Руководитель следственной группы рассказал «Новой» о киллере, поиске заказчиков и окончании первого этапа расследования

 

— Уголовное дело уже передано в суд? Каким он будет: военным, гражданским, судом присяжных, когда начнется процесс?

— Мы несколько дней назад передали дело в Генеральную прокуратуру для утверждения обвинительного заключения. Оно было подписано, и 2 октября дело ушло в Московский окружной военный суд. По идее в течение 14 дней должно быть назначено предварительное заседание. Суд военный, потому что один из обвиняемых — подполковник Рягузов — действующий сотрудник ФСБ. Остальные обвиняемые и их адвокаты не возражали против военного правосудия. К тому же в деле много секретных документов…

 

— То есть? Означает ли это, что процесс будет проходить в закрытом режиме?

— Порядок рассмотрения дела определяет суд, это не моя прерогатива, поэтому комментировать не буду. А секретные документы — это ответы на наши запросы в ФСБ, в управления МВД, отвечающие, например, за наружное наблюдение, сотрудники которых засекречены. Конечно, большая часть из этих документов касается Рягузова и Хаджикурбанова — бывшего сотрудника ЦРУБОП*. И бумаги эти не следствие секретит, а они к нам уже приходят с соответствующим грифом. Снять его может только либо само ведомство, которое засекретило сведения, либо суд. Я же должен исполнять закон о государственной тайне.

 

— Кто окажется на скамье подсудимых, какова роль этих людей в совершенном преступлении?

— Что касается убийства Анны Политковской, мы пока на данный момент обвиняем троих: Джабраила и Ибрагима Махмудовых, а также Сергея Хаджикурбанова. В отношении остальных лиц дело выделено в отдельное производство, ведется расследование. А роль подсудимых такова: мы считаем, что Хаджикурбанов — организатор, а братья Махмудовы — соучастники преступления: один следил за Политковской и сообщал о ее передвижении второму, который принимал информацию, стоя рядом с местом преступления, и передавал киллеру. И киллер входил в подъезд заранее — за 10 минут до прихода Политковской, ждал ее там.

 

— Насколько я знаю, у преступников было несколько репетиций?

— Такие сведения в деле есть. Не буду особо конкретизировать, но камеры наружного наблюдения фиксировали преступников в разные дни.

 

— И киллер несколько раз встречался с Анной Политковской?

— Да. Он выходил из подъезда, когда она входила в парадную. Киллер держит дверь и сталкивается с Анной лицом к лицу.

 

— А каковы были мотивы у всех этих персонажей: личные, корыстные?

— Отвечу так. Если говорить в целом о ее убийстве, то мотив — профессиональная деятельность журналиста. А так как Анна писала на острые темы весьма жесткие тексты, то профессиональный мотив, естественно, сопряжен и с политикой. Если же говорить об этой троице обвиняемых, то ни о каких личных мотивах или убеждениях и речи быть не может. Они — не из той категории людей. Конечно — деньги.

 

— Циничный вопрос задам: «дорогое» было убийство?

— Сумма следствием пока не установлена. Но очевидно, что убить журналиста такого уровня — не копейки стоит. Другое дело, как распределились эти деньги и где эта сумма, у кого.

 

— Обвиняемые признали себя виновными, сотрудничали со следствием?

— Разве будут братья, чеченцы по национальности, показывать друг на друга? Естественно, они не признают свою вину, отвечают только на общие формальные вопросы и, конечно же, не сотрудничают со следствием. А Хаджикурбанов — вообще отдельная личность: опытный опер, который никогда в жизни не даст никаких признательных показаний. Достаточно почитать первое уголовное дело, по которому его осудили в 2004 году.

 

— В деле, которое будет слушаться в суде, два эпизода. Один — убийство Анны Политковской, другой — по которому проходят тот же Хаджикурбанов и подполковник Рягузов. Что это за эпизод?

— Он касается преступных действий, совершенных в отношении предпринимателя Эдуарда Поникарова. Это 2003 год. Хаджикурбанов и Рягузов приехали к нему в офис, использовав заявление некого Гусейнова, и стали вымогать деньги. Там они, превышая свои должностные полномочия, надели на него наручники, Хаджикурбанов стал его бить, требовал 10 тысяч долларов. Потом повезли к нему домой, по дороге Хаджикурбанов опять бил Поникарова, Рягузов — пугал. Устроили погром в его квартире, так же насильно вывели жертву из дома, несмотря на крики жены, били об стену, о перила, запихали в машину. Только когда жена потерпевшего позвонила в милицию и сотрудники ДПС остановили их на выезде из Красногорска, Поникарова пришлось отпустить. Тогда — в 2003 году — и военная прокуратура, и одна из районных прокуратур Москвы отказали в возбуждении уголовного дела. Мы проверили обоснованность этого отказа, и зам. генерального прокурора Виктор Яковлевич Гринь отменил постановление как незаконное — дело возбудили. Вот Рягузов как раз по данному эпизоду и проходит: превышение должностных полномочий и вымогательство. Я не мог эпизод Рягузова выделить в отдельное производство и направить в суд самостоятельно, потому что он совершал все это вместе с Хаджикурбановым, который обвиняется еще и в убийстве Политковской.

 

— Но во многих СМИ, даже со ссылкой на официальную информацию, говорилось о том, что Рягузова все-таки подозревали в причастности к убийству Анны Политковской?

— И следствие, и оперативная группа работали в этом направлении. Да, Рягузов подозревался в причастности к убийству Политковской. Однако следствие не добыло прямых тому доказательств. В отношении него уголовное дело по убийству Политковской было прекращено.

 

— Добавлю от себя, а не от следствия… Учитывая, что расследование еще продолжается, не стоит зарекаться от того, что какие-то обстоятельства могут открыться вновь…

— Это вы сказали.

 

— С Рягузова обвинение сняли, а что получилось с теми, кто также задерживался по делу, но потом был отпущен: младший Махмудов, Делемханов, Грачев, Исаев, Бураев…

— Вот смотрите. Начало расследования: у следователей и оперработников появляется информация о возможной причастности к убийству таких-то лиц. Из допросов, из неофициальных источников, из анализа биллингов** телефонных переговоров… Все лица, кого я задерживал в ходе предварительного следствия, а в дальнейшем и арестовывал,  все они непосредственно были связаны с той группой, которая будет теперь сидеть на скамье подсудимых. Они имели общие дела, все друг с другом созванивались: и до убийства, и в день убийства, и после, и так далее… Когда мы установили причастность тех же Махмудовых и Хаджикурбанова к преступлению —  кто пользовался автомобилем в день убийства, кто предлагал следить за Политковской, — мы приняли решение об аресте. Естественно, мы не могли позволить кому бы то ни было скрыться. Ну задержали бы мы троих-четверых человек, а где потом остальных искать? Тем более у нас были веские основания предполагать, что все эти лица могут быть причастны к преступлению. Я вынужден был их задержать, продлевать сроки содержания под стражей и выяснять степень их причастности или непричастности к делу. Перед теми, кого отпускал, — перед каждым потом извинился. И спасибо моему руководству и руководству прокуратуры, что все эти мои действия нашли понимание и поддержку. Да, я долго проверял, но проверил же в итоге: те, чьей вины не было, в суд не пошли.

 

— Но в этом списке есть и сотрудник 5-го управления ГУВД Москвы Лебедев, которого трудно назвать невиновным.

— В ходе расследования мы установили, что подполковник Лебедев, превышая свои служебные полномочия, по заказу осуществлял негласное наблюдение за гражданами. И мы предъявили ему обвинение в этом, а дело передали в Следственное управление при прокуратуре Москвы. Мы его задерживали, поскольку у нас были данные: он организовывал слежку за Политковской. Оперативным путем было установлено, что он «работал» на Лесной улице в те самые дни. Потом выяснили: да, действительно, на улице с таким названием он осуществлял мероприятия по негласному наблюдению, но в другом городе, в Подмосковье.

 

— Фамилия Исаев  тоже стала достаточно известной. Человек с такой фамилией был недавно осужден в Риге за попытку совершить заказное убийство…

— Исаева мы арестовали, потому что, например, автомобиль преступников, на котором они подъезжали к месту убийства, принадлежал ему, он с ними созванивался постоянно, был хорошо знаком. А вы говорите о его брате — Мовсаре, который тоже был близким другом Махмудовых. Сейчас он отбывает свой срок в Латвии действительно за попытку убийства. Мы выезжали в Ригу, допрашивали его там. Конечно, он ничего не стал рассказывать, хотя можно предположить, что Мовсар по крайней мере был в курсе готовящегося убийства Политковской. Он тогда был в Москве.

 

— Складывается ощущение, что все эти люди, знакомые между собой, совершившие не одно преступление, — не так уж просты и, скорее всего, принадлежат к какой-то серьезной преступной группировке.

— Я бы не сказал, что все. Если речь идет о Рустаме Махмудове (старшем брате) — киллере, как мы уверены, — то он действительно с 1998 года находится в розыске за похищение человека (остальные члены группы осуждены). Говорить же, что все — члены ОПГ, не стоит. Это не так. Потому что это — наспех собранная команда, собранная по родственному признаку. Да и оружие — самодельное, изготовленное из газового пистолета… А вот кто дал задание собрать эту группу — вопрос.

 

— И эти люди, которые дали задание, скорее всего, решили попросту сэкономить, раз наняли подобную публику?

— Пока трудно говорить, мы не располагаем на этот счет подтвержденными данными. Но то, что совершали преступление по принципу «быстрей-быстрей», — в этом я уверен.

 

— Но и журналисты, и некоторые сотрудники правоохранительных органов впрямую упоминали в связи с убийством Анны Политковской лазанскую преступную группировку и ее лидера Нухаева?

— Я воздержусь от комментариев, потому что расследование продолжается и выводы делать рано. Скажу лишь, что мы действительно проверяли причастность отдельных лиц, проходивших в разном качестве по делу об убийстве Пола Хлебникова, на причастность и к убийству Политковской. Отсюда пошли в СМИ и подобные предположения. На данный момент я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту связь.

 

— Можно ли сказать, что убийство Анны Политковской раскрыто, если на скамье подсудимых нет ни киллера, ни заказчика?

— В функциональном смысле слова — да, раскрыто, потому что мы выставляем карточки о раскрытом преступлении. Другое дело, что мы сейчас работаем над всей цепочкой. И еще будут привлечены к ответственности лица, если мы установим и докажем их виновность. Все это будет происходить в рамках отдельного, выделенного в отдельное производство, дела в отношении киллера, заказчика и иных причастных к преступлению. Что же касается Хаджикурбанова и Махмудовых, то мы не можем затягивать следствие по их поводу, пока не найдем всех остальных: закон четко диктует сроки содержания под стражей до суда. Они совершили преступление, их вина доказана — пусть садятся на скамью подсудимых.

 

— Каковы перспективы у этого выделенного дела, о котором вы говорите? Сколько расследование может занять времени?

— Мы сейчас активно работаем по нему, используем те наметки, которые уже есть, которые содержатся в деле, направленном в суд. Что-то и новое появляется… Но как только откроется судебный процесс по первому делу, мы начнем все заново — с места происшествия, с нуля. Об этом знают и следственная группа, и оперативные работники. Почему? Что-то могли упустить в спешке, где-то глаз замылился, чему-то на первоначальной стадии не придали значения, где-то, например, в ответе телефонной компании содержалась какая-то неточность… Все начнем восстанавливать в памяти, все, что мы делали в первом деле, все будем делать вновь: биллинги, допросы свидетелей, запросы,  но уже с учетом всего нам известного. Будем возвращаться к тем же фигурантам, еще и еще раз проверять: кто к чему причастен и не приведут ли они нас к другим персонам.

 

— То есть тем, кто подгоняет постоянно, можно успокоиться: это будет долгая и кропотливая работа?

— Я вам так скажу. Например, расследование дела Хлебникова ни на один день не приостанавливалось. С 2004 года мы по нему постоянно работаем: и много чего (и кого) нового установили.

 

— Что касается предполагаемого киллера — Рустама Махмудова, — его фотографию можно увидеть на сайте Интерпола, значит ли это, что он скрывается за границей?

— Сказать, что он скрывается конкретно за границей или конкретно на территории России, я не могу: даже если бы знал, не сказал — это следственная тайна. Но как бы то ни было, ищут его везде. Он объявлен и в федеральный, и в международный розыск по двум уголовным делам. Есть санкция на арест, который должен быть произведен, где бы его ни нашли.

 

— А заказчик или заказчики? Удалось ли за два года сузить круг подозреваемых?

— Подозреваемые есть: скажем так, пока не с точки зрения УПК (там роль четко прописана), а — предположения, что заказчиками могут быть такие-то лица. А это в таком трудном деле — уже хорошо. Сужать этот круг я пока не могу: всех проверяю. Да их и немного, чтобы список сокращать, — два-три-четыре человека… Сейчас мы очень плотно занимаемся как раз предполагаемыми заказчиками. Всех надо проверить, обложить доказательствами виновности или невиновности, а потом уж сказать: пожалуйте в следственный изолятор и получите  свой срок.

 

— Насколько известно, дело будет рассматриваться судом присяжных. Опыт того же дела Хлебникова, о котором мы говорили, опыт других громких процессов свидетельствует: этот институт еще не окончательно устоялся в России. Количество скандалов с присяжными зашкаливает: то туда внедряют представителей спецслужб, то подсовывают присяжным взятки, то оказывают на них давление… Есть ли какие-то гарантии, что процесс по делу Анны Политковской избежит подобных проблем?

— Гарантий никаких. И это моя головная боль. К сожалению, помимо тех вещей, о которых вы говорили, существуют и иные проблемы: присяжные зачастую то ли вживаются в роль «обиженных и несчастных» подсудимых, испытывая неприязнь к правоохранительным органам, то ли мыслят какими-то стереотипами и сравнивают, как выглядит обвинитель и адвокаты, кто как себя ведет, не особо вслушиваясь в суть и больше руководствуясь эмоциями. И если это интервью будут читать будущие присяжные, то хочу им сказать: внимательно слушайте обе стороны (не как они говорят, а что), сопоставьте факты, не сочувствуйте никому и отработайте честно, раз согласились. Убит человек, известный журналист, убита женщина! Не дайте втянуть себя в интригу. И я надеюсь, что мы получим в итоге объективный вердикт присяжных — я не говорю обвинительный, — я прошу вынести объективный вердикт.