Не надо ситуацию с Прямым каналом изображать подобной ситуации с НТВ
Я ушел с «Прямого» в августе этого года. Расставание было неслучайным. Как с моей стороны, так и со стороны канала. Мы, как говорится, давно к этому шли. И здесь мне, честное слово, хотелось бы поставить точку - человек я старомодный, и о недавнем месте работы предпочитаю до поры до времени говорить как о покойнике – либо хорошо, либо ничего.
Но, увы, не получается. Потому что сегодня я обнаружил, что политолог Виктор Уколов, в недавнем прошлом сотрудничавший с администрацией Порошенко, причем как раз по вопросам работы со СМИ, решил использовать мое имя и доброе имя прежней телекомпании НТВ – той, в которой я когда-то работал, и которой давно уже нет, но которую многие до сих и в Украине вспоминают с любовью - в совершенно определенных пропагандистских целях.
Мол, обыски у Владимира Макеенко – это такая же атака на свободу слова, как и то наступление, которое многое лет назад развернул Путин, только придя к власти, против НТВ. Оставляя за скобками многочисленные фактические неточности, которыми изобилует та печальная история в изложении пана Уколова, скажу лишь, что действительно весной 2001 года НТВ было отобрано у прежнего собственника и перешло под контроль «Газпрома», часть журналистского коллектива разогнали, а руководству канала во главе с автором этих строк, сделавшему прежнее НТВ таким, каким его многие ностальгически вспоминают до сих, указали на дверь.
Тут я вынужден напомнить, что прежнее руководство прямого канала «Прямой», сделавшее его таким, какое он есть, сформировавшее его нынешнюю, мягко говоря, неоднозначную репутацию, почти в полном составе свалило работать в медиа-холдинг, принадлежащий выдающему борцу за демократию, свободу слова и независимость Украины Виктору Медведчуку.
Что касается официального владельца «Прямого» Владимира Макеенко, я не готов комментировать ни обстоятельств покупки им канала, ни многочисленные слухи о том, что в действительности канал принадлежит кому-то еще.
А вот про себя и про свою свободу слова кое-что скажу.
Пан Уколов написал: «Через 17 лет Евгений Киселев вернется в эфир на украинском «Прямом» канале , который теперь тоже находится под ударом идейных наследников Путина».
Помилуйте, Виктор!
На украинском телевидении я начал работать на десять лет раньше - в 2008 году - на только-только появившемся тогда, а ныне покойном канале ТВi, который был создан при участии Владимира Гусинского, того самого, у кого весной 2001 года Путин отобрал НТВ – он решил попытать счастья на медиа-рынке Украины (чем это закончилось – отдельная история).
В эфире «Прямого» я тоже появился раньше, чем утверждает пан Уколов, в августе 2017 года. А вот весной 2018 года – именно тогда исполнилось 17 лет моего вынужденного ухода с НТВ – меня, наоборот, попытались уволить с этого самого «Прямого канала».
Это не трудно проверить – с середины марта по середину мая прошлого года я был отстранен от эфира, что не осталось не замеченным в прессе. Мое отсутствие официально объяснялось тогда отпуском по неким «личным обстоятельствам». На самом деле люди, курировавшие «Прямой» в администрации президента, и в их числе Виктор Уколов - во всяком случае, тогдашний генпродюсер «Прямого» Алексей Семенов мне не раз называл его имя - были крайне недовольны тем, что своих программах я изо всех сил старался сохранять независимую позицию, блюсти баланс мнений и не занимать ту или иную сторону в многочисленных конфликтах, которые все чаще вспыхивали на политической сцене страны.
Особое раздражение вызывало то, что я отказался участвовать в общем дружном хоре голосов, одобрявших решение тогдашнего президента Порошенко лишить Михаила Саакашвили украинского гражданства и депортировать из страны.
Но едва ли не самый главный мой грех, как это ни смешно, состоял в том, что я записал и выдал в эфир большое интервью с народным депутатом Сергеем Лещенко, причем записал его в той самой «нехорошей» квартире – и не просто записал, но – представляете, каков негодяй! - стулья притащил из редакции «Прямого». Вот это обстоятельство – то, что я привез в совершенно пустую квартиру Лещенко, где были голые бетонные стены, полы, потолки и никакой мебели, два офисных стула, чтобы во время часового интервью не сидеть на корточках - почему вызвало особенное возмущение кураторов «Прямого» с Банковой.
В итоге мне тогда удалось отбиться и вернуться в эфир, хотя теперь я об этом порой жалею – репутация «Прямого» оказалась, увы, подмоченной тем, что во время президентской, а затем и парламентской предвыборной кампании канал вел откровенную агитацию за Порошенко и против Зеленского. И хотя я продолжать свою линию гнуть, всячески стараясь в своих программах оставаться над схваткой, моя репутация тоже, увы, пострадала. Публика, к сожалению, бывает неразборчива и сурова - рубит с плеча, оценивая твою работу по принципу «Пастернака не читал, но осуждаю». Многие люди не смотрели мои передачи, но при этом записали меня в «порохоботы» - скопом с другими сотрудниками «Прямого».
А что касается свободы слова, я многое мог бы рассказать о том, сколько раз мне запрещали давать в «Итогах» те или иные новости, звать на эфир тех комментаторов, которых я считал нужным, сколько раз обманным путем отменяли приход в студию гостей, приглашенных мною лично, и вместо них приводили каких-то самозваных узколобых «экспертов», как все длиннее становились негласные черные списки людей, которых нельзя было показывать на «Прямом», даже в моей программе-интервью «Авторское», само название которой точно предполагало, что в ней я беседую с людьми, интересными лично мне, автору и ведущему передачи.
сколько раз преподносили мне «сюрприз», без предупреждения включая ко мне в прямой эфир корреспондентов, которые несли всякую околесицу с места откровенно инсценированных событий! Сколько раз обрывали мне «Итоги» ради каких-то бессмысленных прямых трансляций! И сколько в итоге талантливых, совестливых журналистов ушло или было уволено с «Прямого».
В общем, как говорил Михаил Жванецкий, прошу к столу, вскипело!