И вот уже некая Елена Зелинская из некой Комиссии по сохранению культурного наследия при некой Общественной палате взывает к законодателю: «Прежде всего нужно запретить анонимность в Сети: снизить количество сайтов, где люди выступают под никнеймами вместо своих реальных имен. И когда пользователи перестанут прикрываться масками, отношение к печатному слову повысится, поскольку каждый знает, что делать ошибки - это несолидно».

С одной стороны, идея о негативном влиянии любого сленга, в том числе и сетевого, на уровень грамотности имеет весьма отдаленное отношение к действительности. Количество слов, для которых сленг предлагает альтернативу, в том числе альтернативное написание, ничтожно мало по отношению к общему корпусу национального литературного языка. От того, что десяток наиболее распространенных из них потребует специальных разъяснений на уроках русского языка, сложность работы учителя-словесника не возрастет.

С другой стороны, отрицательное влияние интернета на уровень грамотности вообще и на обучение грамоте школьников и вправду имеет место. Дело в том, что в эпоху печатного текста человек вообще и школьник в частности в общем и целом был окружен в своей жизни корректными написаниями, и при условии соответствующих усилий и (или) предрасположенностей это могло значительно облегчать ему усвоение языковой нормы.

Сегодня ребенку, ежечасно встречающему в чате или на форуме самые разные орфографические, пунктуационные, грамматические и стилистические ошибки, сложнее запомнить, что правильно, а что неправильно. Зануда-учительница говорит, что «корова» пишется через «о», а любимый блогер пишет через «а» - и как вы думаете, какой из вариантов скорее запомнится?

В этом нет ничего особенно нового: и в прежние времена было трудно учить грамоте и культуре тех детей, кто, выходя за пределы школы, на улицу или в семью, сталкивался там с безграмотностью и бескультурьем. В этом нет и ничего специфически языкового: наряду с речевыми ошибками в интернете и в других медиа сегодня в изобилии распространена ошибочная или прямо ложная информация о фактах и событиях, об истории и культуре. Повседневное пребывание в этой информационной среде не облегчает ни детям, ни педагогам работу по освоению информации, точной и корректной.

С третьей стороны, меры, предлагаемые для решения этой проблемы, представляют собой блистательный образец обычного бюрократически охранительного идиотизма. Анонимность или зарегистрированность пользователей интернета не имеет никакого отношения к уровню их грамотности. Люди, общающиеся в сети, пишут слово «корова» через «а» не из подрывных умонастроений, которые везде мерещатся горе-борцам за культуру и духовность, а потому, что не знают, как правильно, или потому, что им на это наплевать. Мысль о том, что писать с ошибками, как выражается госпожа Зелинская, «несолидно», - для огромного множества людей совершенно чуждая.

Чтобы убедиться в этом, достаточно зайти на любой сайт знакомств и обнаружить, что в стандартной анкете на вопрос: «Какие ошибки, на ваш взгляд, заслуживают наибольшего снисхождения?» - добрая половина пользователей отвечает: «Орфографические». Но даже высшая убежденность в необходимости говорить и писать правильно не даст никакого эффекта, если говорящий и пишущий невежествен. Иначе бы столь рьяно ратующая за родную речь госпожа Зелинская не допустила бы по ходу ратования грубой речевой ошибки, употребив выражение «отношение к печатному слову повысится» (отношение повыситься не может, эти два слова не сочетаются; отношение может улучшиться, а повыситься может, например, уровень грамотности).

Значит ли это, что бороться с падением уровня грамотности в сети невозможно? Нет, не значит. Ничто не мешает всем желающим создать фонд, получить грант и вести в русском интернете кампанию за чистоту языка - например, прокручивая через баннерные сети исправления наиболее распространенных ошибок. С другой стороны, можно думать и о более кардинальном решении вопроса - скажем, о встраивании в программное обеспечение чатов и форумов модулей проверки орфографии с функцией автоматического исправления таких ошибок.

В каком-то виде подобные модули уже сегодня существуют во многих программах, однако действуют они по-другому: выделяя (подчеркивая) слова, отсутствующие в словаре. В таком виде эта мера направлена исключительно в помощь пишущему и часто бьет мимо цели (например, за ошибку принимается любое имя собственное, любое включение латиницы и т. п.). Словом, нужно думать и экспериментировать. Но думать не все умеют, а экспериментировать многим лень - что-нибудь такое запретить куда проще. Особенно если запретить-то хочется совсем по другим причинам, которые как-то несолидно объявить вслух.

И напоследок - о задачах и перспективах орфографии как таковой. С точки зрения коммуникации совершенно все равно, как написано слово «корова», через «а» или через «о»: трудно себе представить, чтобы читающий испытал в связи с этим какие-либо сложности. Орфографические ошибки, вызывающие сбой в передаче информации, скорее редкость; даже при возникновении путаницы (скажем, между словами «компания» и «кампания») контекст почти наверняка позволит правильно прочитать сообщение. И в этом смысле цитируемый российскими СМИ англичанин Уэллс, провидящий, подобно своему знаменитому однофамильцу, причудливое будущее (на сей раз будущее без орфографической нормы), не так уж не прав. Да, люди могут объясниться и без этого.

Но язык - это далеко не только средство общения. Это еще и место обитания культуры. Для человека, чуткого к движению культуры, каждое слово - сжатый в точку роман, разворачивание и чтение которого радостно и познавательно. Такому человеку внятен в обороте «посевная кампания» мобилизационный, алармистский характер советского общества, а в первом, военном значении слова «кампания» - глубоко спрятанное латинское «поле», та же самая связь значений, что в русском языке привела к фразеологизму «поле брани», «полевой кухне», «полевой почте»...

Отказ от правописной нормы - это отказ от глубинного зрения, от извлечения неповерхностных смыслов. Недаром так стояли на страже правописания поэты, вплоть до Иосифа Бродского, обращавшегося к Брежневу с письмом протеста против упрощения орфографических нормативов. И бунтари, гнувшие и ломавшие эту самую норму, от Хлебникова до Зданевича, тоже делали это недаром - ради обостренного внимания к тому, как и зачем пишется данное слово, а не ради дряблого безразличия к норме.

Фото: Игорь Скалецкий, OpenSpace.ru

Дмитрий Кузьмин, OpenSpace.ru