Во-первых, внезапная смерть экс-убоповца Игоря Гончарова, проходившего по делу «милицейских оборотней» и общавшегося на протяжении длительного времени с Ельцовым. Во-вторых, появление предсмертных писем Гончарова, в которых тот заявляет о существовании «тайника» с видеопоказаниями свидетеля убийства Георгия Гонгадзе. Ельцов же – один из тех, кто знал о существовании этих материалов.

В-третьих, в конце июля было совершено нападение уже непосредственно на Ельцова. Нападение двух неизвестных на лестничной площадке своей квартиры Олег связывает непосредственно с теми материалами…

... За окном почти ночь, а мы с Олегом и его женой Натальей сидим на кухне, пьем пиво. Наташа сортирует фотографии с Байкала, куда они всей семьей ездили «до всего этого», молча слушает, а когда Олег отходит к телефону, вздыхает: «Я говорю ему, лучше пиши «про заек», о музыке, например. Тогда, может, хоть поспокойней будет»…

- Олег, правда ли, что ты действительно когда-то писал о музыке?

- Да, а что в этом странного? И о музыке, и о путешествиях…

-Нет, ничего, просто откуда такая страшная тяга к криминалу?

- А кто тебе сказал, что у меня тяга к криминальным темам? Так просто сложилось.

-Откуда идея «Украины криминальной»?

- «Украина криминальная» появилась потому, что в стране, как я считаю, нет ни одной нормальной газеты. Мне некуда деваться, некуда писать. Я уже лет пять свободный журналист. Например, я написал статью и начинаю думать, какая газета ее возьмет. Но особенного выбора нет. Все боятся печатать. Раньше хоть выбор был – есть качественный материал, за него мне платят деньги, а я выбираю, где платят больше. Но сейчас…

Некоторые начинают гадать: вот он написал статью – значит, ему кто-то за нее заплатил, заплатил тот, кому она выгодна. Но ведь любая резонансная статья всегда будет кому-то выгодна, а кому-то нет.

- Может, просто необходимо предоставлять две разные точки зрения, чтобы так не говорили?

- Да хоть сто две, все равно перекос будет если не в одну, так в другую сторону.

- Идеальная газета для Ельцова, это что?

- Там где ценят информацию, где есть информация, а не туфта. Сейчас современную журналистику косит страшная болезнь - все какие-то прогнозы делают, анализируют слухи, которые сами же и порождают. Информацию добывать надо. Мое личное мнение не интересует никого. Сейчас интересуются моим мнением только потому, что я являюсь носителем какой-то информации. Гончаров тоже был носителем информации, но он в отличие от нас, ничего не прогнозировал. Он ножками бегал, следил, собирал чего-то, записывал. А все эти прогнозы политической ситуации, это все до лампочки.

- Почему ты перестал сотрудничать с российским сайтом FLB?

- Да нет здоровья уже. Физически не успеваю. Раньше они думали в Украине офис свой открыть, но не решились. Наше сотрудничество дало трещину после «дела Гонгадзе» и «кассетного скандала». Я предлагал сделать серию материалов, но они отказались их печатать. Я убежден, что в этом случае не обошлось без спецслужб. Сергей Плужников, мой хороший товарищ, который возглавляет FLB, говорил, что с ним провели серьезную беседу сотрудники ФСБ. Кстати, по информации, которой я владею, глава СБУ Леонид Деркач лично просил своего российского коллегу Патрушева «присмотреть» за мной, когда я буду находиться в России.

-С газетами, как я понимаю, ты тоже уже не сотрудничаешь?

- Я никогда и ни к кому не прикипал душой, потому что почувствовал, что значит быть свободным журналистом. Хотя иногда тяжело и морально, и материально, нет никаких гарантий, за тобой никто не стоит. Я могу писать всем, только платите мне, пожалуйста, гонорары достойные. Хочется, конечно, в New York Times писать. Но пока не предлагали.

Сейчас такая ситуация в государстве и все работает так, что тебя хотят поставить всегда под контроль, чтобы ты был зависим от олигарха, редактора какого-то, бегал ему в глаза заглядывал. А я все ставлю так, чтобы ни от кого не зависеть. Могу любому редактору сказать: «Дорогой, ты меня не устраиваешь!». Когда журналисту такое говорит редактор, для первого это катастрофа. А свободный журналист такое может сказать запросто. И это будет нормально. Потому что будет и другой редактор и другая газета, и третья.

- Но при этом свободному журналисту наверняка надо иметь «крышу»? Когда он работает в коллективе, его может защитить редакция, а в этом случае…

- Иметь «крышу» не нужно, надо головой думать. Не болтать, а писать что-то серьезное. Зачем тогда нужна «крыша»? Если наркотиками не торгуешь, криминалом не занимаешься, что тебе могут сделать?

-Но ведь нападение на тебя показывает, что могут. Нельзя ли считать, что Гончаров был твоей «крышей»?

- В чем, скажи, пожалуйста?

- Ты ведь сам писал, что он тебя обезопасил, когда за тобой велась слежка еще до исчезновения Гонгадзе? И что жертвой мог стать ты?

- Не знаю, я об этом не задумывался. Это все – версии. Единственное, что я знаю: нет смысла убивать журналиста за напечатанный материал. До публикации, конечно, есть смысл, тогда ты являешься носителем информации, а после публикации, какой смысл?

- Гончаров говорил тебе в 2000-м, что за тобой следят?

-Что касается слежки за мной, то я сделал вывод, что слежка идет за всеми, если кто-то что-то из себя представляет. В нашей стране это нормально. У нас очень большая любовь к людям: все хотят знать, чем и как ты дышишь. Так, на всякий случай. Если ты бизнесом занимаешься, ты уже в зоне внимания, если журналист, то обязательно – или «продавец наркотиков», или извращенец, на тебя все равно что-то «накопают».

Когда я спросил, кто следит за Гонгадзе, он проговорился, что за мной тоже следят. На вопрос «кто», не ответил. Я написал открытое письмо на имя Радченко (который тогда начал возглавлять СБУ). В частности там был вопрос о слежке за мной, которую я заметил на следующее утро после исчезновения Гонгадзе. Утром я в магазин выскочил, а тут, сбоку, стояла «девятка», которая по всем признакам была оперативной машиной. В ней сидели менты. Куча ментов. Даже удивился, что все так было по нахальному. Я записал номер на всякий случай. И письме, адресованном Радченко, я его указал. Письменного ответа не было, но меня пригласили на личную встречу – сначала к господину Шатковскому, потом – к Радченко. Они подтвердили, что это действительно была машина оперативного наблюдения. Но сказали, что она выполняла другую задачу, и меня это совсем не касалось. Кого это могло касаться, не знаю. Кругом - пустырь, а в доме живут приличные люди, во всяком случае, не бандиты.

- Кстати, о соседях. Госсекретарь МВД Гапон на последнем брифинге сказал, что по одной из их версий, тебя «заказали» соседи. И последнее покушение на тебя на лестничной площадке – это дело их рук?

- (Мы смеемся.) Да я даже никого из соседей не знаю. Разве что, может, сосед, который живет сверху. Он пару раз приходил днем, просил музычку потише сделать. И при этом так извинялся, говорил, мол, дочка со школы пришла, пусть поучится…

-Ты уже несколько раз заявлял, что нападение на тебя, скорее всего, было совершено с целью узнать, что тебе рассказал Гончаров о «тайнике» и свидетеле гибели Гонгадзе. Разве бы двое здоровых мужиков не могли справиться с тобой, если бы такая задача была поставлена?

- Думаю, ты прав. Против металлической трубы и электрошока, с которыми пришли эти двое, даже если бы Кличко здесь стоял, ничего не смог бы сделать… Либо люди были не подготовлены психологически, либо они изначально не хотели выполнять этот приказ. Любым движением трубы каждый из них мог убить, но…

- Когда ты узнал, что Гончаров умирает, ты пробовал договориться о встрече с ним?

- Нет. Я звонил в Генпрокуратуру сразу после ареста Гончарова. Говорил, что хочу взять у него интервью. Ответа не было. Фактически мне отказали. Потом попробовал через МВД. Результат тот же. В третий раз, когда меня допрашивали в Генпрокуратуре по «делу Гонгадзе», я намекнул, что неплохо было бы расспросить одного сотрудника из «слежки». И назвал фамилию Гончарова. Мне сказали, что это невозможно. Многие знали, что Гончаров умирает. Я говорил с медиком, он утверждает, что в последние дни его жизни у него несколько раз на день останавливалось сердце.

-В Генпрокуратуре заявили, что тайник, о котором говорил Гончаров, пуст. Скрывать уже нечего. Так ты знал его месторасположение или нет?

- Нет. Единственное, что я знал, что такой тайник существует. Гончаров мне об этом сказал в качестве информации к размышлению, не более. Абстрактная фраза прозвучала. Он сказал, что есть видеозапись свидетельства человека – водителя, который сидел за рулем автомобиля, возившего труп Гонгадзе. Я тогда предложил: давай я найду деньги, мы уговорим этого человека дать показания, подумаем о его безопасности, подумаем, как обнародовать информацию, как ее распространить через СМИ. Возьмем нескольких нардепов, камеры, поедем на место, выкопаем. Но он на это не пошел. Вероятно, я его убедить не смог. Он сказал, что сейчас делать это не имеет смысла, может быть, через два года…

-Почему через два года?

- Тогда власть, будем надеяться, сменится. Он с этими надеждами связывал выдачу информации.

-А кто-то еще мог знать о тайнике?

-

- Тайник, как уже известно, пуст. Что ты по этому поводу думаешь?

- Я знаю, что после задержания Гончарова, на дачном участке, к которому он имеет отношение, проводился обыск. И, скорее всего, Медведько отчитался еще по тому обыску. Еще в феврале, когда Гончарова арестовали и появилось его первое письмо, я сильно удивлялся, что он написал о «тайнике». Зная тягу Гончарова к конспирации, он мог повести еще и по ложному пути. Насколько я помню, он говорил, что часть материалов или их копий находится за границей.

- Если Гончаров знал о том, чем занималось спецподразделение УБОП, значит ли это, что он входил в эту группу, был «подсадной уткой»?

- Совершенно не обязательно. Можно предположить, что после ухода из УБОП, он работал в СБУ и курировал по своим каналам УБОП, поскольку знал эту структуру. Кто может мента выследить? Прокуратура может быть задействована, но оперативную информацию все равно собирает СБУ. Да, есть в МВД еще какая-то служба внутренней безопасности, спецы по личному составу, но все это для замыливания глаз...

- То есть ты исключаешь, что Гончаров мог быть причастен к «банде оборотней»?

-Нет. Я этого исключать (так же, как и подтвердить) не могу. Если бы я в ней был, то сказал бы: мы там с Гончаровым работали. Или не работали…

- А почему никто не удосужился обратиться с идеей проверить УБОП?

- Еще два года назад я писал о службе криминального поиска, так называемой «наружки». Указал адрес здания, где она работала. У меня была большая надежда на оппозицию. Говорил: поднимите волну, добейтесь проверки хотя бы этого спецподразделения. Начните с него. Дальше был бы и УБОП, и прочие очень интересные службы. Там масса злоупотреблений может быть на волне всей этой секретности. Ну и что? После публикации «наружка» три дня жгла документацию в офисе, а потом съехала оттуда. А наша оппозиция только тем и занималась, что «Кучму геть!» и «До суду!». То кровь эту свинскую сдавали, Луценко ходил с ней к Кравченко. Все было очень красиво, а практического результата никакого. В итоге – слежка продолжается, я уверен, подразделения эти и дальше спокойно работают. Не обязательно, что каждого будут убивать, но папочку надо завести, пусть лежит…

-Ты верил Гончарову?

- В принципе да. Хотя нельзя на 100% людям доверять, особенно если они в каких-то органах работают. Но полным кретином он не мог быть. Гончаров, как мне кажется, не мог врать. Меня он достаточно хорошо знал, хорошо ко мне относился.

- А как ты познакомился с ним?

- В 1989 году было создано это подразделение УБОП, экспериментальное в Киеве, в двух комнатах они располагались. Если не ошибаюсь, было их там человек 15. Мы с одним товарищем вместе (он фотографирует, я – пишу), знали тогда практически всех сотрудников, в том числе и Гончарова. Мы с ними часто выезжали на различные задержания, спецоперации. Потом УБОП начал потихоньку «закрываться» от прессы, сейчас он разросся до ужасных величин, а толку? УБОП – это борьба с организованной преступностью высокого уровня. У нас за последнее время хоть одно какое-то серьезное дело было раскрыто? Я что-то не припомню…

-Расскажи о своем сотрудничестве с Гонгадзе…

- О каком сотрудничестве? Я в глаза никогда его не видел, какое сотрудничество? Откровенно говоря, он просто передирал мои материалы с сайта FLB на «Украинскую правду» и все.

Правда, раз я ему написал, что могу писать для вас острые материалы. Он ответил, что с удовольствием их напечатает, но денег как бы нет, и он не сможет платить гонорары. На этом мы и разошлись. Он и дальше перепечатывал все с FLB.

- То есть, ты отбрасываешь версию, что Гонгадзе могли убить за размещение твоих статей у него на сайте?

- Нет. Но это могло быть формальным поводом, чтобы «накрутить» заказчика против журналиста.

- A помнишь, какие в то время громкие статьи перепечатала «УП»?

В то время я не громких не писал… Сейчас всех и не помню. Статья о Волкове была, пожалуй, самой резонансной.

- Чем закончилось обращение Ельцова в СБУ насчет охраны?

- Мне сказали, что есть два закона, на основании которых предоставляется охрана. Дословно не помню, как это звучит, но под один закон попадают судьи и работники правоохранительных органов, под второй – участники уголовного производства. Мне говорят: обращайся за охраной в милицию. Но как я могу идти в МВД, если почти на сто процентов уверен, что на меня совершили нападение сотрудники УБОП, которые хотели выяснить, что я еще знаю от Гончарова. Мне предлагали написать заявление в прокуратуру, чтобы та решила, кто может предоставить мне охрану. Но я сказал, что пока они это будут выяснять, может, охранять уже будет некого…

- То есть отказ был сделан сразу?

- Ну, так получилось, что напрямую не послали, но вот так… Впрочем сейчас мне охрана и не нужна. Потому что все, что я знал - уже написал. И теперь могу повесить объявление, что больше ничего не знаю. Беспокоить меня нет смысла.