Изменилась ли практика гостелеканалов? Как восприняты установки президента? О том, появилось ли в эфире место для оппозиции, мы беседуем с руководителем Дирекции информационных программ канала «Россия», замгендиректора ВГТРК Андреем Быстрицким.

-Андрей Георгиевич, после президентской критики предприняты какие-то конкретные шаги, дабы выполнить его поручение? - А вы смотрите «Вести»? У нас есть все.

– Там я, например, не вижу таких представителей оппозиции, как Владимир Рыжков, Гарри Каспаров или Михаил Касьянов.

– Почему же? Мы показываем практически все заявления Касьянова. Хакамада? Пожалуйста. Мы, в общем, следим за основными оппозиционными политическими силами – как думскими, в лице «Родины», КПРФ и ЛДПР, так и внедумскими, я имею в виду «Яблоко» и СПС. Если появляются какие-то серьезные заявления, мы на них обращаем внимание. Мы и выполняем решение президента, и исполняем свой долг, который заключается в информировании населения о наиболее значимых событиях. Другое дело, что активность у политиков и политических сил разная. Представьте себе спортивные новости, в которых рассказывается о забеге на сто метров на Олимпийских играх. Понятно, что на старте вы увидите всех спортсменов, но на финише все внимание будет приковано к лидерам.

– «Победитель забега» в данном случае, как я понимаю, «Единая Россия»?

– Нет, я имел в виду то, что разные политики по-разному себя ведут. Одним образом ведет себя, допустим, ЛДПР, и совсем по-другому – «Яблоко». Мы показываем и региональных политиков, кстати говоря. В меньшей степени, может быть, чем федеральных, но стараемся следить и за ними, если происходят какие-то там коллизии на уровне муниципальных выборов или выборов глав регионов.

– Есть ли какие-то персоны нон грата?

– Нет. Если бы были, вы бы это видели.

– Кто ваш телезритель?

– Обычный нормальный российский гражданин. Обыватель. Поэтому у нас много того, что я мог бы назвать привлекательным для этих людей. Это широко понимаемая своего рода правозащитная тематика. Мы рассказываем о тех ситуациях, в которые попадают простые, обычные люди, будь они предприниматели или простые трудящиеся, пенсионеры или даже заключенные. И я замечаю, что на таких историях рейтинг наш всегда подрастает, потому что люди видят самих себя.

– Телевидение с человеческим лицом?

– Да. Это человеческое лицо. Наших телезрителей не всегда волнуют тонкости международной политики, а вот истории, связанные с такими же людьми, как они, им важны. Например: «врачи скорой помощи объявили голодовку» или «авиадиспетчеры недовольны зарплатой». Мы даем много разных историй, благо система федеральных и региональных «Вестей» позволяет нам привлечь разнообразную аудиторию.

– Кто ваши конкуренты?

– Конечно, это центральные каналы – Первый канал и НТВ.

– Чем, на ваш взгляд, в эфире различаются два государственных канала – Первый и «Россия»? – Я не хотел бы оценивать коллег. Мы отличаемся тем, что у нас разные коллективы людей, которые по-разному работают. В этом – различие. Выбор новостной иерархии – это очень важный вопрос.

– Можно ли сказать, что вы как канал со 100-процентным участием государства выражаете его позицию?

– Нет, позиция государства излагается чиновниками, то есть теми лицами, которые уполномочены представлять государство: главой государства, главой правительства, деятелями Госдумы. Они избраны народом или назначены с соблюдением закона и выражают государственную точку зрения. Мы никакую точку зрения не выражаем. «Вести» рассказывают о событиях и о тех точках зрения, которые есть у участников этих событий.

– Сейчас готовится законопроект, согласно которому Общественной палате как институту гражданского общества будет поручено контролировать телевидение. Каков, на ваш взгляд, будет механизм контроля? Не получится ли очередная профанация?

– Механизмов может быть много – это зависит от людей и меры их ответственности. Я считаю, что это хорошая идея. Другое дело, что Общественная палата не есть суд или правительственная организация. Это экспертная организация, которая в идеале должна давать обществу, в том числе и телевизионщикам, свои рекомендации. Важно, чтобы у Общественной палаты был моральный авторитет, чтобы ее суждения пользовались уважением. Общественная палата – это прежде всего место для диалога между общественными и профессиональными группами.

– Будут звонить руководителям каналов и высказывать им свое мнение?

– Звонить, наверное, не очень эффективно, скорее они будут давать пресс-конференции, организовывать дискуссии. Но конкретных деталей работы палаты я не знаю.

– Недавно руководители федеральных каналов подписали Хартию об ограничении показа насилия на экране. Как это воплощается в информационных программах?

– Это вопрос очень тонкий. Вопрос порядочности и самоограничения журналиста. Вспомните, что во время теракта в Нью-Йорке 11 сентября ни одна из телекомпаний не давала в эфир видеокадры горящих людей или падающих с небоскребов. Я абсолютно согласен с хартией и считаю, что зрителей надо беречь от натуралистических, жестких сцен.

– Скажите, а чем была обусловлена 50-минутная задержка во время штурма в Беслане? Согласовывали с представителями спецслужб?

– Нет. Строго говоря, все было не совсем так. У нас был спецвыпуск новостей в 13 часов. После чего наши новости вернулись в эфир через сорок минут. Но знал ли кто-нибудь в этот момент, что это и есть начало штурма? Нет. И если вспомнить российские и международные правила, то вообще-то журналистская деятельность в ходе такого рода кризисов согласовывается со штабом по проведению операции. Но вопрос не в этом. Совсем недавно Би-би-си приняло решение как раз по итогам Беслана не транслировать в прямом эфире события, в ходе которых зритель может увидеть шокирующие сцены насилия. Несколько лет назад в журналистских кругах шла дискуссия, можно ли показывать в прямом эфире смертную казнь убийцы в Америке… Или вспомните фильм «Крепкий орешек», где на захваченном самолете Брюс Уиллис бьет пронырливого корреспондента, который ухитрился выдать в эфир какую-то информацию и навредить заложникам.

– Может, тогда вообще не надо было рассказывать о событии в режиме реального времени? Дать информацию по итогам. Есть же такая точка зрения.

- Мы все учимся работать в таких ситуациях, и у нас тоже не всегда хватает опыта. Это же все сложно. Из чего состоит выпуск новостей? Какие новости отобрать? Что, собственно, мы видим? Вот лежит на боку камера и что-то показывает. Там кто-то бежит, что-то делает. Это кто? Это что? Кстати, это не только наша российская проблема. Когда начиналась операция в Ираке, в западных СМИ была большая дискуссия – этично или нет показывать людей, которых убивают? Серьезный вопрос.

– Вы говорите о сбалансированности подачи информации, однако при освещении президентских выборов на Украине была заметна явная предвзятость по отношению к одному из соперников.

– Не согласен. За Украину отвечу, мы ее сработали более-менее сбалансированно. Я говорю о «Вестях». Не скажу, что каждый день было фифти-фифти, может, иногда получалось 51 на 49 – в пользу то одного, то другого кандидата, но в целом все было сбалансированно. Мы специально за этим следили. А вообще я скептически отношусь к манипулятивным способностям телевидения и не стал бы их преувеличивать. К тому же нас не так хорошо видно на Украине, чтобы всерьез воспринимать наше влияние.

– Как часто администрация президента дает вам какие-то установки при освещении тех или иных событий?

– Никогда.

– Я помню, некоторое время назад у вас были запрещены слова «шахид», «Чечня»...

– Табу нет. Но прежде всего надо разобраться в том, какой смысл несут те или иные слова. Например, официальное название Чечни – Чеченская Республика. А бездумно употребляемое слово «шахид» – человек, жертвующий собой за веру, – в отношении террористов и наемников, на мой взгляд, может их героизировать.

– Смотрел «Вести недели», в которых показывали калининградский саммит, и заметил, что звук не совпадал с артикуляцией Путина.

– Мне так не показалось, но всякое бывает. Это же техника, огромная машинерия.

– Олег Добродеев сообщил о создании на базе «Вестей» круглосуточного информационного канала. В каком состоянии проект и когда ждать его запуска?

– Мы работаем над этим. Это довольно непростая вещь, прежде всего технически, но в принципе это вполне реально. Благо у нас очень мощная производственная база, а «Вести» – это огромный организм, который вкупе с региональными отделениями производит невероятный объем сюжетов – сотни в день. Что же касается сроков, то я, как человек суеверный, не назову вам их точно. Может, потребуется полгода, может, больше.

– Это будет спутниковый канал по типу Russia Today или он займет место канала «Спорт» на шестой метровой частоте?

– Это может быть сделано по-разному, и мы сейчас прорабатываем варианты. Но только не вместо канала «Спорт». Он имеет свою устоявшуюся аудиторию.

– Вашу фамилию называют в числе кандидатов на пост главного редактора «Известий». Если вам поступит соответствующее предложение, вы его примете?

– Честно вам скажу, мне не хочется об этом говорить, потому что, кроме слухов и странных публикаций в некоторых газетах, я ничего не знаю.

– А почему бы и нет, ведь вы поработали и в электронных, и в печатных СМИ...

– Вы знаете, в печатных СМИ я работал лишь короткое время, уйдя с телевидения в только открывшийся журнал «Итоги», где заведовал отделом «Общество». Потом я работал на ТВ-Центре, где был заместителем генерального директора по информации, затем на Би-би-си и вновь вернулся на ВГТРК.