Двое суток Украину держали в напряжении новостями о журналисте Аркадии Бабченко. Сначала — о том, что его убили тремя выстрелами в спину на пороге собственной квартиры в Киеве, затем — известием о спецоперации, которую провели Служба безопасности Украины и Генпрокуратура. Выяснилось, что Бабченко — жив, он сам дал согласие на инсценировку. Целью спецоперации было предотвращение реального убийства, организаторы которого, по словам СБУ, имели непосредственное отношение к Российской Федерации.

Безусловно, то, что Бабченко удалось сохранить жизнь — это успех. Но этот кейс стал показательным и для украинского медиапространства, обозначим только некоторые из причин.

Не сотвори себе кумира

Действительно, подобные спецоперации имеют смысл, если соблюдена полная секретность. Подобные истории могут организовываться в случае с бизнесменами или мелкими чиновниками, чтобы уберечь их от заказных убийств и поймать организаторов планируемого покушения. Но в таких случаях и резонанс меньше. Бабченко — медийная персона, журналист, да еще и бежавший из России. На фоне убийства Шеремета все это выглядит очень скандально и резонансно, а значит, сразу было ясно, что затронет чувства многих.

После того, как открылась правда о спецоперации, все интернет-сообщество разделилось на два лагеря: одни — поддержали СБУ и ГПУ, другие — не поняли.

Интересно, что среди похваливших эту операцию оказалось немало тех, кто еще вчера ругал украинские спецслужбы и активно обвинял в бездействии. Случай с Бабченко здесь как бы показал блестящую работу СБУ и ГПУ, возможности справиться практически с любой задачей и способности бороться за человеческие жизни.

В адрес Службы безопасности и Генпрокуратуры тут же понеслись хвалебные речи и радостные овации — сыграла эйфория от того, что Бабченко показался в прямом эфире живым и невредимым.

Однако действительно ли эта конкретная операция способна радикально изменить отношение украинцев к спецслужбам страны? Да, по словами правоохранительных органов, раскрыты убийства Бузины и Вороненкова, покушение на Мосийчука. Но другие резонансные преступления так и остаются нераскрытыми, и это — реальные убийства. Никак не продвинулось расследование убийства Амины Окуевой — осенью прошлого года ее машину обстреляли неподалеку от Глевахи в Киевской области. Ничего не слышно об успехах в деле Павла Шеремета — 20 июля исполнится два года, как он погиб, подорвавшись в автомобиле по дороге на работу.

Эмоциональный удар

Еще одна сторона аспекта — морально-этическая. Известие о гибели Бабченко не на шутку взволновало многих, ведь он сотрудничал с разными украинскими СМИ и дружил со многими журналистами. Конечно же, все, кто знал Аркадия, очень растерялись и расстроились.

Отдельно напряглись и другие журналисты, которым также угрожали из-за профессиональной деятельности. А также журналисты из России, которые выехали работать в Украину в разное время.

Многие пережили снова эмоции 20 июля 2016-го — день смерти Шеремета.

Журналист «Нового времени» Иван Верстюк писал о том, как эмоциональный удар может повлиять на работоспособность и продуктивность людей.

Другой журналист и ведущий, Даниил Мокрик, также написал о том, что сотни людей не могли уснуть из-за страха и отчаяния, сотни людей целую ночь пытались разобраться в том, что же случилось.

Какие последствия могла повлечь за собой эта история, если бы правда вовремя не была обнародована? Могли ли люди с расшатанной в условиях войны психикой пойти на радикальные действия, приняв такую смерть близко к сердцу?

Некоторые даже посчитали это обесцениванием реальных трагедий, которые уже имели место быть.

Доверяй, но проверяй

«Операция Бабченко» поставила под угрозу украинские медиа. Теперь, когда общество раскололось на два лагеря с разной оценкой произошедшего, сторонники действий ГПУ и СБУ стали кидать камни в украинских журналистов, обвиняя их в непрофессионализме.

Мол, сами виноваты, что поверили в это — официальных заявлений о том, что убили конкретно Бабченко, на самом деле и не было. Здесь обвиняющие имеют в виду, что на официальных сайтах Национальной полиции или МВД не было четких сообщений с подтверждением инцидента.

Однако на самом деле подтверждение от официальных лиц все-таки было. Например, советник министра внутренних дел Антон Геращенко на своей странице в ФБ написал такой пост:

Конечно, кто-то может посчитать, что Фейсбук — недостаточно официальный источник информации. Однако во всем мире СМИ уже давно активно цитируют в качестве первоисточников посты на личных страницах знаменитостей и чиновников разного ранга. Например, твиттер Дональда Трампа регулярно появляется в крупных мировых медиа — как личная позиция американского президента.

Были и другие подтверждения «смерти» Бабченко: от его друзей и коллег, от соседей и от сотрудников полиции, дежуривших на месте происшествия. Вот, например, пост журналистки Bihus.info Алисы Юрченко:

Так почему же все эти комментарии не могли считаться официальным подтверждением? И каким оно тогда должно быть, если такие варианты уже не считаются?

И, самое главное, как впредь журналисты должны вести себя, если появится сообщение о новой стрельбе, подрыве или покушении? Безоговорочно верить или все же воздержаться от срочной публикации новостей? Прикладывать к материалу заключение патологоанатома? Публиковать фотографию тела?

А также: кому верить, если получается, что спикерам официальных государственных структур доверять нельзя?

От редакции «Детектора медиа». Мы готовы опубликовать и другие мнения о последствиях столь чрезвычайной для украинских и не только СМИ ситуации.

Фото: depo.ua