ежедневно. И для нас это был некий тайминг-шок. Одно дело, когда ты раз в неделю переживаешь стресс пятничной верстки, совсем другое — когда «пятница» каждый день. Речь идет о необходимости сохранить привычное качество на новой скорости.
Вообще, работа в интернет-СМИ превращает тебя практически в круглосуточного раба профессии. Со всеми вытекающими общественными плюсами и семейными минусами. Когда мы делали проект «Местные выборы-2020. Страна по полочкам», то могли и в два часа ночи переписываться с Юлей (Юлия Владимировна Мостовая, главный редактор «Зеркала недели. Украина» с 2011 года. — Ред.).
— Вы уже понимаете, для кого ваши труды? Какое количество читателей с вами осталось? И удается ли расширять аудиторию?
— Прежде чем расширять аудиторию, ее нужно понять. За последние годы мы в силу разных причин (и внутренних, и общемировых трендов), как и многие другие печатные медиа, потеряли аудиторию. Сейчас буквально нащупываем своих людей. Это и легко, и сложно одновременно. Легко, потому что у ZN.UA есть точка сборки, которую мы никогда не теряли: ценности. Но мы нуждаемся и в точке опоры — в поддержке читателей-единомышленников. Более того, мы изо всех сил стараемся сохранить экспертную функцию, что в эпоху коротких заголовков, блогов и фейков — не в цене. Однако это не только наша проблема.
— Сайт «Зеркала недели» в ноябре 2020 года запустил механизм пожертвований для поддержки издания. Насколько успешно идет сбор читательских пожертвований?
— Мы — скромные. Нам просить трудно и непривычно. У нас на сайте есть красная плашечка, и многие говорят, что она слишком незаметная и что промо должно быть более наступательным. Что не следует стесняться говорить о том, что мы — честное издание, которое никто не финансирует, которое сохраняет ценности и в прямом смысле — пытается выжить. Говорим! С болью. Потому, что мы ведь не только печатную версию потеряли, мы еще и часть своих журналистов потеряли. Для Мостовых человеческий фактор всегда играет роль.
— А сделать платную подписку? Если кому и надо было решаться на этот шаг, то «Зеркалу» — первым.
— У Юлии Мостовой другая стратегия на этот счет. Наши архивы — ценность, закрыть или подчистить их хотели бы многие «герои» наших публикаций. Как и ограничить доступ к сегодняшней честной аналитике. Поэтому, наоборот, нельзя закрываться, когда люди и так потеряны и дезориентированы в потоках некачественной информации. Это вопрос национальной безопасности, если хотите. Мы хотим остаться доступными.
О рамках «донецких», политическом фокусе и испытании «Палычем»
— Расскажи о том, в какой семье ты родилась, где училась, в какой редакции получила свой первый журналистский опыт.
— Я родом из Сибири. Мои родители переехали в Донецкую область в период бурного развития промышленности региона. Отец — шахтер, мама — заведующая детским садом.
Училась в обычной школе и как «освобожденная» прогуливала уроки украинского языка, о чем сейчас жалею. Короче говоря, впитала в себя весь колорит шахтерского края.
Окончила истфак Полтавского педагогического института, возвратилась домой и работала в школе. Нравилось, но в какой-то момент стало тесно. И еще… показалось, что учитель должен делиться не только знанием предмета, но и жизни. Решила поднакопить, так сказать, опыта. Сейчас — смешно. Потому, что опытным циникам на самом деле тоже в школе не место.
А тогда просто позвонила в приемную главного редактора «Вечерней Макеевки» и сказала, что хочу работать журналистом. Для меня, профессионально погруженной в прошлое, это было что-то типа: хочу узнавать современный мир. Главный редактор Людмила Ольховская (сейчас глава правления Украинского журналистского фонда) — взяла. Правда, в отдел рекламы на испытательный срок. И я год, «расписывая» газетной рекламой городские троллейбусы, подглядывала за тем, как журналисты не столько узнают, сколько меняют мир. Вот за Линой Кущ, к примеру, подглядывала, которая сейчас первый секретарь НСЖУ. А потом получила новый испытательный срок — в отделе социальных проблем у Анастасии Кирдоды. Это, собственно, и есть мои первые учителя в профессии.
— Почему уехала?
— Нечем стало дышать. По-журналистски. Сейчас говорю и понимаю, что всегда стесняли рамки. А Донбасс ведь умел держать медиа в рамках. На тот момент я была главным редактором городского телевидения в Макеевке. Пришлось сделать жесткий выбор. Тогда еще не до конца осознавала, что ехала в Киев в 2004 году параллельно с перемещающимися во власть «донецкими» и что становилась каким-то внутренним свидетелем разворачивающегося масштабного политического действа. Но мой политический фокус тогда только настраивался.
— Почему «Зеркало»?
— Потому что читала Мостовую. Это как битый воробей в клетке смотрит на полет орла. Все просто.
— Тоже позвонила в приемную главреда?
— Да. Метод же был опробован. В Киеве тоже есть добрые секретари. Потом некоторые новые коллеги просили поделиться рецептом, как с улицы попасть в «Зеркало». Рецепт прост: полгода сидеть в приемной под дверью Палыча (Владимир Мостовой — главный редактор «Зеркала недели» в 1994–2011 гг. — Ред.). Казалось, что ко мне уже даже привыкли в этой приемной. Как к мебели.
Главный редактор всегда слушал, как «отец». Мог даже денег дать. Но на работу не брал. Это было испытание. Как в ситуации, когда семья принимает решение об усыновлении. Долгие месяцы судов, поездок, документов… Их или проходят, или нет. Если нет, то значит — не твоя история. Я точно знала, что это моя история.
— И тебя удочерили.
— Да, в итоге удочерили как раз меня. Но надежда за эти месяцы скукожилась, как шагреневая кожа, и я сказала: «Владимир Павлович, или вы меня куда-то берете, или я уже пошла». На следующий день у меня появился стол и стул в кабинете, где сидели Алла Котляр, Сережа Махун и Александр Васильевич Артеменко. Буквально через несколько дней был юбилей «ЗН», где мы уже пересеклись с Юлей Мостовой. «Посмотрим, получится ли у тебя достойно». С этого и стартовали.
— А в творческом плане с каких задач ты стартовала?
— Скорее как собкор. Мне определяли какую-то тему, и я ее разрабатывала. Одними из первых были материал о «Деле врачей» в Донецке, которых обвиняли в торговле детьми (я знала и этих людей, и эту совсем не однозначную историю), и трудный текст о годовщине Скниловской трагедии. Это были социальные темы. Но меня тянуло в политику.
— А почему?
— Видимо, потому, что какие-то общественно-человеческие пласты я уже разработала, и хотелось разобраться в том, как работает и почему сбоит государственная система в целом.
Об источниках, войне и балансе мнений в редакции
— И тебя просто так взяли в отдел политики?
— Нет, конечно! У меня совсем не было источников. И это была проблема. Потому что своими источниками журналисты редко делятся. Тем более на таком уровне. Однако никто не отменял внешних источников и параллельного погружения в политические недра. Пошла этим путем. И это, кстати, совет молодым. Иногда на поверхности лежит намного больше, чем тебе рассказывают off the record. Нужно учиться анализировать открытые источники. В идеале — должен быть соблюден баланс.
Мне отдали Киев. Эпоха Черновецкого — в рассвете. Странное ощущение. Киев как столица государства — это одна история, которую мне еще только предстояло изучить, и где, признаюсь, питала определенный оптимизм, а Киев как город — жутко знакомая. Включая те же рамки для городского телеканала, преступное самодурство мэра и беззубость силовиков. И она, кстати, не изменилась ни в столице, ни на местах сегодня. Только в Киеве теперь сидит бывший оппозиционер Кличко, не сумевший побороть собственного Минотавра.
— Насколько сложно тебе было работать с Сергеем Рахманиным, который до своего ухода в политику много лет руководил отделом политики в «Зеркале»?
— Это сложный вопрос. Как вопрос о том, кого ты больше любишь — маму или папу. Рахманин — это точечное воздействие, скрупулезное и более сдержанное, что ли. Мостовая — широкая, увлекающаяся и отдающая ради результата все. А текст в «Зеркале» — это всегда общий результат. И как-то так сложилось, что мои тексты больше читала Юля.
На самом деле я только со временем поняла, что такое авторская журналистика. Когда ты погружаешься в тему, вырабатывается видение, понимание проблемы и собственная позиция. И надо сказать, что во время нашей работы эти позиции часто расходились и расходятся.
Но суть грамотной командной работы как раз в поиске баланса для всего издания. Общий стратегический и ценностный вектор определен, но тактически и инструментально — фора у каждого автора. У Юли есть природное качество чувствовать и удерживать этот баланс мнений.
— Можешь привести пример?
— Начало военных действий на Донбассе. Я изначально оказалась на растяжке. Девять лет работы в команде «Зеркала» не исключали наличия корней. И это было больно. Потому что один из трех снарядов, которые упали на Макеевку, попал в подъезд моего бывшего дома, второй в здание детского сада, где когда-то работала моя мама, а третий в здание вокзала неподалеку. Погибли люди. Дома — вокзал и растерянные семьи друзей и родственников, успевших уехать… А оставшаяся в Макеевке школьная подруга вечерами рассказывает, как мимо окон по улице, которой мы с ней бегали в школу, проезжает что-то невероятно огромное и страшное. САУ, как оказалось. И как боевики стреляют в сторону Ясиноватой из установки из-за гаражей на шахте имени Бажанова.
И ты мозгами понимаешь, что нарушены наши территориальные границы и это агрессия, а мы — защищаемся и освобождаем свою территорию, но сердце думает о людях, которые там. Потому что нет территорий без людей. Не все звали туда Гиркина. Но многие видели и с нашей стороны циничные истории, связанные с мародерством и случайными обстрелами. Те, которые мы здесь не имели сил замечать. Потому что сильно много было боли и объяснимой ненависти. Война излучает свет, погружая во тьму. Это все еще переваривается на самом деле. И я все еще слежу изнутри глазами и чувствами друзей за тем, что там сейчас происходит, чем там живут люди и как мы отдаляемся друг от друга. Количество полученных российских паспортов — тому подтверждение.
Поэтому мы с Сережей Рахманиным говорили о войне, отражая в том числе и какую-то субъективную, только нам заметную боль. А Юля все это пропускала через себя и как-то удерживала общий баланс.
— Какие события в стране побудили тебя осознать свою ответственность как журналиста?
— В эту профессию не стоит и приходить, если не готов нести ответственность. В 2012 году, столкнувшись с профессиональным выгоранием, я отошла от журналистики и пыталась творчески вырулить в какую-то другую сторону. Но когда убили Нигояна (Сергей Нигоян — участник и один из бойцов 3-й сотни Самообороны Майдана. Был убит 22 января 2014 года во время противостояния на улице Грушевского в Киеве. Герой Украины. — Ред.), я за ночь написала статью и снова вернулась в строй. Хотя в 2013 году я поступила во ВГИК на высшие сценарные курсы и училась дистанционно. После этого выстрела реальности любые творческие фантазии были не уместны.
— И все-таки в чем именно ты видишь эту свою ответственность, связанную с твоей профессиональной деятельностью?
— Ответственность в том, чтобы быть над схваткой и анализировать процесс всесторонне и объективно. Да, это невыносимо трудно, когда гибнут люди на Майдане или идет война. Однако нужно находить в себе силы возвращаться и доделывать то, что не смогли сделать или сказать вовремя.
— Что именно тебя мотивирует выполнять работу над ошибками и оставаться в профессии?
— Я удовлетворена как журналист, находясь в точке, где нет инородных для профессии рамок. Однако не очень счастлива как гражданин, потому что знания о происходящих в стране процессах умножают печаль. Думаю, что это оптимальное соотношение для того, чтобы стараться приносить пользу и сокращать разрыв в ощущениях.
— И что, тебе Рахманин или Мостовая ни разу не сказали, что вот здесь в твоем тексте стоило бы смягчить?
— Ну, во-первых, у тебя всегда должны быть железные аргументы, почему ты не смягчил или не обострил изначально. Для себя, прежде всего. А, во-вторых, текст — это достаточно сложная живая конструкция. И любая новая информация или время может ее скорректировать. А иногда и перевернуть с ног на голову и обратно. И здесь речь не о просьбе редактора — смягчить, отрезать или дописать, а об аргументах сторон, в процессе профессионального диалога которых конструкция может стать более устойчивой. Ключевое — профессионального. Да, у нас в редакции идет перманентный профессиональный диалог.
— Что считаешь самой большой удачей в профессии помимо такого диалога в «Зеркале»?
— Где-то с 2008 года я начала отслеживать, как готовилась децентрализация, одна из ключевых на сегодняшний день реформ. Меня как творческого человека всегда вдохновляет, когда на чистом листе, из какой-то идеи рождается что-то новое. И чем дольше компетентные люди в состоянии удерживать в своих головах идею, развивать ее и бороться за нее, тем грандиознее результат. Любая реформа напоминает акт творчества. Со всеми оговорками и текущими проблемами, мне посчастливилось не только наблюдать за тем, как работает команда энтузиастов, но иногда и касаться их творения.
О распаде государственной конструкции, партийных франшизах и угасании «Свободы»
— А что еще нового ты и твои коллеги выяснили об устройстве современной Украины, работая в прошлом году над масштабным спецпроектом «Местные выборы-2020. Страна по полочкам»? Кстати, многие критикуют децентрализацию, говоря о рисках сепаратизма.
— Это был очень жесткий и важный проект. Сложный не только в исполнении и дедлайнах, но и в многослойной проверке информации и фактов. Но мы сложили паззлы страны из 23 областных центров (в Северодонецке Луганской области выборы не проводились. — Ред.) в общую картину.
Если коротко обозначить зафиксированные тенденции, то очевидно, что там, где местные потоки не закрывают олигархи, прекрасно справляются местные кланы. Из 23 областных центров, только в пяти — появился новый мэр (Луцк, Краматорск, Ровно, Херсон, Черновцы). И только в Херсоне и Черновцах это неожиданный герой, который изменил расклад сил. Более того, в большинстве случаев рады формируются на основе местных партийных команд, созданных мэрами. А если парламентских партий, то часто это просто проданные франшизы. Политическая материя распадается на атомы. Все это бьет по будущему качеству законодательной ветви власти.
Бесспорным лидером в этой продажной партийной истории стала «Батьківщина», выдвинувшая «своих» кандидатов, по информации движения «Чесно», в 92 % рад всех уровней. Кто туда зашел под зонтиком этой партии, теперь мало кто разберется. Вспомните дело Кати Гандзюк и главу облсовета Мангера от этой партии по результатам прошлых выборов.
Показательна ситуация с повсеместным угасанием «Свободы». Несмотря на сохранение трех «свободовских» мэров (Ивано-Франковск, Тернополь, Хмельницкий), победили они за счет своих личных брэндов. И каждый имеет свою партию. Семчишин от нее и шел, вообще проигнорировав материнскую «Свободу».
Но парадокс в том, что на фоне слабости центральной власти именно эта не всегда качественная основа из новых укрупненных громад и избранного там местного самоуправления удерживает страну от крушения. Возьмите ковид и вспомните, на чьи плечи легла основная нагрузка?
— Мэры справились только потому, что у них в процессе децентрализации появились деньги и полномочия?
— Да. Однако у них не появилось ответственности за то, как они ими будут распоряжаться. Реформа не завершена. В условной местной бане по-прежнему парятся и решают вопросы мэр, судья, прокурор, глава полиции и местный бизнесмен, протолкнувший в раду по всем спискам сразу своих людей. Кое-где не обходится и без местного авторитета. Апофеоз картины — Киев. Но мы-то пишем, а люди — голосуют за Кличко.
Для того, чтобы это изменить и реально выровнять государственную конструкцию, вместо трухлявых нужны сильные вертикали: президентская (но у нас губернатором назначают шоумена Скичко, который с таким подходом потом плавно переместится в префекты); правительственная (а там хаос, уволены все госсекретари и рулят «свои люди»); правоохранительная (Аваков прав, но только не признает, что его вертикаль тоже разрушена и незащищенные люди села Подвысокое, голосующие за вышедшего из тюрьмы работодателя Лозинского, — тому подтверждение); судебная (а там всемогущий Вовк сидит в засаде в ОАСК), антикоррупционная (ее прицельно разрушают, спасая Татарова из ОПУ). О том, что происходит с законодательной вертикалью, мы уже сказали.
То есть наблюдаем полное разрушение институций, которые под давлением ЕС пусть формально, но пыталась строить прежняя власть. Плюс отсутствие коммуникации и еще много чего, о чем окружение Зеленского даже не подозревает. Рано или поздно распад такой государственной конструкции неизбежен. Даже если она сохраняет официальный курс на Запад.
— В одном из своих интервью главред «Зеркала недели» Юлия Мостовая говорит: «Все авторы "Зеркала" — и штатные, и внештатные — пытались во многих ситуациях натягивать на себя государственные функции. Видели, что чего-то не делает власть и даже оппозиция, и пытались восполнять эти бреши». Как часто в своих материалах ты апеллируешь к власти?
— А разве есть другой выход? Пока есть хотя бы один человек, который тебя может услышать, стоит это делать. Когда-то мы говорили на этот счет с Виктором Мусиякой. Он долго был в политике, а потом ушел. И пожалел об этом: «Даже если ты на своем небольшом квадратике делаешь правильно и выполняешь свои задачи честно, то ты уже приносишь пользу и меняешь мир к лучшему».
О давлении на журналистов, приходе к власти Зеленского и роли медиа
— Сейчас ты — редактор отдела политики ZN.UA. Это новая для тебя веха в твоей многолетней журналистской деятельности?
— Это произошло не так давно. Пока считаю это для себя авансом. Моя карьера всегда была связана с тем, что я больше писала и реализовывала свои проекты сама и меньше работала с авторскими текстами.
— В чем для тебя состоит сложность работы с авторами?
— Ну, сначала их нужно найти. У нас небольшие зарплаты и такие же гонорары. Однако есть пул авторов, которые с нами сотрудничают уже много лет. А есть новые, которые только начинают для нас писать. Я воспринимаю эту работу как еще один элемент развития. А работу каждого из моих штатных коллег — как акт большущей профессиональной воли.
— Были ли в твоей практике как журналиста случаи, когда герои твоих публикаций оказывали или пытались оказать на тебя давление?
— Давление на журналиста может быть разное. Прямое и опосредованное. Прямого не было. Чтобы избежать опосредованного (оно не менее опасное), нужно правильно выстраивать дистанцию и с героями, и с источниками. Я на момент приезда в Киев уже была привита мэрами, губернаторами et cetera, о которых писала в регионе и которые потом оказались на национальном политическом Олимпе. Дружить, общаться близко с представителями той сферы, о которой пишешь, нельзя.
— На твой взгляд, есть ли какие-то позитивные стороны в том, что мы живем в эпоху популизма? Есть ли шанс, что общество выработает иммунитет?
— Проблема в том, что если другие страны только вошли в эпоху популизма, то мы из нее и не выходили. Мы так задержались в своем развитии, что пока хотели стремиться и равняться на Европу и Америку, там случилось столько проблем, что как бы и равняться уже стоит сильно избирательно. Выход в этой ситуации один: стать самодостаточными.
Опять-таки, возможно, у государств так же, как и у людей, — свои экзистенциальные кризисы. Иногда нужно упасть на самое дно для того, чтобы осознать проблему и снова оттолкнуться. Возможно, у нас сейчас именно такой период.
— Считаешь ли ты закономерным приход к власти Зеленского?
— Да. В рамках проекта «ZN-Календарь» мы в прошлом году говорили с Настей Станко. У нее была интересная мысль о том, что после Революции достоинства наше общество развалилось на разные части или пузыри, которые практически перестали соприкасаться. Несколько разных обществ в рамках одной страны. Где абсолютно по-разному трактовали произошедшие события. Причины — отдельная тема.
Но если бы были всесторонне расследованы преступления, совершенные на Майдане; если бы были приговоры суда по Одессе и расстрелу мобильной группы Эндрю, боровшейся с контрабандой на границе с оккупированными территориями; если бы люди получили от постмайданной власти ответы на волнующие и разъединяющие вопросы, все могло сложиться иначе. Мир не терпит пустот, если их не заполняет правда, то вклинивается ложь. Поэтому огромное количество людей, не получивших ответов на свои вопросы, проголосовали за более нейтрального, миролюбивого «рубаху-парня» Зеленского. Плюс, конечно, сыграли свою роль коррупционные истории, в которых засветился Порошенко.
— Кто из нынешних политических деятелей тебе по-настоящему интересен?
— Я занимаюсь процессами. Люди — это грани, которые включаются в определенный момент политического, государственного или общественного процесса. Активная грань человека может полностью совпасть с контекстом ситуации и он, к примеру, совершит что-то героическое. Но любая ситуация и событие проигрываются и некогда совпавшие грани — расходятся. В этой точке как раз и случаются все человеческие драмы. В том числе и многих вернувшихся с фронта ребят. Нужно вовремя переключать собственные программы, чтобы не выпадать из нового контекста. Ну, или иметь силы и ресурсы создавать собственную повестку дня.
Однако такие совпадения людей со временем бывают полезными, а бывают и наоборот. Но в любом случае они фиксируют реальность. Так было и с Зеленским: он совпал гранями с дезориентированным большинством, с которым не доработали медиа в том числе.
Но ситуация уже переросла Зеленского. Он становится неудобным народу, требующему справедливой цены на газ, оснащенных больниц, вообще какой-то внятной государственной политики... И все, рейтинг Зеленского — на уровне 20 %. Хотя в его распоряжении как раз были все ресурсы для того, чтобы формировать повестку дня целой страны.
— В России прошли многотысячные митинги в поддержку Алексея Навального. В соцсетях спорят о том, должно ли это интересовать украинцев. Вообще, отношение к Алексею Навальному среди активной части украинского общества двойственное: его хейтят, но его смотрят, за его судьбой следят, его заявления обсуждают. Издание «Маяк» провело на эту тему опрос украинских журналистов. Каково твое отношение к Навальному?
— Навального хейтят за Крым. Россия — империя. Не будет Путина — будет кто-то другой из системы. Даже если она станет несколько либеральней за счет того, что приемником Путина назначат политика толка Навального. Я мало верю в возможность появления человека из ниоткуда, способного выиграть демократическим путем.
Однако мы можем долго рассуждать о том, как может быть, но должны отстраивать себя и свою политику, исходя из того, что есть.
— На твой взгляд, что может дать нам ощутимый толчок в сторону самодостаточности как государства?
— Во власть могут приходить разные люди, но они должны делать максимально из того, что они могут, не разрушая сделанного перед ними. Это ключевое. А для этого нужно укреплять здоровые системы и строить новые институции. Плюс на первое место выходит правоохранительная и судебная системы. Сегодня сохранение антикоррупционного блока — НАБУ, САП, ВАКС — наш последний шанс, иначе снова откат на десятилетия. Нам надо от чего-то оттолкнуться, чтобы разрушить по сути криминальные государственную и общественную системы. Для этого, помимо пассионариев, продолжающих вкалывать еще со времен Майдана, нужен хотя бы один более-менее здоровый государственный очаг. Ну, и сигнал власти о том, что она реально готова менять правила игры. Скорее всего, уже не этой.
— А какую роль в этом процессе движения к самодостаточности играют СМИ?
— Ключевую. Только медиа могут разбивать пузыри и как-то связывать общество. Но когда мы говорим о кланово-олигархическом государстве, мы говорим и о медиа, которые живут в этой же реальности. И часто выполняют совсем другие задачи.
Если взять самое крайнее поле, то я одно время в опытных целях пыталась смотреть канал Шария: осведомлен, значит вооружен. Потом перестала. Каналы Медведчука вообще никогда не смотрела. Но это же не значит, что их нет! И что они как раз таки не связывают миллионы людей в антиукраинском контексте. А власть берет и вбрасывает на это минное поле закон о референдуме, абсолютно не просчитывая возможные сценарии развития событий. Раскачивая маятник от олигархии к охлократии. В этой точке речь идет о национальной безопасности.
— Но у нас есть альтернатива — общественное телевидение…
— … и «Зеркало недели», и еще целый ряд изданий, понимающих значение слова достоинство. Наверное, выход — опираться на экспертные сообщества, замечать здоровые общественные силы и давать им трибуну. Просить поддержки у общества. Но для того, чтобы люди тебя слышали, они должны понимать, что это важно. Заколдованный круг на самом деле. Пока не знаю, но в какой-то форме нам все равно придется «идти в народ», чтобы до него достучаться. Правда, в некоторых цивилизованных странах стучать начинают еще с детского сада.
Фото — Максим Полищук