— Александр Владленович, расскажите в какой должности вы работаете сейчас и какие обязанности исполняете?

— Работаю консультантом Президента Украины, а занимаюсь отдельными проектами в той же информационной сфере. Я могу высказать свою точку зрения, могу участвовать в обсуждении законопроектов, поступающих на визирование, указов Президента, отдельных публичных акций, в которых участвуют Президент и глава администрации, в аналитических вопросов, связанных со сферой СМИ.

— Много говорили в прессе, что вас бросили на амбразуру выборов. Насколько это соответствует действительности?

— Я на этой амбразуре не нахожусь. И не испытываю особого желания этого делать. В отличие от всей остальной страны, от многих, которые этим делом занимаются. Дело в том, что я —государственный служащий и работаю в администрации Президента Украины, в списках партий не нахожусь, в штабах не состою и в различного рода партийных акциях не участвую.

— А предложения поступают?

— Поступали предложения, которые не устроили по тем или иным причинам. Прежде всего потому, что статус государственного служащего, сотрудника администрации, сковывает и накладывает вполне понятные ограничения. Если заниматься выборами, надо было отказываться от этой работы, — просто быть честным, отказаться и уйти. А такого желания у меня не было.

— Вы сказали, что погружены в некоторые проекты. Что это за проекты?

— Я говорить не буду, потому что о незавершенном говорить не хочется. Но, например, сейчас я очень заинтересован в реализации идеи всеукраинского пресс-клуба, чтобы в стране было такое место, куда любой журналист мог бы прийти и получить нужную информацию, где ему помогут с получением материалов, аккредитацией. Есть реальная возможность осуществить это благодаря помощи Президента, который дал соответствующие поручения по поводу помещения для размещения этой организации. Я очень надеюсь, что эта общественная организация заработает еще до выборов, потому что на выборы ожидается приезд многих журналистов со всего мира, и они должны иметь возможность получать информацию, делать свою работу наилучшим образом. В последнее время занимаюсь именно этим. Недавно получил поручение контактировать с ассоциацией сетевых вещателей Украины. Они обратились к Президенту с письмом о своих проблемах.

— Сетевые вещатели — это кабельные каналы?

— Нет. Это организация, созданная около месяца назад, в которой объединились каналы СТБ, ICTV, Новый и четыре радиосети.

— Насколько я знаю, они активно выступали против принятия закона о рекламе, поправок.

— Против принятия закона о рекламе выступали очень многие. Хотя я тоже считаю, что буду советовать Президенту его не подписывать в его нынешнем виде. На этот счет существуют разные мнения, и вопрос достаточно сложный. Есть несколько моментов, которые, с моей точки зрения, не совсем приемлемы. Это касается, например, языка рекламы. В законе полностью убираются ограничения на язык рекламы. Мне кажется, что реклама должна быть украиноязычной хотя бы для того, чтобы вынудить рекламодателей работать на украинском рынке, а не просто брать клипы, которые изготовлены для всего бывшего СССР в Москве. Кроме того, в этом законе нет никаких новых ограничений по рекламе алкоголя и табака для телевидения и радио, а есть аналогичные ограничения для прессы и наружной рекламы. Мне кажется, это сейчас несвоевременно. Нет, понятно, что это надо делать, но, учитывая экономические условия, в которых находимся все мы и СМИ в частности. Мне кажется, что газеты недостаточно отреагировали, не активно участвовали в обсуждении закона, хотя прежде всего это касается их. Кстати, о рекламе. Три месяца назад я написал докладную записку относительно поддержки рекламного рынка в прессе путем внесения определенных изменений в налоговое законодательство. Например, внести в проект налог выплаты за счет отнесения затрат на рекламу на себестоимость продукции, что сегодня делается из прибыли. Это будет стимулировать наших производителей рекламировать свою продукцию. Мне кажется, что закон нужно принять в 2002 г. Обязательно. Если будет введен налог — значит необходимо внести изменения в Налоговый кодекс. По этому пути пошла Россия — опять впереди нас. Мне очень нравится эта идея.

— Если говорить о законодательстве и законотворчестве, то как бы вы прокомментировали ситуацию с законом о теледебатах, жесткой позицией парламента на этот счет.

— Если пойти дальше и не довести это дело не до абсурда, а до его логического завершения, по идее надо расписать в законе каналы и телевизионное время.

— Представим ситуацию, что слепоглухонемой человек вдруг выдвигается в партийный список. Каким образом он сможет участвовать в теледебатах, и насколько равные условия у него будут. — Процедура принятия закона о подписании Президентом для того и существует, чтобы документы, принятые на уровне эмоций, автоматически подписывались Президентом и принимали силу закона. Ни в одной стране мира такого закона нет и быть не может. Мы прошли президентскую кампанию, в ходе которой таких ситуаций не возникало, хотя кто-то из кандидатов в президенты жаловался на то, что ему не хватало времени, но каждому кандидату было предоставлено время на государственном канале УТ-1. А что касается всех остальных форм — дебатов, споров, дуэлей — это уже вопрос каждого человека в отдельности. Да, действительно в администрации Президента обсуждался вопрос, идти ли Президенту на дебаты. В конце концов была избрана форма — Президент находился в рабочей поездке, он с первым включением вышел в студию кампании, но я был категорически против того, чтобы действующий Президент находился рядом с остальными кандидатами, которые все дружно его атаковали, и он оказался бы в позиции защищающегося. Это тактика. У каждого кандидата, партии есть своя тактика, и никакой закон не может и не должен ее регулировать. Сегодня, на съезде Национальной ассоциации телерадиовещателей, я обратился ко всем теле- и радиокомпаниям, чтобы они высылали свое мнение на этот счет в администрацию Президента, и оно будет учтено. Ведь эти люди делают телевидение и радио, от их мнения должно что-то зависеть.

— Как вы оцениваете перспективность подписания этого закона…

— Я не видел окончательного текста, он в тезисах, поэтому мне сейчас сказать сложно, но мне кажется, что в том виде, в котором он принят, вероятность его подписания не слишком высока.

— Александр Владленович, почему так затягивается процесс назначения вашего предшественника. Я считаю, что Игорь Сторожук не так долго находился в должности, чтобы серьезно говорить и анализировать его достижения или просчеты. С чем это связано: с нехваткой профессионализма у людей, которые называются пресс-секретарями и пресс-аташе, или с другими причинами?

— Во-первых, это решение Президента. Если он его не назначил, значит, еще не подобрал человека, который бы его устраивал. На самом деле, пресс-секретарей у нас нигде не учат. Работа очень тяжелая, специфическая, это не чистая журналистика, это журналистика на гране с пиаром. У нас занимаются либо журналистикой, либо пиаром, чего-то среднего нет. Это должен быть человек, знающий административную работу, поскольку, как показывает опыт, свободные журналисты чувствуют себя на этой должности не очень уютно. Это должен быть человек, знающий Президента, поскольку им предстоито постоянно работать вместе, должно быть взаимопонимание. Сейчас у Президента есть очень хороший опыт общения с прессой, я вспоминаю начало, — тогда ему было гораздо труднее. Сомневаюсь, что сейчас работа пресс-секретаря имеет такое же значение, как и раньше. Думаю, что пройдет время, кстати, Андрей-----, мне кажется, неплохо справляется с этим делом. У него был трудный ноябрь и начало декабря, было очень много саммитов, встреч, я не видел ни одного прокола в этой работе.

— Есть ли с вашей стороны какие-то предложения Президенту по этому поводу?

— Нет. Я не даю предложения по кадровым вопросам, поскольку здесь выбор должен быть сделан самим Президентом. Нет необходимости его подталкивать.

— Если вернуться к вашей работе пресс-секретаря, то какие моменты были наиболее памятны — в положительном и отрицательном смысле.

— С хорошей и плохой точек зрения запомнились президентские выборы 1999 года. С хорошей, поскольку это была с нашей стороны профессиональная работа. С плохой — потому, что это была до невозможности тяжелая работа. Мы по три недели не были в Киеве, и это было очень трудно. Не могу я с радостью вспомнить и времена «кассетного скандала». Было трудно. И самое трудное — найти в себе силы анализировать ситуацию и спокойно предлагать те или иные решения. Вообще, хорошего было больше. Потому что каждое удачное интервью, удачный ход, публичное заявление и телевизионная картинка приносили радость и удовлетворение от сделанной работы. А с другой стороны, за каждой неудачной аналогичной акцией следовал разбор полетов. Мы старались это делать сами, не дожидаясь, пока нам об этом расскажут руководители. Хорошего и плохого было 50 на 50. Я находился на другой работе, но, случайно став пресс-секретарем, задержался на должности три года. Это очень хорошая школа, которая очень много дала для дальнейшей жизни, для понимания механизмов принятия решения, взаимодействия власти и СМИ, того, как делаются новости. С другой стороны, работа пресс-секретаря — это пиар в натуральном виде, в материальном ощущении. Потому что советники и помощники, консультанты — люди, которые что-то придумывают, — ни за что не отвечают. А пресс-секретарь — это человек, реализующий предложенные идеи и отвечаюий за то, что он делает, и что он предложил, и что ему навязали. Теперь, если когда-нибудь займусь политтехнологиями, всегда буду помнить, что политтехнолог все может придумывать, но осуществлять это на самом деле будут другие люди и отвечать придется им.

— Я читал в ваших высказываниях слово «усталость». Разве может уставать журналист? Вы же прекрасно знаете, как человек, который создавал агентство, что как таковой усталости у журналиста не бывает.

— Пресс-секретарь — это не журналист, а человек, ему противостоящий. Это человек, который с журналистами работает. Поэтому журналист устать не может, а пресс-секретарь может. И более того, это обязательно с ним случится. Используя термин «молот и наковальня», я могу сказать, что этот тот самый случай, когда пресс-секретарь находится между ними. И металл устает, а человек — тем более. Я напомню простой факт. На должности пресс-секретаря больше трех лет никто не работает, — ни в одной стране такого прецедента нет, за исключением тех случаев, когда пресс-секретарями являются родственники. Я вообще побил рекорд в СНГ. Это просто передний край. Усталости от жизни нет, но чисто технически все это тяжело. Я не понимаю, как это выдерживает Президент, я преклоняюсь перед его здоровьем, потому что того, что выдерживает он, не выдерживает практически никто в команде. Мы эту тему обсуждали, поскольку сколько было случаев, когда после рабочей поездки все падают с ног, когда утром я проснуться не могу, еле-еле приползаю на работу, захожу в кабинет и вижу совершенно спокойного, бодрого человека, который дает какие-то поручения.

— Вы говорили, что были предложения от политических партий. Я хотел бы уточнить, были ли конкретные предложения баллотироваться. А вторая часть вопроса, были ли предложения от журналистских структур прийти на работу, использовать багаж знаний по ньюсмейкерству?

— От журналистских структур не было. Дело в том, что я настолько тесно связан с агентством «---- Украины», что меня смешно приглашать возглавить какую-то другую структуру, поскольку все знают, что я этим агентством очень долго не занимался в силу отсутствия времени, оно существовало отдельно от меня. Это честные люди, сейчас я буду им помогать. В творческом плане и в организации технологического процесса никак не использую свою должность. А предложения от партий были разные, были намеки насчет списков, но это еще в момент начала кампании, поэтому не знаю, насколько далеко оно пошло, если бы согласился.

— То есть вы отказались?

— Да. Я не совсем понимаю, зачем мне сейчас нужен этот значок. Я часто задавал себе этот вопрос и разумного ответа не нашел. Были и есть предложения от бизнесменов разного рода на предмет возможного сотрудничества в каких-то медиа-проектах. Я не исключаю, что в будущем это возможно.

— На ваш взгляд, прогрессирует ли украинская журналистика, растет, есть ли какие-то заметные подвижки?

— Я, наверное, старею. Чем дальше, тем меньше она мне нравится. Мне кажется, что то, чем мы занимались 7 — 8 лет назад, было больше похоже на журналистику, более живым делом, интересным для нас — и читателей, и зрителей. А сейчас это все превращается в технологический процесс, главный инженер которого, как правило, не журналист, а кто-то другой. А журналисты становятся рабочими, мастерами, начальниками участков. Мне это напоминает завод, я на заводе проработал лет пять и вспоминаю конвейер, это очень похоже — отдел технического контроля есть, все как полагается. Штампики ставят, выпускают. Но это еще не говорит о качестве работы, потому что завод делал много брака, несмотря на высокие стандарты производства, неплохой персонал. Я могу сказать, что брака много и сейчас. Может быть, организаторам медиа и всяким олигархам обратиться за консультациями к директорам заводов? Поскольку наши бизнесмены на производстве, как правило, не трудились, может быть, им стоит посмотреть, как это делается, пойти на конвейер, посмотреть, как организовать техпроцесс, где контроль должен быть, какие люди где должны находится. И второе: слишком часто перед журналистами ставятся конкретные задачи. И здесь может идти речь о качестве исполнения, а не о творчестве. Потому что даже в условиях завода были конструкторы, перед которыми была поставлена задача — творить. Самым верным сравнением было бы, если бы всех конструкторов погнали в цех, и они сидели бы на конвейере и привинчивали гайки. Это неправильно.

— Как вы относитесь к тому, что журналисты идут с охоткой в депутаты, — довольно модно стало приписывать тех или иных именитых журналистов к спискам?

— Я уважаю выбор коллег, считаю, что каждый имеет право на выбор своей судьбы. Мне не стоит никого критиковать. Но, с моей точки зрения, в некоторых случаях это связано с тем, что человеку с течением времени надоедает брать интервью и он хочет, чтобы интервью брали у него. Самый короткий путь — путь депутатства. Но человек должен понимать, что перестает быть журналистом и становится человеком, у которого берут интервью, но он будет не в первых рядах, он становится в конец этой очереди. Это уже другая игра с другими правилами. Если есть силы и желание в эту игру играть, мне кажется, что только можно пожелать счастья, успеха в политической и личной жизни. А если это просто эмоциональный порыв, то об этом, конечно, спустя какое-то время, пожалеют. Но ничего страшного в этом нет, никто не мешает человеку положить мандат и вернуться к обычной жизни.

— Александр Владленович, с каких программ, газет начинается день у консультанта Президента, связанного с масс-медиа, как все-таки отзывается журналистское слово в недрах администрации Президента?

— У меня все начинается с прочтения десятка газет. Это все ежедневные, еженедельники, Интернет-сайты, все новостные украинские Интернет-сайты. Телевизионные новости стараюсь не смотреть, а читаю на следующее утро мониторинг агентства Юэйтудей. Есть очень большой соблазн заняться не столько информированием Президента, главы администрации, сколько трактовкой того, что написано. Я этого не делал никогда. Этого делать категорически нельзя. Я считаю, что человека, который начнет этим заниматься, надо убирать оттуда немедленно. Дело пресс-секретаря, консультанта, человека, работающего со СМИ в администрации, постараться дать объективную картину того, что на самом деле пишут. Нужно избегать наталкивания на то или иное решение руководства. А это, к сожалению, бывает, и этим занимаются не сотрудники администрации Президента, а люди, которые приходят из-за пределов здания. Они не понимают, что если получится у них, получится и у их конкурента. Я недавно увидел на одном сайте, принадлежащем некой партии, текст, от которого у меня волосы дыбом стали. Я не называю его, но в нем как бы сравнивается украинская действительность с фашистской Германией. Это очень уважаемая партия, но я принес этот текст, показал его руководству без комментариев. Хотя, конечно, они напрашивались. Я журналистам всегда говорю, что чиновники не знают кухни масс-медиа и не должны ее знать — они делают свое дело. Их начинают дергать, выбивать из них фразы, потом их высказывания редактируются и получается совсем не то, что они хотели сказать, — это совершенно объективное непонимание друг друга журналистами и чиновниками. Нужно понимать, что чиновник не может высказать за одну минуту все, что у него наболело по тому или иному вопросу. Ему нужно десять минут. Я очень часто занимался тем, что защищал чиновников от журналистов и наоборот. Это тоже задача пресс-секретаря, очень тяжелая. Потому что для всех становишься врагом.

— На ваш взгляд, почему те масс-медиа, которые у нас привыкли называть государственными, такие плохие. Только ли в кадровом вопросе дело, только ли в вопросе финансирования, может быть, дело немного глубже?

— Они плохие потому, что государство, к сожалению, накладывает определенные ограничения на деятельность своего аппарата в целом и на деятельность государственных учреждений в частности. Я имею в виду оплату труда, возможность увольнения сотрудников — если в частном издании деятельность журналиста не устраивает, его уволят, но уволить из государственной организации практически невозможно. У сотрудников появляется чувство чрезмерной социальной защищенности, в том числе и от своих руководителей, и от увольнения за плохую работу, поэтому они могут себе позволить работать плохо. Вот вся структура и работает плохо, денег не зарабатывает. Замкнутый круг.

— Есть случаи, когда человек одарен, талантлив, но попадает в государственные СМИ и становится таким же, как те люди, которые там работали 20 лет назад.

— Засасывает и хоронит. Имея опыт работы в государственной и частной структурах, хочу сказать, что частная структура по определению работает лучше, чем государственная — она мобильнее, если менеджмент хороший, оперативно реагирует на события, работает на рынке. Любая. Это касается не только СМИ. А государственные СМИ не стали субъектами рынка и не станут ими. Была идея акционировать государственные областные телерадиокомпании, оставить контрольный пакет за государством, остальное продать и раздать, и пусть они себе выживают в этом рынке. По национальной телекомпании сейчас предложений и советов столько, что я воздержусь. Те же государственные газеты, к сожалению, являются бюллетенями органов государственной власти, их не читают, а сохраняют потому, что надо знать, какое постановление или назначение вышло. Это не газета, а бюллетень, которому тоже нужен полугосударственный статус с хорошим менеджментом и хорошими деньгами. Вот, собственно, этого и нужно добиться. Вряд ли в нынешнем состоянии кто-то сможет чем-то запомниться читателям. Мрачная ситуация.

— Несколько частных вопросов. Я знаю, что вы большой поклонник Интернета. Какими сайтами вы пользуетесь, что вам больше всего нравится?

— Знаете, я сейчас больше воспринимаю Интернет как библиотеку. Наконец я дошел до того, до чего все цивилизованное человечество дошло еще 20 лет назад. Там очень много текстов: вся мировая литература собрана здесь. Во-вторых — это колоссальный музей, многие не знают, что здесь собрана вся мировая живопись. Но, к сожалению, все больше сижу в новостных сайтах и смотрю новости, которые собираются в Интеренете со всего мира. Часто смотрю и «Мигньюс» — это очень интересный сборник мировых новостей, смотрю еще и спортивные сайты, в основном, футбольные. Я не болельщик, а просто здоровый наблюдатель за футбольными событиями. Знаете, в мире все происходит по спирали. Но надо узнать, куда она ведет — вверх или вниз. Я думаю, что через какое-то время будет другой уровень. А худший или лучший — жизнь покажет.

— Я смотрю, что квартира — автоматическое продолжение кабинета. А как со временем сейчас?

— Со временем сейчас гораздо лучше: спокойнее, и наконец-то я понял, что такое жизнь. Оказывается, она есть. Я всегда думал, что ее нет. А есть встречи, интервью и сплошные переезды по Украине. В этих поездках больше понял, что происходит в регионах, чем когда ездил в кортежах и бегал за делегациями. За границей мне пока нечего делать. Тем не менее настоящая жизнь началась для меня тогда, когда я выспался. А произошло это полтора месяца назад, с переходом на другую работу. И, честно говоря, я до сих пор не могу понять, какая она. Она настолько новая, что и чувствую себя как на третьем курсе университета. Сил стало намного больше. И не знаю, куда их приложить, раньше вопроса такого не возникало.

— Не тянет что-нибудь написать? Я помню, что для одного популярного еженедельника писали как-то под другой фамилией?

— Я уже ответил на этот вопрос в интервью одному изданию. Чем больше я узнаю политику, тем меньше у меня желания заниматься политической журналистикой. Потому что, когда чего-то не знал, а фантазия помогала дописывать картину, картина эта совершенно не соответствовала действительности, но тем не менее была красивой. Это так называемая интуиция, которая с успехом заменяла информацию, но поскольку информации стало гораздо больше, то места для фантазии практически не осталось. А описывать реальность оказалось гораздо более унылым занятием, чем полет мысли, который потом выкладывался определенным образом на бумагу. Я должен сказать, что это все грустно. Поэтому, если заняться журналистикой, то я подумываю, не написать ли что-нибудь о футболе?