Киев, 24 октября. Двое мужчин, два кожаных кресла постсоветского фасона, одна спрятанная камера. Мужчина слева - полный, в тёмной рубашке и красном галстуке - медлил, потом он собрался и прошептал: “Сколько мы получим?” Правый - с причёской менеджера, в тёмном костюме и толстой чёрной кожаной сумкой между дорогими туфлями похоже ждал этого вопроса. “получите… Сколько Вы хотите?” ответил он на быстром, но с сильным немецком акцентом, русском. “Хотим 500,” - сказал полный.  Имеются в виду 500 000 евро, которые директор-координатор украинского чернобыльского цетра по проблемам ядерной безопасности, радиоактивных отходов и радиоэкологии Евгений Гарин хочет получить от Райнера Гёринга, руководителя немецкой ядерной фабрики «Нукем» из Гессенского Альценау. Разговор произошел в сентябре 2005-го, в украинском маленьком городке Славутич, вблизи от взорвавшейся Чернобыльской АЭС. Секретная видеоплёнка была передана продюсерскому центру “Закрытая зона”, которая сделала с неё фильм, что и был показан 5-го октября.

      Разговор, в котором принимал участие и директор приостановленной АЭС Игорь Грамоткин (его голос только слышно), на фоне безрезультатных усилий обезопасить чернобыльскую руину с помощью международных денег. 100-метровая арка из стали и бетона должна покрыть неустойчивый, в спешке возведённый 20 лет назад бетонный саркофаг над взорвавшимся кратером, на столетия, до тех пор, пока, как надеются планировщики, не будет найдена технология для окончательного хранения атомных отходов. Проект дополняют несколько складов для окончательного и промежуточного хранения. Деньги поступают от 30 международных доноров, среди которых Германия даёт больше всех. Управление средств возложено на ЕБРР, в Лондоне.

      В записанном разговоре речь идёт о дополнительном проекте этого ансамбля, центре по переработке твёрдых радиоактивных отходов, для которого «Нукем» получил доплату, и который финансируется программой Европейского Союза Тасис. Гёринг – мужчина с сумкой, - объясняет своим украинским друзьям, как растущие цены за бетон и сталь на этой стройке загоняют его фирму в убытки и поэтому просит директора АЭС Грамоткина о ходатайстве при попытке потребовать у ЕС дополнительные 20 милионов евро.

      “Если мы получим 20 милионов - отлично” – подсчитал Геринг. “Если мы получим 15 – тоже не плохо. Именно столько нам и надо.” На вопрос Гарина “Сколько мы получим?” у Гёринга тотчас был готов ответ: три процента от дохода. Сосредоточенный, как инженер, который объясняет важный план строительства, он показывает своему собеседнику два варианта для трансфера суммы. В варианте номер 1  - фигурирует Чернобыль-Центр Гарина –: “Мы заключаем контракт насчёт предоставления консалтинговых услуг и выкачиваем так деньги. Вариант 2: будет открыт банковский счёт на имя фиктивного лица. Мы платим деньги, вы получаете карточку и можете их снять. ” В любом случае денежная награда должна быть связана с сумой, на которую раскошелятся в Брюсселе. “Получим мы 10 миллионов – вы получите меньше, получим больше мы – получите больше Вы”. На протяжении года видеоплёнка пролежала в несгораемом сейфе. Кто вынес её на обсуждение общественности, якобы неизвестен даже журналистам, которые сделали программу. Якобы, как идёт речь в программе от 5-го октября, редактору плёнка была прислана анонимно.

      Впрочем, за этой инсценировкой можно проследить  интересы строн. С давних пор украинское правительство борется против влияния западных специалистов, финансистов и предпринимателей на проект санации Чернобыля. Посвященные с Запада указывают на то, что в Украине, по их наблюдению, обычное самообслуживание за международные деньги будет возможно только тогда, когда зарубежные страны не будут во все вмешиваться. Украинская сторона напротив обвиняет западных специалистов, промышленников и банкиров в некомпетентности и коррупции.

      Бесспорно одно – проект санации Чернобыля  до сих пор  остается только серией дорогих неудач. Построенное французской фирмой промежуточное хранилище для отработанных ядерных отходов оказалось технически непригодным для использования и должно быть полностью снесено – а на это придется потратить  200 миллионов евро. Другие проекты, которые строят фирмы из Бельгии, Германии и других стран, - постоянно откладываются  и скаждым годом становятся все дороже. Стоимость санации с 758 миллионов долларов, о которых говорили в 1997, возросла до 1,2 миллиарда долларов, а только стоимость установки для переработки ядерных отходов   - с 33 миллионов евро выросла  до 47. Тайная экспертиза, которую провела шведская фирма “SKB International Consultants”, в случае построенного французами промежуточного хранилища, которое начало разрушаться,  показала – все стороны действовали некомпетентно – и руководство украинской станции, и западные инженеры и контролеры, которых назначил Лондонский ЕБРР.

       Украинская строна, кажется, решила использовать тайно снятый фильм про предложения Райнера Гёринга. Она хочет уменьшить контролирующие полномочия Лондонского Банка и отдать больше власти в украинские руки. «Банк говорит, что иностранцы ориентируются лучше» говорит Сергей Парашин, нынешний руководитель департамента в Министерстве по Чрезвычайным ситуациям и по делам защиты населения от последствий Чернобыльской катастрофы. «Но фирмы, которые имеют дело с коррупцией, нам не нужны.  Мы хотим сами контролировать процесс санации Чернобыля – это дело принципа.».

      Андрей Шатцман, директор проекта по остановке Чернобыля, формулирует украинскую жалобу – «Чем больше здесь иностранцев, тем больше денег вы зарабатываете». Главная арена  этих столкновений и борьбы – самая дорогая часть проекта «Чернобыль» - большое укрытие  над реактором, за которое   ЕБРР хочет заплатить  преимущественно французскому  консорциуму «Новарка». Выкинуть «Новарку» из игры – это, пожалуй, главная цель украинской стороны, и, похоже,  ради этого был публично показан  диалог в кожаных креслах, который состоялся в 2005 году.  «Нукем» – это суб-предприятие «Новарки». «Нукем» уволил Райнера Гёринга, как сообщила прокуратура Вюрцбурга – из-за  подозрений в коррупции и прожадности. Эту газету Гёринг читает выдержано, он не хочет высказываться в прессе.