… Год назад в интервью «Детектору медиа» журналистка и главный редактор «Зеркала недели. Украина» Юлия Мостовая сказала: «Моя настольная, натумбочная, книга — седьмая часть Гарри Поттера. Мне хочется верить, что бывают истории, которые заканчиваются хорошо. Я 26 лет занимаюсь проектом, который пока не имеет даже промежуточных побед… Но иногда нужны эмоциональные “пряталки”».

Мы вспомнили об этом перед юбилейным днем рождения Юлии и попытались выяснить, что интересного в жизни коллеги, кроме жесткой политической журналистики. Получилась своеобразная игра, вместе с тем — игра для взрослых.

Не стань Юлия Мостовая журналистом, она была бы оформителем книг. «Художественные наброски во время беседы – это интересно», – подумали мы, приготовив бумагу и карандаши. Но… «Я не могу делать два дела одновременно. Я даже не могу петь, когда готовлю. Я люблю концентрироваться на чем-то одном. Так я себя поглощаю в одном деле», – сказала Юлия и… отложила альбом.

— Юлия, в нынешний юбилей сколько вам опять — 5, 10, 25? Или начинаете с нуля? А сколько свечей на торте зажжете? Может, 9¾ — по номеру платформы, с которой Гарри Поттер уезжал в Школу волшебников?

— Я себя не ощущаю вообще ни на какой возраст. Во мне живет множество возрастов. Прекрасно нахожу общий язык с 19-летним сыном, с 30-летними детьми Толи — Лешкой и Светкой (Анатолий Гриценко — украинский политик, депутат ВРУ VI–VII созывов, министр обороны Украины в 2005–2007 гг., лидер партии «Гражданская позиция», кандидат в Президенты Украины в 2010 и 2014 гг., готовится к президентской гонке — 2019; супруг Юлии Мостовой. — Авт.), с 13-летней дочкой, с поколением моих родителей. Это продиктовано одной простой вещью: мне интересны люди. А если мне интересны люди, то они интересны в любом возрасте.

Я не совсем понимаю, как соотносить себя с совсем маленькими детьми, когда они еще не твои собеседники. Но даже улыбка, когда она осознанная, это уже коммуникация, и это уже может быть интересно.

Мимикрирую под любой возраст и мне в любом комфортно. О своих годах вообще не задумываюсь. Повода еще нет, наверное. (Смеется.)

— Сколько вам внутри лет, когда вы читаете Гарри Поттера?

— Не ассоциирую себя ни с одним персонажем.

На этом фото наша собеседница хвастается кулоном в виде снитча, который ей подарила дочь Аня. Золотой снитч – атрибут спортивной игры Квиддич, невероятно прославленной в волшебном мире. Поимка снитча ловцом одной из команд, как правило, приносит победу этой команде в игре. Легендарным ловцом легендарной «Гриффиндор» был Гарри Поттер...

— Стоит ли эту книгу читать в возрасте героев?

— Я, кстати говоря, задавалась этой мыслью. Потому что поколение выхода «Гарри Поттера» в свет росло вместе с героями. И каждая книжка приходилась по размеру. А теперь, когда ее будут начинать читать, например, в одиннадцать и заканчивать в двенадцать про девятнадцатилетних — я не совсем уверена, что они поймут, о чем в конце идет речь. Тем более, что Джоан Роулинг весьма удались портреты учителей, портреты детей по отдельности, хорошо выписаны подростковые взаимоотношения, но ей не удалась любовь. Ни между Гарри с его, в общем-то, нелепой избранницей. Я не сторонница того, что обязательно его второй половиной на всю жизнь должна была быть Гермиона, как считают многие фаны. Но не Джинни. Отношения Рона и Гермионы тоже наметаны, но не отстрочены. Единственная зрелая любовь, которая там выписана, — чувство Северуса Снейпа к матери Гарри Поттера. Вот в эту историю я верю. А в остальные нет: это отношения, сложенные из кубиков. А любовь — она не из кубиков.

— То есть у детей, которые росли с этой книгой, получился интерактив. И это новое качество чтения?

— Да, да. Но это нельзя повторить. Разве что родители, в каком-то казарменном стиле воспитывающие своих детей, будут выдавать им по книге в полтора года. Тогда это будет поступательная история. Но это же нереально, мы же понимаем. Всем хочется знать, что будет дальше. Как звали эту даму в «Дьявол носит Prada»? Даже дочкам героини Мэрил Стрип хочется знать наперед, что же будет в неопубликованной рукописи. Поэтому удержаться от чтения, конечно, нельзя.

Вместе с тем я считаю, что любовь в подростковом возрасте, в юности, — это необычайно важно. Это здоровенный кусок жизни. Роулинг его ущемила, кастрировала и любовь с нелюбовью схематизировала. Это унее не получилось. Остальное — получилось.

— Предлагаю вам поиграть в игру по мотивам истории о Гарри Поттере. Вы тянете цитату — и говорите о своих ассоциациях: от самых личных, сокровенных, какие можете доверить читателям «Детектора медиа», до размышлений о происходящем в стране и мире.

— Вы хотите, чтобы я тащила эти самые цитаты? Давайте попробуем… 

— Наверное, правильно. Потому что человек может чувствовать одновременно совершенно противоположные или разноцветные чувства и переживать их. Это возможно. Здесь я спорить не буду.

Недавно в разговоре с одним человеком я вспоминала свое состояние… Это была осень 1999 года, когда умер Саша Разумков (Александр Разумков, 1959–1999 — украинский политик, заместитель секретаря Совета безопасности и обороны Украины в 1997–1999 гг.; отец Юлиного сына Глеба. — Авт.). После похорон я пришла в СНБО забирать Сашины вещи из его кабинета — ребята попросили.

И в этот день сняли Горбулина — с должности секретаря СНБОУ. Они с Сашей не очень были, скажем так, дружны. Я бы сказала, что Владимир Павлович у Саши много крови попил. Ну, тесно им было в одной берлоге вдвоем — вот в чем дело.

Вы знаете, Горбулин был, безусловно, очень могучим в той иерархии, очень значимым человеком. Но после указа телефон в его кабинете замолчал, и ни одного человека в его приемной не было. У меня с ним были очень непростые отношения. Я к нему зашла. Он сидел один — с мертвым телефоном и пустой приемной — человек, который вершил судьбами в стране. Его место понадобилось тогда Леониду Кучме для объединения перед вторым туром с Евгением Марчуком, который получил пост секретаря Совета национальной безопасности и обороны.

Я зашла в эту тишину. Мы поговорили о чем-то незначимом. У меня на душе кошки скребли совершенно по понятной причине. И я ему тогда выпалила: «Это вам за Сашу». Он молча кивнул. Потом мы два часа сидели просто вдвоем. Два одиноких человека. Я без Саши. Он — без Дела. Такое было впечатление, что на земле вообще людей не было.

… Очень разные чувства были у меня в тот день. Вот вам история о печали, ярости и сострадании.

— Если бы вы не вытянули сейчас эту цитату, я как читатель в данном случае вашей статьи «Боливар не выносит обоих», не узнала бы, что еще стоит за тем вашим воспоминанием…

— Я не помню, о чем была эта статья. И, по-моему, это уже совершенно неважно и для меня, и для наших отношений с Владимиром Павловичем. Знаете, когда проходит время, иногда ты ценишь умных оппонентов гораздо больше, чем неумных друзей. Сейчас время ценить умных людей. Их ведь так мало. Так много нагугленных — так мало начитанных. Так мало тех, которые умеют прощать. Так мало тех, которые умеют отличать, за что стоит прощать, а за что — никогда. Масштабных людей не так много. Поэтому их нужно беречь. Даже если ты был с ними в разных окопах. Но теперь, когда война с дураками, — в одном. 

— Да, там было, по-моему, продолжение — за любовь и за дружбу. Весь перечень маловостребованных человеческих качеств. Когда мы выживаем — мы хитрые, мы коварные, мы мелочные, мы злопамятные. Когда мы живем — мы щедрые душой, мы отзывчивые, мы милосердные, мы порядочные люди.

Насаждаемое нам уже почти 30 лет время выживания вызывает к жизни, к сожалению, худшие качества. А нам стоит бороться за лучшие, потому что они у нас есть, но — в пассиве. И мы умеем их проявлять только к самым близким. А чужие люди тоже их достойны — может быть, а иногда и в не меньшей степени.

Один и тот же человек, коллектив, один и тот же народ, способны на проявление совершенно разных душевных качеств, совсем другую эффективность, результативность, если им задается иной вектор. И за то, чтобы задать этот самый другой вектор, бороться стоит. Просто чтобы увидеть, насколько прекрасными мы можем быть в своем созидании. 

— Согласно предсказанию, в живых должен остаться только один из них — Гарри Поттер или Волан-де-Морт. А Гарри было необходимо его найти. Отсюда вопрос «Зачем искать того, кто хочет тебя убить?»

В действительности это одна из особенностей нашей профессии — постоянно искать того, кто за твою работу добра тебе не пожелает. За твою хорошо сделанную работу. Потому что, если исходить из постулата, который я для себя определила давным-давно, что журналист — это шпион от народа во власти, то всегда найдется кто-то, кто будет не рад тому, что ты обнаружил за занавесью. И вытаскивать это на свет божий всегда опасно.

Речь идет ведь не только о журналистских расследованиях, хотя о них — в первую очередь. Но мы всегда должны искать тех, кто от нас прячет главное. И всегда должны это главное и это важное людям показывать. Будут ли нас за это убивать — в прямом или переносном смысле слова? Я достаточно часто сталкивалась с кампаниями, проводимыми против меня непосредственно, причем не только за собственные материалы, а и за материалы авторов «Зеркала недели» — Аллы Еременко, Юры Бутусова. Разные были истории, конечно. Но это не пугает — ты нарываешься все время. То есть все время «ищем того, кто хочет тебя убить», если перефразировать цитату. Хотя, по большому счету, мы не нарываемся: мы просто делаем свою работу. Остатки из нас делают свою работу.

— Я не помню, откуда это. Возможно, действительно, из последней книги, когда Грозный Глаз Грюм погиб, в то время как Гарри окончательно вывозили из мира маглов.

Думаю, что без сентиментально-плакатного пафоса об этом могут говорить только люди, которые там, вдали от наших уютных домов, ресторанов, ночных клубов, магазинов и обыкновенной жизни теряли тех, кто им близок и дорог. Только они могут судить о чувстве вины — действительно понеся потери. Когда видишь своего друга с тем самым некрасовским дымящимся бычком на губе… Человека уже нет, а сигарета, которую он курил, еще тлеет, понимаете?

В мирной жизни нам, тем, кто остается, всегда сложнее, чем тем, которые уходят, которые умирают. Они освобождаются, а мы остаемся без них.

Когда я вышла после фильма «Киборги», у меня было чувство вины. Чувство вины, что я не там. Наверное, если вы все-таки спрашиваете о возрасте… грузной тетке с определенными ограничениями там не особенно есть что делать. Но если бы я была молодая, я была бы там, я это поняла. И тогда я бы была в комфорте с собой.

Этот фильм рождает чувство обязанности перед этими людьми. Не всеми, кто там был. Не теми, кто мародерствовал. Не всеми, кто вернулся и мародерствует. А теми, кто был воином. Вот перед ними — живыми и мертвыми — наверное, есть чувство вины.

Хотя свой фронт у настоящих журналистов был, есть и будет. И мы на своей войне. 

— Это про эльфов. Я читала украинский перевод, поэтому мне эта абберивиатура вообще не знакома. Там, наверное, было какое-нибудь «лайно», потому что речь шла о «Лиге чего-то»… Но дело не в милозвучности, а в решимости замахнуться на большое дело маленькой командой. Ассоциация очень простая: это «Хартия-4». Масенькая — действительно. Гермиону спрашивают: «А сколько у вас будет членов?» — это Саша Кривенко, Мыкола Вересень, я, Сережа Рахманин и Тарас Кузьмив. «Могучая кучка», которая приложила немало усилий к тому, чтобы исчезновение Георгия Гонгадзе не прошло незаметно для общества и для политикума. Масенькая организация, которая отлавливала на лестничной клетке политических лидеров, которые завидев друг друга, разбегались: Симоненко, Мороз, Тимошенко — тогда был такой состав оппозиции. А мы просто за фалды их хватали и затаскивали в нашу однокомнатную «явочную» квартиру на Круглоуниверситетской, чтобы объединить их усилия в акции «Повстань, Україно!».

И у нас не было никаких сомнений в том, что мы поступаем правильно, выходя за рамки каких-то своих журналистских обязанностей. Потому что это и есть гражданское общество — когда люди своими действиями, своей позицией заполняют дыры, которые оставляет власть либо оппозиция. Ну, и извечная наша тема — невозможность объединиться, невозможность договориться в Украине. У нас были не такие уж простые отношения с Сашей Кривенко — для этого были основания, причем профессиональные. Но когда мы делали общее дело, нам было абсолютно наплевать на это. Мы его делали. И мы его делали для своей страны, будучи в то время абсолютно уверенными, что мы делаем все верно. 

— Понимаете, Гарри Поттер — по большому счету, не про заклинания, не про волшебные палочки. Это про то, что было сказано в старом фильме «Золушка»: «И никакие связи (в скобках — заклинания, волшебные палочки и различные прибамбасы черной, белой или какой-то иной магии) не помогут сделать ножку маленькой, а сердце большим». Это про долг, про крест на плечах. Одни его несут, другие по нему через гать переходят.

— Это антураж. Книга могла быть про спорт, про волшебство, про кулинарию, про покорение Джамалунгмы — фон мог быть разным. Это про дружбу, человеческие отношения, про смелость, предательство — а все это не заклинания. Это все жизнь. Они абсолютно всегда актуальны. На то они и вечные ценности.

— Нельзя вмешиваться во время, если ты не Стивен Хокинг, конечно. По большому счету, бессмысленно жалеть о том, что было сделано, а еще больше — не сделано. Эти вещи исправить нельзя. А даже если бы была такая возможность, Рэй Бредбери нам рассказал, чем это может закончиться: наступив в прошлом на крыло бабочки, можно получить президента-диктатора.

А что касается будущего, оно мне чрезвычайно, необыкновенно интересно. Поэтому в этом меняющемся мире политологи мне неинтересны. Они, как генералы, всегда готовятся к прошлой войне. А вот футурологи — это здорово. Но у нас пока нет традиции интересоваться, каким может быть будущее. Именно оно интересно, потому что конструкция сломана, а какой будет новая, не знает никто.

Помните, как в «Капитанской дочке»: тулупчик не налазил на Пугачева и трещал по швам. То же самое сейчас происходит с мировым устройством, начиная от всемирных организаций, заканчивая формами правления. Малюсенькие тулупчики, которые были придуманы для миллиарда, просто трещат на растущем и бурно меняющемся мире. А что мир будет носить вместо них — вот это интереснее всего. Это не такое уж отдаленное время, и хотелось бы увидеть его. А может, и не хотелось бы. Но за детей страшно. Потому что как только появляются дети, ты уже о себе не думаешь.

— Юлия, в интервью «Детектору медиа» вы сказали, что «нам не хватает огромного количества специалистов, но в первую очередь нам не хватает визионеров». По мнению футуролога Владимира Никитина, мы уделяем внимание только актуальному, забывая о важном. А без думания о важном будущее не построить. Может все же, визионеры у нас есть, но общество не хочет их слушать? Не важнее ли понять сейчас, почему не хочет? Понять, чтобы двигаться дальше…

— Это немножко про другое. Всегда должны быть люди, которые занимаются пожарами. Всегда должны быть люди, которые его предотвращают, занимаясь профилактикой. И всегда должны быть люди, которые строят здание с более совершенной противопожарной системой. Это разные профессии. Наша власть — она ведь по тушению пожаров и по воровству огнетушителей. Она не по архитектуре. Не может быть вся власть по архитектуре и по системе противопожарной безопасности. Должны быть и те, и другие.

У меня когда-то по этому поводу была дискуссия с Гонтаревой (Валерия Гонтарева — глава НБУ с июня 2014 г. по март 2018 г. — Авт.). Она говорит: «Посмотрите, сколько всего нужно решать». Я говорю: «Да, но у вас в Национальном банке можно найти комнату, где вы посадите несколько головастых людей, которые будут думать о стратегии. Которые будут говорить, что произойдет, если не сделать это или если сделать это. И какие это будет иметь проекции на перспективу. И к чему вы должны прийти, к чему вы ведете этот корабль». Потому что, когда мне говорят сейчас, мол, как же реформ не было, посмотрите, как у нас расчищена банковская система, я отвечаю: «Очень хорошо — убрали с рынка кэптивные банки, а теперь давайте посмотрим на реальную работу банковской системы сегодня»…

Во-первых, в Украине под 60 % банковского сектора — это теперь государственные банки. Государству нафиг не нужен «Укргазбанк», «Ощад», «Приват» и «Укрэксим». Это раз.

Второй момент — как мы обошлись с активами ликвидированных банков? Как это все происходило? Может, сначала дали вывести самое «вкусное», а потом «съедобное» за копейки слили через Фонд гарантирования вкладов? А потом это все компенсировали из бюджета, то есть — из наших карманов? А теперь еще бывшие владельцы подают в суды и отсуживают активы, которые были в банках, не собираясь гасить Фонду гарантирования то, что было выплачено вкладчикам.

И третий момент: вы где-то видите кредитование — основная задача для подъема экономики? Нет, вы его не видите. Потому что в нашей стране, если вы мне дали 100 миллионов и пришло время возвращать кредит, я к вам прихожу и говорю: «Я тебе отдам 20». Вы мне говорите: «А почему 20? Ты же 100 брал». О процентах вообще не говорим. Я говорю: «Сиди и молчи. Потому что за 10 % от чека я в суде получу решение, что я тебе не должен вообще ничего». Банки бояться кредитовать в таких условиях, понимаете? И активы они не заберут, потому что туда приходят батальоны. А куда приходят батальоны, туда не приезжает полиция. И это называется системной банковской реформой?

Я привела один маленький пример. Всегда должна быть стратегия. А это уже из «Алисы в Стране Чудес»: «Куда мне идти?» — «Ну, это в зависимости от того, куда ты хочешь попасть». Всегда нужно знать, куда ты хочешь попасть. И идти.

— Мне кажется, это о той ситуации, когда Гарри, которому явился Волан-де-Морт на кладбище в книге «Кубок огня», потом всем сообщил, что Волан-де-Морт воскрес. А Министерство страшно боялось этой информации. И объявили Гарри лжецом — кругом и везде. И он в Хогвартсе, в его школе, которая стала его единственным, по сути, домом, был подвергнут остракизму. Гарри понимал, что есть страшная угроза — она возрождена, она движется, она концентрирует силы, а ему никто не верил. И это один из самых сложных моментов в его жизни.

Когда ты обладаешь знаниями, когда ты понимаешь, что необходима общность как никогда, но при всем при этом окружающие начинают «выискивать блох». И им легче верить в какую-то ерунду, нежели в реальность опасности. Они не в состоянии просто поверить человеку, который заслужил своими действиями, чтобы ему верили.

Ассоциация? Это не доступный пониманию многих груз, который несут сильные люди. Потому что все остальные считают, что сильным не нужно помогать. Они ведь справятся сами. Они ведь ни в чем не нуждаются. Они ведь сами сильные. Но дело в том, что все сильные — живые люди, и им тоже нужно плечо. И тем, кто сильным себя не считает, нужно не бояться подставлять плечо сильным людям. От этого все станут крепче.

По примеру того, как была создана Армия Дамблдора — когда поверили Гарри. Без никаких праймериз. Просто создана армия — рядом с человеком, готовым бороться со злом.

— Ну, это, конечно, братья Уизли, близнецы. Такие умные клоуны. Здесь мы видим прямой отсыл к подстрекающему запрету. Всегда интересно то, что от тебя прячут, что тебе запрещают. И на самом деле, все, что от тебя скрывают — это опять же профессиональное.

Мы с вами говорили когда-то, что журналист — это не тот человек, который хорошо пишет сочинения или стихи в школе. Журналист — это человек, который в курсе всего, что происходит не то, что в классе, — на параллели, на два этажа вверх и на один вниз. Это очень любопытствующий человек.

Была ли я началом к подстрекающему запрету для своих детей? Сын Глеб — не скажу, что послушный, нет, — скорее, размеренный. Мы с Глебом говорили обо всем, без табу. Мне кажется, это помогло ему обрести редкое чувство — чувство меры. Он — канатоходец. А Анька — вот это геморрой в огне! Это девица с моим языком, с моим ассоциативным, образным мышлением, но с Толиной стояковостью, с его надежностью. Пообещала — сделала. Такая, знаете, бритва на сваях. Интересная, конечно. И с очень неплохим чувством юмора.

Например, она принесла вино для котов — оказывается, есть такое. И решила нашего Йоду слегка подпоить, потому что на валерьянку он вообще никак, зараза, не реагирует — никакой радости в семье. Звонит мне и говорит: «Мам, я напоила кота» — «Ань, что ты наделала?.. Ну и как он отреагировал?». Она отвечает: «Ну как-как отреагировал? Позвонил бывшей, сказал, что он ее любит, блеванул три раза и лег спать…». Тринадцать лет! (Смеется.) Так что даже провоцировать не надо.

Я вот это вам рассказала, а теперь опять по указке Грынива напишут, что наша дочь — алкоголичка. Знаете эту историю, да? Аня осенью начала заниматься рисованием — можно у Гриценко на фейсбуке посмотреть ее все работы. Она учится писать маслом и должна была освоить хрусталь, стекло прозрачное. («Это, извините, из печерского суда», — говорит Юлия о назойливых мухах. Мы смеемся.) После этого в интернете написали, что Гриценко — бухарь и дочку свою алкоголичкой сделал: посмотрите, мол, что она рисует…

А после моей истории о спаивании кота вообще будет капец. Люди жалобу в «Спортлото» напишут.

— Это очень понятно. Хотя, вы знаете, наши дети страхом межполовой социализации не болели. Но мне абсолютно понятна логика мальчишек, которые боятся сделать первый шаг, боятся быть осмеянными, боятся отказа. Я очень надеюсь, что, становясь мужчинами, они будут страх перед поступком.

Хочу вам почитать — у нас сегодня Анин бенефис какой-то — она мне переслала в феврале прошлого года скан своей переписки с мальчиком, просто чтобы спросить: «Мам, я правильно ответила или нет?».

Парень пишет ей:

— Хочешь, я в понедельник тебя обниму?

И ему отвечает наша 12-летняя дочь:

— Знаешь, настоящие мужчины не спрашивают разрешения. Они принимают решение сами, потом отвечая за последствия, какими бы они ни были.

— Нихерасе! Ты человека можешь обосрать аккуратно, — с двумя «к» написал мальчик.

На что Аня заметила:

— Я думала, ты просто сделаешь вывод из этой ситуации.

— Я-то сделал. Но так надо уметь.

На что Аня ответила:

— Ты же еще маленький мужчина — вот и учись.

— Капец! — ответил мальчик.

Это про «драконов» и людей. Я понимаю, что сражаться с драконом — это не так страшно вообще, как сделать шаг навстречу человеку, который тебе нравится, или к задаче, которая перед тобой стоит, или к мечте, или к цели. Можно пафос наращивать. Но на самом деле этим же, а не сексуальным опытом, отличается мужчина от мальчика. Готовностью совершать поступки — какими бы ни были их возможные последствия, если того требуют жизненные обстоятельства — или твои задачи, или твои цели, или твоя мечта.

— Это то, о чем мы говорили выше, — неумение видеть большие проблемы и, соответственно, системные, а не индивидуальные решения. Это себялюбие, это микроскоп вместо телескопа. Это то, с чем мы сталкиваемся постоянно, на каждом шагу. Когда нет осознания глубины ямы и нет понимания, что наши личные амбиции в данной ситуации должны быть свернуты в трубочку и засунуты глубоко в «инкомбанк». И все, кто может хоть что-то держать в руках или в голове как оружие, должны просто объединяться. Понимая, что пришло время: мы оказались перед лицом абсолютно реальной угрозы исчезновения нашего государства. Разборки его на органы.

И не имеет значения, территориями или ресурсами, включая человеческие. Это время пришло. Не когда-то эта угроза может наступить — она уже здесь, мы уже в ней. Мы уже, как в мультике, перебираем лапами, пролетая над пропастью: тррррррр! Но для того, чтобы эти угрозы преодолеть, опять же — нужны стратегии. И не чужие рецепты, а свои.

У меня всегда была мечта провести исследование украинской ментальности. Я противник бездумного перенесения западных правил на нашу почву, потому что люди ходят так, как им удобно, а не там, где волюнтаристски проложены дорожки, условно говоря. А мы должны понимать, как можно отформатировать пространство парка так, чтобы и людям было удобно, и движение было цивилизованным. Но для этого мы должны понимать: какие мы, чего мы хотим на самом деле и к чему мы готовы? Это не значит, что социология ответит на эти вопросы. Наша, отечественная социология не склонна делать анкеты с большим количеством ловушек. А мы ведь так умеем обманывать — а) интервьюера, желая казаться лучше, б) себя...

Мне было очень интересно прочесть книгу Сета Стивенса-Давидовица «Все лгут. Поисковики, Big Data и Интернет знают о вас все». Есть статистика поисковиков Гугла, когда люди, как он написал, «под приватностью клавиатуры» считают, что они остаются один на один с искомым и ищут именно то, что им нужно, а не то, что принято, законно, нравственно, политкорректно, полезно или еще что-то в этом роде. В итоге люди открываются. И оказываются значительной частью не такими, какими их видят те же социологи.

Это как скрытый диагноз. Зная диагноз, можно заниматься лечением, оздоровлением, укреплением, профилактикой. А не зная — ты лечишь совсем другую болезнь, которая на поверхности. И ты ничем себе не поможешь, потому что болезнь — другая.

— Вы все время, ведая то или не ведая, спрашиваете, как помещать в одну жизнь большие общие задачи, и маленькие конкретные человеческие жертвы. Из этого жизнь и состоит, наверное. Но ты все время думаешь, что жертвой может быть кто-то. Но ты-то хозяин своей судьбы.

Оказалось, например, что я — нет. Меня Степаныч (Анатолий Гриценко. — Авт.) не спрашивал, идти ему в президенты или не идти. Он просто пошел. А я стою на своей клетке в шахматах и пока совершенно не понимаю, что мне делать. В журналистике была моя партия. А это — политика. Но я стою на клетке. Потому что он делает большое Дело. И плевать, что я чувствую при этом, мне, и всем должно быть тоже. Потому что это последний шанс — изменить качество власти, а не фамилию.

А знаете, какая моя самая любимая цитата из Гарри Поттера, самая важная для меня? Это то, что, по-моему, сказал Альбус Дамблдор Гарри: «Пришло время выбирать между правильным и легким»…

— Вот это самое главное.

— А самый важный для вас фрагмент книги, фильма?

— Пожалуй, когда Гарри принимает решение идти на смерть. Роулинг потрясающе описала это. И про барабан сердца, которое пытается настучаться перед тем, как остановиться... Он проходит мимо своих друзей и мимо Джинни, которую любит. Решает уйти не обняв, не прильнув, не почувствовав тепла тела перед таким страшным и последним испытанием, уйти тихо, никому не говоря о том, что кричит в душе, — это величайший акт самопожертвования.

Он жертвует не только жизнью, жертвует своим комфорт перед смертью. Он готов не делить ни с кем свой страх, чтобы никого не пугать, понимаете? Вот это, с моей точки зрения, огромная жертва. Потому легче умирать, когда ты со всеми либо попрощался, либо кого-то держишь за руку. А он за руки держал только, условно говоря, призраков, которые собрались вокруг него, вызванные одним из крестражей. То есть рядом с ним не было тепла. Умирать без тепла — это безмерно страшно. Когда рядом с тобой никого нет. Но он на это пошел просто, чтобы никого не беспокоить.

Мне кажется, что не стыдно спрашивать, не стыдно потерпеть неудачу, не справиться с чем-то, что оказалось тебе не по плечу, не стыдно быть отвергнутым, — стыдно бояться бороться. Это книга еще и про это. Про неравные силы. Почему, собственно, Гриффиндор, а не Слизерин или Когтевран? Гриффиндор — потому что отвага, потому что из-за трусости человеческой чрезвычайно много проблем на земле. Даже мозгу нужна смелость, чтобы вырваться из колеи, разорвать шаблон…

— Многие люди боятся, но они преодолевают свой страх.

— Честь им и хвала за это. Начиная от приглашения заветной девочки на медляк, заканчивая выбором своего пути.

— Письмо Татьяны Онегину отсюда?

— Да, отсюда, конечно. И это не только чувства, это поступки. Неси ответственность. Но даже когда у тебя неравные силы, поджать хвост? Нет!

Я выросла в Киеве в бандитском районе Сталинка и знаю, что такое разборки, драки, что такое стенка на стенку. Помню ситуацию, когда никого не было дома, а со мной пришли разбираться семеро пацанов, и все были старше меня. Единственное, что я взяла с собой, — это связку ключей. Я не стала прятаться за дверью — это было стыдно. И они отступили, просто отступили. Нельзя бояться. То, как тебе страшно, не имеет значения. Имеет значение, что ты не отступил.

Когда я Павлу Ивановичу Лазаренко говорила, что в гробу карманов нет, наверное, мне тоже должно было быть страшно… Но не было.

Почти за 24 года существования «Зеркала недели» Юлия Мостовая опубликовала в газете более 500 авторских материалов. Читателям еженедельника хорошо известно ее остроумно-метафорическое перо. А умение добывать нужную информацию и глубоко ее анализировать нередко помогали делать точные политические и профессиональные прогнозы. Некоторые из них — почти пророчества, актуально звучащие… сегодня.

«Детектор медиа» сделал свою подборку наиболее ярких цитат
Юлии Мостовой:

«У осиротевшей без хозяина страны теперь будет мама», 1 августа 1997 года

«“Да ну какой она генератор идей? Она просто почтальон между реальными людьми в ЕЭСУ и Кабмином”. “Угу. Видел я вашу Тимошенко. Наивные ответы, наивные оленьи глаза... Никакой она не экономический монстр”… Украинские, да и российские, политики и бизнесмены не смогли распознать в Юлии Владимировне перспективного, амбициозного и достаточно жесткого политика. Они обманулись. Обманулись точно так же, как и основатели ЕЭСУ, поначалу, по всей видимости, действительно считавшие Юлию Владимировну не мозгом, а лицом компании. Ее недооценили».

«Время собирать розы и сеять шипы», 14 июня 2002 года

«“Глава администрации Президента Виктор Медведчук” — к этому определению еще предстоит привыкнуть. Данное сочетание должности и фамилии, надо полагать, ласкает президентский слух. Как же, сама “Золотая рыбка на посылках”. И новоназначенный не в обиде. Хотя столь высокая чиновничья должность — это слишком много для лидера проигравшей выборы партии и слишком мало для амбициозного политика Виктора Медведчука».

«Как рождалась сказка и умер миф», 9 сентября 2005 года

«“За что боролись?” — спросили себя те, у кого дома хранятся истрепанные оранжевые ленточки. И большинство не нашло ответ. И зря. Потому что боролись не за кого-то, а за себя.

…Майдана каждый день не будет. Скорее всего, его больше не будет никогда. Пройдут годы, прежде чем общество сможет влиять на власть, став гражданским. А пока этого не произошло, те, кто теряет веру во власть, обязаны приобрести веру в себя. Это они без нас не смогут, а мы каждый день и каждый час доказываем свое право обходиться без них. И без иллюзий тоже».

«Стратегия самоуничтожения», 13 октября 2006 года

«Подписав Универсал национального единства, политики занялись привычным делом — приступили к реализации программы безответственного политического противостояния. Оно уже давно превратилось в самоцель, почти выхолостив из действий основных игроков и их команд смысл. Конфликтность, неадекватность и непрозрачность действий отечественных политиков стали фирменным клеймом многих решений, а что самое главное — нерешений».

«Осторожно: объятия открываются!», 4 сентября 2009 года

«Почему всякий раз, когда Россия идет нам на уступки, у меня возникает ощущение нашего проигрыша? Впрочем, этот риторический вопрос стал “сыном ошибок трудных” и результатом дроби, где в числителе декларация государственного интереса, а в знаменателе — теневые бизнес- и политические договоренности многочисленных власть имущих обеих стран».

«Первая декада века», 29 декабря 2010 года

«Многие из нас десять лет назад умели давать сдачи, а теперь — только взятки. Многие хотели изменить мир, а теперь не верят, что смогут добиться правды в жэке. Мы вынем душу из паркетчика, столяра и сантехника, делающих ремонт в нашей квартире, мы заставим их сделать все так, как нужно нам, но мы все еще не можем собраться с силами для того, чтобы контролировать смету, качество материалов и работы прорабов государственных».

«Перед рывком», 22 января 2010 года

«Это уже потом мы станем свидетелями охоты ведьм на ведьм и перераспределения большой собственности между большими и малой — между малыми бизнесменами и чинами.

Это уже потом Межигорье вместо Безрадичей, поле для гольфа — вместо “Мистецького арсенала”, охота — вместо глечиков.

Это уже потом будет попытка купить, потом договориться, потом закрутить гайки, потом разогнать досрочно, потом отдать приказ, а потом спешно покинуть чартерным рейсом страну. Это все может быть потом. Если…»

«Как Янукович сам себе перчатку бросил», 25 марта 2011 года

«Дело Гонгадзе — чрезвычайно запутанный клубок, но распутать его все еще можно. Если заниматься расследованием, а не отрабатывать заказ. Уже нет в живых Кравченко, Фере, Киселя и Гончарова. Но живы и здравствуют те, у кого есть ответы, — экс-прокурор Потебенько, экс-секретарь СНБОУ Марчук, экс-председатель СБУ Деркач. Ну и, разумеется, Кучма и Литвин. Для того чтобы определить заказчика, достаточно коварства и мстительности. Для того чтобы найти кукловода, нужны мозги и воля. Слабо?»

«Корсет для мечты», 20 марта 2015 года

«Понимая все сложности, которые прошел Сингапур и, видя его экономические результаты, я искренне тосковала по поводу того, что мне нужно вернуться домой и опять, прильнув к микроскопу, заниматься исследованием, как колония грибков с Банковой воюет с колонией бактерий с Грушевского. Воюет за нефть; за “газочек”; за заработки на электроэнергии; за рефинансовый откат; за “корыто” на железной дороге и “мисочки” на таможенных переходах; воюет за заработки на АТО и за контрабандные потоки из АТО; воюет за эфирное время; за еще не до конца украденную, но уже расчерченную пашню; за объем олигархического финансирования частных и партийных нужд...»

«Год очищения», 28 декабря 2015 года

«Нам нужны рецепты развития страны, а не долговозвращения. Мы никогда никого не догодним. Мы можем только перегнать, определив, каким будет мир через 10–15 лет, и осознав, чем мы можем и сами хотим быть ему полезны. Иначе — на органы…»

«Кровотечение: Почему украинцы покидают свою страну», 27 января 2018 года

«Корень многих наших проблем, понуждающих украинцев к отъезду, не просто в пассивности подавляющего большинства, а в отсутствии навыков объединения для достижения общих созидательных целей…

… Искренне порадоваться долгожданному безвизу, перевести деньги на карточку волонтера АТО, утереть слезу при звуках “Плине кача…”, постоять на коленях у могилы погибшего на фронте… и отправиться калымить на стройку в “немытую Россию”?»

«Післямова к прелюдии», 29 октября 2004 года

«Как молоды и честны мы были. Как радовались победам друг друга. Как точно знали, что хорошо, а что плохо в нашей профессии. Как считали себя “шпионами от народа во власти”…

…Мы позволили себя растащить, по сути предав не только идеалы молодости (Бог с ними), предав профессию. И те, кто пришли за нами, оказались в подавляющем большинстве без лица.

В этом наша вина, потому что журналистика превратилась в ремесло, а ему не нужны ни таланты, ни личности. К сожалению, мы остались лучшими и непревзойденными, потому что после нас уже никто не летал.

При этом некоторые из нас стали полководцами, ведущими за собой серую прагматичную пехоту, которая безотказно жрет и стреляет по обозначенным целям. Какое же страшное преступление мы совершили, не выполнив свое предназначение».

«О Драконах ни слова», 29 декабря 2011 года

«Три поколения — такие разные. Каждое — эпоха. Поколе­ния светлого прошлого, серого настоящего и другого будущего…

… Кто может сказать, что болит больше — несчастная любовь, стресс постоянной гонки на выживание или разорванное тромбом сердце? Никто. Так пусть в вашем доме Майя Крис­талинская уживается со Стин­гом и Daft Punk. Любви вам всем, сил на понимание друг друга.

В эти дни.

В этот год. В этой жизни».

И рубрика «Моя анкета» — в завершение разговора

— Полвека за спиной — это…

— … это не чувствуется, это не измеряется годами. Это измеряется любовями, детьми и политическими пиками в стране.

— Владимир Павлович Мостовой в интервью «Детектору медиа» говорил: «Моя дочь всегда тезис приводит: “Более эффективно воспитывает свет из-под двери родительского кабинета”». Когда и при каких обстоятельствах эта полоска света стала для вас говорящей?

— Полоска света всегда было в моей жизни. Всегда был дед, который готовился к каждой своей лекции, несмотря на то, что знал наизусть весь курс. Всегда пытался найти что-то новое для своих студентов. Мой дедушка Владимир Васильевич Науменко был профессором-физиологом, завкафедрой.

Отец, который приходил с работы, и они с мамой обсуждали все вещи, которые происходили в редакции. И то, что мешало писать ему, что он хочет. И радости от позволения, от возможности написать эзоповым советским языком то, что написать необходимо. У папы не было кабинета, он писал либо на кухне, когда все спали, либо в туалете, потому что там можно было курить. В таких «библиотеках» сидели очень многие советские люди. Я помню характерно отчеркнутый заголовк. И дальше — пустой белый лист. И как он заполнялся. Иногда быстро, иногда очень медленно. Но я всегда знала, что это ответственные усилия — подобрать правильные слова и выразить точно свою мысль. И я знаю, что папа за них боролся.

И мама, которая была собирателем всехних проблем, но при этом всегда все успевала. Мама, которая была умница, медалистка, с прекрасными перспективами заниматься вопросами высшей нервной деятельности, дельфинами, например — ее приглашали. Но она посвятила жизнь мне и брату, мы часто болели. Она всегда работала. Отдыхающей маму сложно было увидеть. Но это было без жалоб. И она никогда не срывалась на нас из-за этого. Она была другом, как я стараюсь быть другом своим детям. Это тоже была работа, которая всегда отбрасывала полоску света. Либо из ванной, где нужно было стирать без стиральной машины на таре, либо из кухни, когда она таскала выварки с постельным бельем.

Это все были полоски света — люди, которые не сидят без дела, и остальным от этого интересно и надежно.

— Вы жалеете о чем-то сделанном, в том числе — написанном, вами?

— Я не отношусь к тем людям, которые занимаются самокопанием или проводят ревизию прошлого. Видимо, ввиду бессмысленности. Потому что весь накопленный опыт переплавляется. Как новостник переплавляется со временем в аналитика — то же самое происходит с человеческим опытом. А вот сидеть, как «царь Кощей и над златом чахнуть», все это перебирать, перемацывать — нет, для этого существует пенсия. Я на нее пока не собираюсь. Я еще успею всю жизнь перетрогать, перенюхать каждую фотографию, что называется — вспомнить все.

А может, и не стану этим заниматься, потому что позади много всего очень хорошего и очень много того, что называется болью. Не надо смешивать, этого хватает и сегодня.

— «Моральное диссидентство» (Мирослав Маринович) для меня — это…

— … форма жизни. Я в это вкладываю верность ценностям, но не витринно-демократическим, а человеческим. Моральное диссидентство — поступать порядочно. Я уже говорила, что порядочность — это дополнительный налог, который люди платят, теряя в конкурентоспособности. Не люблю повторяться, но лучше не сформулирую.

Мне вообще запрещено делать какие-то непорядочные вещи — мгновенная карма. Я пару раз пробовала быть рациональной в своей жизни. Моментально отлетает от стенки и бьет прямо в лоб. Давно перестала даже пытаться это делать. Сохраняю эти утопические позиции — в принципе нормальные, просто непрактичные. С ними жить хорошо — выживать плохо. Это и есть моральное диссидентство — это жизнь в нравственном меньшинстве.

— Я волшебница для своих детей, потому что…

— Я не волшебница для своих детей. Смею надеяться, что я им друг. Усилия, которые иногда нужно тратить на какую-то приятность, им, наверное, понятны. Еще они обладают знанием, переданным по наследству: дарить приятнее, чем получать подарки. Это унаследовано мамой от бабушки, мной от мамы, детьми от меня, и Толька точно такой же оказался. Кто-то откуда-то возвращается в предвосхищении того, что кого-то порадуешь тем, что ты выбегал, нашел нужно-радостное, а не взял магнитик «Абы шо»… Я терпеть не могу дарить людям ненужные вещи и отбывать номер. И не люблю спрашивать: «А что тебе подарить на день рождения?», считая, что это, может быть, практично, но свидетельствует о твоем невнимании к человеку. Если ты к человеку внимателен, то знаешь, что ему подойдет и что его обрадует. А радовать подарками — это самое большое удовольствие. И никакого волшебства!

— Когда я стану первой леди…

— Наверное, наш разговор — не место для таких гипотетических допущений, но меня всегда волновали и очень волнуют две вещи. Как помочь молодым людям найти свое дело и стать счастливым, эффективным, креативным — и никогда не работать, потому что занимаешься любимым делом, и не быть коррумпированным, потому что ты не предашь свое Дело. Качественное, умное профтестирование — шанс для многих. Кроме того, мы должны думать, как заинтересовать молодежь нашей страной, как создавать площадки возможностей.

А еще мне болят старики. Старики, которые не могли прожить гладкую жизнь и должны страшно и коряво умирать. Проблема старости в нашей стране — это важно. Я не смогу повысить ВВП, пенсии и жизненный уровень. Но, может быть, можно будет помочь организовать систему неблатных хосписов и домов престарелых. Человек не должен быть один, когда он уходит.

Я ничего еще не решила, ничего еще не знаю. Но без дела сидеть не буду. Просто надо оглядеться, стоя в середине шахматной клетки :)

— Я уеду из Украины, если…

— Иногда мне очень хочется куда-нибудь в канадскую глушь, в лес на берег озера, чтоб на мили вокруг — никого… Но думаю, это какие-то эмоциональные протуберанцы. Не думаю, что смогу уехать.

Я не хочу смотреть на свою страну, если у нее отберут шанс. Не захочу смотреть, как она становится на разборку.

Если ничего нельзя будет изменить, то, может быть, я сбегу, чтобы не видеть финальной стадии. Но считаю, что есть шанс не заезжать на эту эстакаду.

— Любовь — это…

— … это когда ты можешь с человеком говорить всю ночь напролет, прожив с ним много лет. Это когда тебе абсолютно комфортно с ним молчать и не нужно заполнять паузы, натужно и неловко. Это когда ты не можешь смотреть на красоту в какой-нибудь стране или просто на закат и наслаждаться им в полной мере, чтобы не дергать за рукав, чтобы не поделиться: «Смотри, смотри, как классно!». Это когда ты едешь в машине — и ни с того, ни с сего начинаешь говорить одно и то же или заводишь одну и ту же песню с ним…

Это уважение, откровенность, понимание, дружба. Секс тоже «в пакете» — так что взаимопонимание в этом вопросе — это классно. (Смеется.)

— Мои следующие полвека начнутся…

— … с облегчения, что 50-летие позади. Не люблю свой день рождения. Потому что я человек очень общительный, а имея день рождения летом, ты никогда не можешь собрать своих друзей. На моем празднике в детстве всегда были случайные люди — кого во дворе отловила, того и притащила за стол. Тех, кто приезжал к бабушкам и дедушкам в город, вместо тех, кто разъезжался к бабушкам и дедушкам в деревню или в пионерские лагеря. Рядом оказывались едва знакомые люди, что никогда не приносило радости.

Поэтому у меня день рождения связан со словом «отбыть». Не будет никакого юбилея, никаких ведущих, никакого бомонда, никаких понтов. В пятницу будем сдавать 1203-й номер «Зеркала», дожевывая тортики, а вечером соберется семья, самые-самые близкие люди. Они выпьют, я послушаю, что они мне скажут. И на следующий день я выдохну: «Живем дальше»…

— Музыка, которая сейчас звучит у меня внутри, — это…

— … «Мы вдвоем». Вы не знаете эту песню?

«Мы можем снять с тобой фильм на Оскара.

И не получить его из-за погоды.

Мы можем стать с тобой в море мокрыми.

И нас за своих примут пароходы…»…

Если хотите, послушайте. Это то, что сейчас звучит у меня внутри. У нас.

Фото: Павел Шевчук