31 июля, в возрасте 76 лет, умер великий режиссер сэр Алан Паркер, человек английских кровей и духа, хотя славу ему обеспечила Америка, куда он переехал после создания своего эпохального фильма «Пинк Флойд: Стена».

Это интервью записывалось 15 лет назад, во время ХХI Варшавского кинофестиваля, и так и не было опубликовано в силу обстоятельств моей тогдашней работы главным редактором украинского филиала британского журнала Total Film. Интервью дается на том языке, на каком было впервые расшифровано… Хотя, наверное, главная причина: Денис Иванов, основатель украинской дистрибьюторской компании Артхаус Трафік, переводивший наш разговор с Паркером, говорил по-русски, и это отпечаталось во времени. Слабая причина для вечности, но не для меня.

Великий Алан Паркер, творец любимейшего «Сердца Ангела», болезненного «Праха Анжелы» и непонятой массовым зрителем, несвоевременной, но сейчас очень даже актуальной «Жизни Девида Гейла», тогда, в октябре 2005-го, в холле варшавского кинотеатра Relax, выглядел обычным и абсолютно доступным. Никаких телохранителей, никакого протеста против общения. Доброжелательно смотрел на польскую публику, неспешно заходящую на показ его «Стены», и улыбался. Ему тоже улыбались. Те, кто его узнавал. Ему бы улыбались гораздо больше людей, если бы все знали, что перед ними стоит сам Алан Паркер. Для тех, кому это имя ничего не говорит, попробуем приоткрыть завесу тайны. А тайны, собственно, никакой: он один из ста величайших режиссеров мира. Остальное – детали. Впрочем, весьма существенные. Его «Стена» стала символом свободы в Украине времен СССР. Его «Пташка» получила Гран-при Каннского кинофестиваля. Он был страстным футбольным фанатом. Ненавидел политику, но все время снимал политические фильмы. В 2002 году королева Великобритании жаловала ему титул сэра, несмотря на то, что еще в середине 70-х Паркер эмигрировал из Англии в Америку, и всегда боялся, что однажды к нему придут и скажут: «Возвращайся в Северный Лондон!». В 2003-м вышел его последний фильм, «Жизнь Девида Гейла», последний, поскольку с треском провалился в прокате, невзирая на участие звезд Кевина Спейси, Кейт Уинслет и Лоры Линни - Голливуд это не принял. Последующие проекты Паркера не принимали. И спустя несколько лет он решил тихо уйти восвояси. Это было невероятно. И до сих пор верится с трудом. Но тем не менее. Паркер так и не вернулся, его круг не замкнулся, как уроборос. Наверное, он пошел по спирали ввысь...

Ярый противник тоталитаризма, он всегда ратовал за свободу. Поэтому страстно поддерживал и Помаранчевую революции в Украине, естественно, тогда я задал ему вопросы и о ней. 

Сейчас в Украине празднуется годовщина Помаранчевой революции. Вы что-нибудь слышали о ней?

Да, конечно. Это прекрасно - видеть людей, которые выиграли свою битву. Я смотрел вашу революцию по телевизору, и мне очень понравилось, что вы все-таки победили. Но самым приятным во всем этом определение - победа была достигнута без жестокости.

Не хотели бы об этом снять фильм?

Как режиссеру мне было бы очень интересно, снять фильм о президенте, у которого визуально просто исчезло лицо. Еще, что меня интересует, это то, сколько Юлия Тимошенко тратит времени, чтобы сделать свою прическу. Джорджу Бушу для этого нужна одна минута, Тони Блэру – одна минута. А сколько нужно ей?!..

… А если бы вы узнали, что это накладная коса?

О, нет! Это было бы ужасно!

Ну а о фильме… Меня всегда поражало и интересовало то, что происходит в Советском Союзе. Но что касается Украины, то я думаю, что фильм о ней и событиях прошлого года, доложен снимать украинский режиссер. Если бы я его делал, это выглядело бы искусственно и несколько легкомысленно, ведь я не видел ситуации из нутрии, не чувствовал ее своим сердцем.

А как было со «Стеной»? В 1982 году ваш фильм стал чуть ли не лучшим визуализированным протестом против системы, для которой люди – это лишь марионетки. Там четко напрашивалась аналогия с Советским Союзом…

Вы знаете, в оригинале, идея фильмы не была ни социальной, ни политической. Это не была аналогия с Холодной войной и Берлинской стеной… Это фильм об обществе, в котором существуют стены между людьми. Я знаю, что в СССР мой фильм был размножен видеопиратами, и он был очень популярен среди молодежи, потому что люди узнавали себя, свои прошлое. И каждый хотел иметь частичку этого прошлого.

Большинство ваших фильмов – это протест против чего-то: «Полуночный экспресс» - системе в азиатских тюрьмах; «Пташка» - войне; «Прах Анжелы» - бедности и жестокости; «Жизнь Дэвида Гейла» - смертной казни и т.д. Вы думаете, что только таким образом можно задеть чувства зрителя, вызвать у него сострадание и понимание?

Сейчас такие фильмы очень сложно делать. Потому что американская индустрия не понимает и не принимает идею фильмов, в которых есть вызов. Сложно сделать политический фильм, заставляющий людей думать. И дело не в цензуре, а в том, что молодые люди не хотят смотреть подобные фильмы. Американская индустрия работает на прибыльные фильмы, которые как раз с «думанием» не имеют ничего общего.

А вот фильм Майкла Мура «Фаренгейт 9/11» политический и к тому же документальный собрал огромную кассу, много призов и в дополнение заставил людей задуматься…

Да, но это редкое исключение. Один фильм против 500, а это ничего.

Если Майклу Муру удалось сделать чертовски прибыльным и резонансным документальный фильм, у которого априори аудитория не большая, то в чем проблема с политическим художественным фильмом?

Проблема в деньгах. У документального фильма, в сравнении с полнометражным художественным, маленький бюджет. А когда проект игровой – там уже другие деньги, другая ситуация.

Но при том, что, как вы говорите, в Америке люди не склонны смотреть фильмы, способствующие развитию мышления, большинство ваших фильмов сделано в Америке.

Да, в этом есть некий конфликт. Но нужно понять одну вещь: я - не американец, я – британец. Просто 35 лет назад, когда я начал пробовать себя в киноиндустрии, британское кино было в большой, очень большой депрессии. И режиссеры, подобные мне и Ридли Скотту, целое поколение, просто вынуждены были уехать в Америку – там были деньги.

А что происходит сейчас?

Сейчас люди думают, что я американский режиссер, а когда они узнают, что я с Британии, они очень удивляются. На самом деле, мне сейчас очень сложно было бы вернуться на родину, так как я ощущаю себя частью именно американского общества.

В Америке, наверное, и проще делать фильмы – налажена система продюсирования, съемки и дальнейшей дистрибуции, не правда ли?

Да, конечно. Для меня, как для режиссера, очень важно знать, что мой фильм увидят в 40-50 странах мира, потому что американская система дистрибуция – лучшая в мире. Правда, вы знаете, это как будто ты продаешь душу дьяволу (смеется).

В Америке, для того чтобы снять тот фильм, который ты хочешь, волей не волей, нужно идти на определенный компромисс с продюсерами, требующими коммерческого кино. Как по-вашему, насколько далеко нужно заходить в таком компромиссе?

Это хороший вопрос. Вы знаете, это похоже на постоянную битву. У меня получилось найти некую лазейку. До сих пор, работая в этой ситуации, у меня получалось снимать те фильмы, которые я хотел и так, как хотел. Но это становится все более и более сложно.

Я знаю, что у вас были проблемы с фильмом «Жизнь Дэвида Гейла». Его критиковали в прессе, и он не имел успеха в прокате. То, что Вы два года уже не снимаете, связано с провалом «…Дэвида Гейла»?

Промежутки между фильмами возникают лишь из-за того, что мне нужно время, чтобы подготовится к новому фильму, найти тему и сюжет, устраивающие и меня, и продюсеров. Мой «простой» не связан в проблемами «…Гейла», просто изменилась ситуация в Голливуде. Те студии, с которыми я привык работать, - перепрофилировались, у них изменились запросы, и они больше не хотят заниматься такими фильмами, как «Жизнь…».

Я могу снять новый фильм даже завтра. Н я не хочу снимать тот фильм, который уже одобрили мои продюсеры.

А чтобы вам хотелось сейчас сделать?

Я верю, что жизнь движется по кругу. Сейчас продюсеры сконцентрированы на фильмах фентези и фильмах для подростков. И я просто жду, пока все переедят этих фильмов, когда их станет слишком много, и когда индустрия вернутся к тем темам, которые я поднимаю в своих фильмах.

И как вы думаете - долго придется ждать?

До тех пор, пока я не умру (смеется). Вообще в Голливуде есть такое понятие как «фильм на 100 миллионов». Таких фильмов в Голливуде больше, их предпочтительней производить. Но есть и мелкобюджетные фильмы. Мои фильмы – где-то посредине. Их очень сложно делать, потому что «стомиллионное кино» давит всех.

Как вы думаете, вернется ли кино к тем временам, когда можно будет снова снимать такие фильмы, как «Полуночный экспресс»?

Парадокс в том, что «Полуночный экспресс» был снят студией Columbia Pictures (одна из десяти крупнейших голливудских киностудий, в 1990 году выкупленная японской электронной корпорацией Sony, - прим. автора). А если бы сейчас делали такой фильм, его бы снимала уже независимая студия. Все поменялось. Но я верю, что такие времена вернутся.