Эгоизм критика диктует подход к данной "единице проката" с позиции коллекционера, ревниво не желающего делиться любимыми художественными сокровищами. Большинство все равно воспримет фильм как провокацию, в которую известная человеконенавистница ухитрилась втянуть даже Богдана Ступку. Его герой по-собачьи метит дверь собственной дочери и с кошачьим мяуканьем пытается уложить в постель ее подругу. Достается актерских испытаний и Наталье Бузько в роли дочери, с которой отец сдирает ножом трусы, и Ренате Литвиновой, которая (в образе подруги) тоже мяукает, а еще садится на унитаз и журчит без особого стеснения.

Все это происходит во второй половине диптиха (снятой по сценарию госпожи Литвиновой), первая же (написанная Евгением Голубенко) выматывает нервы даже искушенной публике своей демонической некрофилией. Действие разворачивается в театре. Тон задает играющий рабочего сцены Александр Баширов, который, отчитав с инфернальными интонациями знаменитый монолог Гамлета, обнаруживает труп актера, повесившегося прямо на сцене в гриме и костюме принца. Эта находка не вызывает удивления, как и дальнейшая суета вокруг покойника, чье появление ничуть не меняет образа мыслей и действий живых. Весь мир – театр и одновременно ад, в котором людей мучают даже после смерти. Как и в "Чеховских мотивах", где Кира Муратова высмеяла свадебный ритуал, здесь она столь же скептически оценивает факт смерти.

Если первая половина фильма – картина ада, где мучают и карают, то во второй мы переносимся в рай, где создательница фильма оказывается благосклонна ко всем своим персонажам, сколь бы идиотично они ни выглядели. Рай выстроен в виде фантастического дома некоего номенклатурного богача Андрея Андреевича, теряющего потенцию и коллекционирующего пикантные женские портреты. Вначале на эту роль пригласили Никиту Михалкова, но в результате ее сыграл Богдан Ступка. Впервые вступивший на муратовскую художественную территорию, он чувствует себя как рыба в воде. Что говорить о постоянной муратовской актрисе-клоунессе Наталье Бузько. И о Ренате Литвиновой, художественным признанием в любви к которой стал фильм. Кто бы еще, кроме Киры Муратовой, подарил ей роль столь высочайшего комизма – одноклеточной, но чрезвычайно обаятельной вагоновожатой в турецкой дешевке и с конским хвостом? И вообще, все участники съемочного процесса на славу поработали, чтобы картина во второй части превратилась в сочный скетч, сражающий неприличием откровенного китча.

Вероятно, даже для поклонников госпожи Муратовой некоторой проблемой станет перепад между двумя частями картины. Но этот перепад и есть ее истинный сюжет. Тяжеловесность первого эпизода компенсируется легкостью второго, ад и рай оказываются противовесами божественного замысла, который режиссер Муратова воплощает с ничем не ограниченной свободой.

Андрей Плахов, «КоммерсантЪ-Украина»