Эпоха Возрождения свободы слова в Украине, уместившаяся в короткий постреволюционный период, вступает в закатную стадию.

Закат наступил, конечно, не в один день, а подкрался незаметно – сформировавшись из множества малых составляющих.

Из регулярных прецедентов препятствованию выполнению журналистами своих профессиональных обязанностей, которые вместо того чтобы предавать огласке, «улаживали миром» на месте (хрестоматийный Калашников не в счет); из беспросветного хамства чинов всех уровней, возомнивших себя пупами мироздания; из их невышибаемой уверенности в том, что представители СМИ и есть те самые «козлы, мешающие жить».

В конце концов – из непонимания большинством наших ведущих политиков истинной роли прессы в развитии страны, общества и, собственно, их самих, как деятелей той или иной величины. Конечно, куда удобнее воспринимать четвертую власть в качестве беспринципной обслуги, созданной исключительно для обхаживания их «великодержавных» интересов. К сожалению, журналисты частенько и сами дают тому поводы.

***

Последней каплей в «торжестве демократии» стало нынешнее заседание Кабмина. На его открытую часть – первые пятнадцать минут со вступительным словом Премьера, нас не пустили, загнав в комнату пресс-центра. Покамест лучезарнейший Виктор Федорович не проследует на заседание КМУ, выходить наружу строго-настрого воспрещалось. Для «верности» охрана Премьера дежурила с тыльной стороны двери. Очевидно, встреча с утра пораньше с представителями пишущей братии, способна серьезно испоганить настроение их шефу на целый день.

В зал допустили только операторов и фотографов, изолированным в пресс-центре предложили посмотреть «трансляцию» по телевизору. При этом качество «съемки» было таким, словно осуществлялось с помощью камеры внутреннего наблюдения. Единственной «картинкой» оказалась спина одного из наших фотографов, очень удачно «вписывающаяся» в объектив. Ни самого Януковича, ни его министров видно практически не было, только слышно.

Очевидно, его подчиненные тоже чувствовали себя куда более спокойно. Никто не заглядывал им через плечо, в поиске, допустим, заготовленных кляуз, или нелицеприятной внутренней переписки, никто не задавал лишних вопросов (операторы такой привычки не имеют), в конце концов – не путался под ногами.

- Как это понимать? – обратилась я за разъяснениями к пресс-секретарю Януковича Денису Иванеско.

- Новое правило, теперь всегда так будет. Слишком уж много народу аккредитовано, – бросил он на ходу, виновато топая куда-то со шнуром-удлиннителем. Остановиться хоть на секунду, чтобы нормально поговорить, Денис не удосужился.

Вспомнилось, как в прошлую среду новоназначенный министр Владимир Яцуба в разговоре с коллегой, возмущался: журналистов, де, «развелось слишком много» - работать мешают. Вот когда он в прошлый раз в правительстве трудился, такого безобразия не допускали.

Еще ранее Владимир Радченко форменно «послал» многострадальное СТБ, приставшее к нему с каким-то совершенно невинным житейским (даже не политическим!) вопросом.

- А чего это вы у меня спрашиваете? – возмутился Радченко, прибывший на Кабмин раньше всех остальных министров. – Чего вы вообще сюда подошли? Ваше место – там! Там – у выхода! – и махнул рукою на пятачок, где обычно «выставляются» операторы.

Про то, как мне самой пришлось прятаться под грудой декораций, дабы понаблюдать, с какой помпой Виктор Федорович справляет стодневку своего правительства, вспоминать даже не хочется.

Расскажу лучше о недавнем конфликте с Цушко, столь мерзком и неприятном, что, признаться, противно его и афишировать.

На следующий день после дерзкого убийства Максима Курочкина, журналисты, логично, надеялись разжиться тематическим комментарием главного милиционера. Как известно, именно МВД все это время «вело» дело Курочкина, оно же фактически повинно в его убиении на пороге Святошинского райсуда.

Впрочем, Цушко откровенничать с нами не собирался. Завидев на горизонте десяток камер и человек двадцать людей с диктофонами и микрофонами, он вознамерился прорваться на заседание хоть и «по трупам», но молча. Тормозить, дабы вежливо «отделаться» нейтральным по сути и форме заявлением, как обычно делается в таких случаях, не захотел.

- Я больной! Вчера только из больницы вышел! Ничего не знаю, – пыхтел Цушко, буквально силой отпихивая от себя назойливых корреспондентов. Как только наперерез ему, с целью элементарного препятствования движению, бросалась очередная журналистка, Цушко ее … слегка приподнимал и отставлял в сторону.

То, что он отважится проделать то же со мной, я, признаться, не верила и, ощутив легкий «отрыв» от земли, осуществленный цепкими руками главы МВД, немало удивилась.

- Ты у меня договоришься! – злобно процедил он.

- Вы в отставку подавать собираетесь? – пропищал кто-то позади нас.

- Щас! Уже бегу! – в свойственной себе хамской манере ответствовал Василий Петрович, скрываясь, наконец, в зале заседаний.

Ни осуждений, ни порицаний этот его поступок не получил. И вряд ли получит. Цушко – не Ющенко, извиняться не станет. Ни за что и никогда. Хотя бы только потому, что считает хамство обыденной нормой. Тем более – по отношению к «нижестоящим».

Через неделю «подвиг» своего подчиненного повторил Премьер-министр. Как бы не хотелось, но избежать сегодня встречи с корреспондентами ему не удалось. Мы «стерегли» его на повороте из одного коридора в другой, рассчитывая кое-что уточнить.

- Вы что, плохо слышите? – неожиданно сам спросил Янукович. – Я уже все сказал во вступительной речи!

- Виктор Федорович, ну, все-таки…

- Нет, у вас со слухом плохо, или как? – Премьер постепенно повышал голос – еще мгновение и, неровен час, сорвался бы на крик, - Вы слышите плохо? – повторил, обводя угрожающим взглядом присутствующих.

Янукович – не Цушко, мы инстинктивно попятились.

Вопреки столь неожиданному повороту событий я, впрочем, не теряла надежду восстановить справедливость, выяснив у главы исполнительной власти, почему теперь журналисты вынуждены сидеть в КМУ едва ли не под замком.

- Я об этом ничего не знаю! – Премьер только отмахнулся.

Уразумев, что методом «прямого наезда» результата не добьешься, решила действовать иначе.

- Мы вам жить мешаем, не хотите нас больше видеть? – спросила, заискивающе улыбаясь.

- Не-е-е, - неопределенно промычал Янукович. – Я всегда хочу всех вас видеть.

- Так в чем же дело? Урезоньте свою охрану!

- Не выдумывай! Это только на сегодня (изоляция в пресс-центре – С.К.), – громко сказал руководитель премьерского аппарата Сергей Левочкин, торопясь захлопнуть за могучей начальственной спиной дверь. Там, за дверью, Виктор Федорович был уже «вне зоны».

Кстати, любопытная деталь: журналистов в зал сегодня уже не пускают, но мобильные телефоны на подходах, как обычно, отбирают. Пользоваться ими даже в окрестностях строго запрещено. Почему под запрет попадают в том числе кулуары – нейтральная полоса, совершенно непонятно.

***

Возможно, наши «кухонные» «межусобицы» могут показаться малозначимыми, интересными лишь для непосредственных участников процесса. Однако, повторюсь, именно такие вот повседневные сценки отношений некоторых власть имущих с журналистами, «закладывают основу» функционирования четвертой власти, существенно влияя на качество продукта, преподносимого ею обществу.

И напоследок. На фоне вышеизложенного, судебный иск, подаваемый против «Обоза» Ринатом Ахметовым, кажется почти безобидным. Несмотря даже на то, что судиться Ахметов предлагает не в Украине, а в Британии, дескать так «Фемида сохранит беспристрастность». То, что хотя бы чисто организационные возможности его и наши за рубежом несопоставимы, в расчет как-то не берется. И отчего тогда не померяться силами в России, допустим, или где-нибудь в Папуа Новой Гвинее?

Серию расследований, созданных «по мотивам» воспоминаний жителей его родного поселка – Октябрьского, Ринат Леонидович считает клеветой и политическим заказом. Не понимая или не желая понимать, что мотивом для подобных публикаций служит не стремление очернить самого богатого человека страны, а, прежде всего, его собственная информационная закрытость, упрямое нежелание публично рассказать о собственном прошлом, которое на самом-то деле не такое «темное». Уж точно, посветлее, чем у Януковича.

Разрушить эту «стену непонимания» ему вполне по силам. Разовое масштабное откровение принесло б Ахметову пользы значительно больше, чем моральная сатисфакция от суда. Лимит времени, измеряемый тремя месяцами, истек уже наполовину. Вы ведь помните, Ринат Леонидович?

Соня Кошкина, «Обозреватель»