Пока я не увидел эту картинку, думал - перебубнюсь. Побурчу ночью перед зеркалом - «на себя-то посмотри», иссохну, к Пасхе успокоюсь. Но вот, увидел и - сами понимаете.

Это объявление еще месяц назад висело в службе анонсов России-24, вроде бы - главного информационного канала страны. Это объявление повесили не выпускники Института нефти и газа им. Губкина, не офицеры загадочного управления «К», не сурковские наймиты. Это написал, распечатал на лазерном принтере и пришпандорил кнопкою к стене редактор. Журналист. Как говорил доктор Борменталь - «московский студент» (грамматическая ошибка доказывает, что без журфака тут не обошлось). 

Этот редактор, все корреспонденты, их общее начальство, судьи, прокуроры, милиционеры, учителя, попы, колхозники и многодетные матери - мы все когда-то решили, что нам это не особо-то и нужно, не больно-то и интересно. Зачем нам знать всю правду, если можно и - не всю, а лишь вот тот кусочек с шоколадной крошкой и шариком ванильного сорбе? Борис Моисеев - актив, а Рикки Мартин - пассив. Они познакомились в поезде Сапсан, и не смогли скрыть своих чувств. Он уехал, он уехал в Петербург, а приехал - в Ленинград. Спешите узнать шокирующие подробности близости звезд. 

Воистину, как мало в России меняется за сто лет, и как много - за десять. 

29 марта в 07.52 на Лубянке взорвалась первая бомба. «Эхо Москвы» сообщило об этом через 40 минут (08.31), и уже 3 минуты спустя я узнал об этом от одного из своих друзей на фейсбуке. Находясь в 10 000 километрах от города, к 10-ти утра я уже довольно неплохо представлял картину. Я видел карточки, которые делал Кашин на Лубянской площади (их потом без ссылки на Олега опубликует Life и BBC), и те, что вывесила Литвинович из метро. Я прочел сообщение на Lifenews.ru о третьей бомбе на «Проспекте мира» и немедленное тому опровержение. Я увидел репортаж CNN, интервью с очевидцами, прочел срочные новости NYT. Даже местное - тайское - телевидение без конца показывало кадры из Москвы. 

Москву не показывал только один город - Москва. На 1 канале Геннадий Петрович опять употреблял мочу, на 2-ом резвился Максим Галкин, на НТВ с перепугу врубили повтор программы «Максимум». 

Как сказала позже в интервью New-York Times пресс-секретарь (видимо) 1 канала Лариса Крымова: «Зачем нам что-то подобное показывать, если после 9 утра канал смотрят только домохозяйки»?

«Вон из профессии», - прокричала бы тут пламенная Евгения Альбац. Не вон, Евгения Марковна, - вонь! 

Никакой профессии больше нет, не откуда «вон». В кромешной тьме остались лишь гниль, разложение, падаль. Трупы ведут новости, бесконечно имитируют прямой эфир, по ночам пьют в «Маячке». Напиваясь, трупы не плачут, опираясь локтем о барную стойку. Никто в рыданьях не стучит зубами о стакан с двойным мейкерсмарком, никто, захлебываясь соплями, не хрипит: «Прости, старик, у меня семья». 

Ничего подобного! Напротив. Они брезгливо глядят на тебя (ну этот-то известный мудак и неудачник, чего его слушать?) и выступают либо в жанре Кононенки (террористы только и добивались, чтоб их показал 1 канал, но мы-то тоже не дураки, на уступки сволочам не пойдем, Геннадий Петрович нанесет им сокрушительный удар), либо - вон - как эта Крымова (а нашим-то бабам зачем про эти ужасы знать? Бабам ужасы не нужны). Либо (и это мой любимый жанр), как Владимир Познер уверены, что жизнь продолжается и можно, походя выразив соболезнования родственникам погибших, вести этим вечером никому не нужный, стыдный, гнусный тейбл-ток о комбинациях. Хорошо хоть еще - о шахматных. 

Совесть (которая бесспорно является главным профессиональным качеством журналиста) померла вместе с дедушкой. Померла у всех нас разом, так что этот коллективный тошнотворный смрад, как и жителей зюскиндовского Парижа, никого не смущает. Некоторые даже находят его пикантным, интересным, волнующим, пряным. 

Утром 29 марта, в час пик, 2 бомбы убили 40 моих сограждан. Москвичей. Многим оторвало головы, руки, выбило суставы, выкорчевало ноги. Первая бомба взорвалась аккурат под комплексом зданий КГБ СССР, под теми самыми домами, где служат те, кто призван охранять наши с вами мир и покой. 

Взрывы произошли в самом центре Москвы, весной 2010 года, и телевидение не поняло - чего-й-то? Как и все люди без совести, телевизионщики были уверены, что совесть скопытилась и у всех остальных. Ни у кого не было даже сомнения, что взрывы произведены не террористами-смертниками, а какими-то нанятыми особистами. Все до единого (как и полагается людям без совести) они считали, что смертоубийство подстроено либо тем противэтого, либо этим против того. А раз так, то надо подождать, выработать позицию, оказаться на правильной стороне. Все кому-то звонили, испрашивали указаний, мнений, советов. 

И не нашлось ни одного федерального теленачальника, который бы просто делал свою работу. Того, кто насрал бы на точку зрения, а сделал бы просто обычное еще 10 лет назад прямое включение. 

Не сделал этого Добродеев, не сделал Кулистиков, не сделал Эрнст. 

К вечеру, когда согласование между пресс-службами того и этого произошло, когда стало ясно, что не только можно, но и как можно, в каких передачах надо ловить в канализации, а в каких - скорбеть, каналы прорвало. 

Поздно. Вы навсегда останетесь теми, кто пил мочу с доктором и хихикал с Галкиным, когда страдал мой город. 

На следующий день один молодой коллега написал: «Какой же ужас публиковал вчера Lifenews. Зачем, скажите, зачем нужны фотографии этих окровавленных людей? То ли дело «Ъ», - какая аналитика! Какие формы!

В это время сайт главной газеты страны смущенно отдыхал, сообщая желающим ознакомиться с крутой аналитикой: «В очередь, сукины дети. Вас много, а я - одна.» 

В день взрывов так же поступил сайт агентства Interfax, после чего его начальник Алексей Гореславский в свойственной ему манере оправдывался: «Ну, погляди на статистику-то, ну, как было не упасть?» (пиковая статистика инормагентства вместе с тем являла собой заурядный график, сравнимый с показателями очередной записи жж-юзера tema в стиле: «Ну, чё, пидоры, совсем размокли?)

В этот день оба они - и твердый знак и мягкий совершили научное открытие, подобное тому, что московское правительство проделывает каждую зиму. Как и Моссовет с удивлением узнает в декабре, что зимою случаются снега, так и Interfax с «Коммерсантом» обнаружили, что у них есть читатели. И читатели, сука, - читают. Причем все одновременно. 

Словом, сайт Ъ лежал , но в то время, пока им еще никто не интересовался, я успел ознакомиться с анализами (и это уже была не моча). Первополосная заметка сообщала нам приблизительно следующее: «Источник близкий к руководству МВД сообщил, что была информация. И о том, что милиция что-то знала рассказала нам одна бабка в платке, у которой на одной станции метро проверили документы». Что это за «источник близкий»? Это домработница замминистра? Это гувернантка начальника ГУВД? Что за бабка? Какая станция метро? Как звали начальника отделения, который вбежал со словами: «Как вы могли все пропустить? У вас же была информация» (прям так и слышу как мент вбегает в свой обезьянник с шекспировской буквально фразой). С прочими эксклюзивными анализами можете сами ознакомиться на сайте Ъ - вдруг ожил (когда писались эти строки он еще сладенько похрапывал).

С одной стороны требовать что-то от профессии, где главным репортером считается мужчина много лет, методично, не без шуток-юмора описывающий как лидер нации пописал, где у него заусенец, как он поглядел на Меркель и как Меркель поглядела на него в ответ - странно. Что можно требовать от людей, всерьез сочиняющих многостраничные тексты про значимость такого взгляда Президента на министра спорта, или вот эдакого движения указательного пальца в сторону губернатора Коми. Чего ждать от тех, кто ежедневно описывает жизнь Ульяны, Маруси, Давидика и прочих барсучков и выдает это удивительное отсутствие рвотного рефлекса - за профессионализм? 

Да чего ждать мне от себя самого, пишущего эти строки не на опийных плантациях Афгана, а на балконе своей виллы в гостинице Four Seasons? Я ведь тоже не поменял билет, не вылетел в Москву первым рейсом, не пробирался с диггерами в метро, не делал расследование. 

Имею ли я право требовать от других чего-то большего, чем требую от себя самого? Могу ли я пенять им на то, что предпочли личное благополучие, богатство, успех, устроенность семьи профессиональным идеалам, совести, правде? 

Требовать не могу. Пенять не имею права. Но сказать - должен. 

Несколько лет назад старая балерина в очередной раз танцевала умирающего лебедя. Она была уже очень стара, но все вокруг говорили ей: «Ну, что Вы?! Вы так прекрасно выглядите! Так чудесно танцуете! Продолжайте же, радуйте нас. Мы без Вас - ничто». И вот она вновь проковыляла из-за кулис на сцену, подняла ногу, села, сложила руки и увидела, что пуанты ее забрызганы мочой. 

Она обоссалась. И даже не заметила как и когда.

После этого она наконец перестала танцевать. 

Так вот, друзья мои. Мы все обоссались. И давайте не будем сами себе врать, что это не так.

Антон Красовский