...Я понимал, что если я не буду давать признательные показания против себя, то оперы ФСБ будут меня «урабатывать» и до суда я как минимум могу стать инвалидом, а как максимум просто не доживу до него.

С 15 марта меня вынуждали письменно отказываться от адвокатов Эмиля Курбединова и Тараса Омельченко. По-моему, 17 или 18 марта из следственного отдела ФСБ (надев чёрные очки, наушники) привезли в какое-то другое помещение, где тот же «главный» опер, который участвовал в пытках 10 марта в подвале, сказал: «Владислав, узнаешь меня?!» Я узнал его по голосу, поскольку очки мне не сняли. После утвердительного ответа он сказал, что через пару часов приедут телевизионщики и нужно будет дать интервью. Если интервью пройдет в «правильном» русле, то меня отвезут обратно к следователю Виталию Власову в УФСБ, а затем в СИЗО. А если нет, то будут опять «урабатывать» на подвале. Судя по всему, вариантов у меня не было. Я был вынужден согласиться...

Затем мне сняли очки. Пришел еще один эфсбэшник, который начал со мной учить текст для записи интервью (все они были в балаклавах). Поскольку я еще не совсем восстановился после пыток с 10 на 11 марта, у меня были кратковременные провалы в памяти. Текст я долго не мог выучить. Его сократили и порезали.

Когда приехали телевизионщики, с меня сняли наручники и дали перед «интервью» попить воды. До сих пор вспоминаю удивлённый взгляд журналиста, когда на его вопрос «Зачем вам была нужна граната?», я выдал написанный ФСБ ответ: мол, для защиты от агрессивных крымских татар. Большего бреда эфсбэшники придумать не смогли...

Примерно, 15-16 марта на очередных следственных действиях в ФСБ я заговорил с адвокатом Лилей Гемеджи. Она спросила: «Вы Владислав Есипенко? Мы вас давно ищем!». Как правило, в коридоре ФСБ меня охраняли и сопровождали два опера
эфсбэшника, а тут произошло чудо и их не было на местах. В этот промежуток я успел написать заявление о пытках и отказе от адвоката Синеглазовой.

Когда в следующий раз меня привезли в следственный отдел ФСБ, то мне удалось переговорить с адвокатом Тарасом Омельченко. Мы с ним согласовали мою позицию на будущем судебном заседании. Я понимал, что заявив на предварительном заседании суда о пытках, я рисковал. Никто не знал тогда, как поведут себя эфсбэшники после моего заявления и какие меры по отношению ко мне будут приняты. Тогда я сравнивал это с прыжком через пропасть: можно перепрыгнуть, а можно рухнуть вниз...

Разумеется, можно было бы дотянуть до начала основного суда и уже там заявить о пытках, но тогда сложнее было бы доказывать свою невиновность в судах (включая Европейский). 6 апреля на суде я, конечно, волновался. Удивила позиция судьи. Когда я заявил о пытках и отводе адвоката Синеглазовой, он объявил перерыв, а затем не принял мой отказ (видимо, в совещательной комнате он с кем-то советовался по этому поводу). Но Синеглазова по негласному закону об адвокатской этике (если вообще она у нее есть), взяла самоотвод и покинула зал суда.

Все последующие дни я ожидал репрессий со стороны ФСБ, но, как ни странно, было тихо.Через три дня, 9 апреля, меня повезли опять на следственные действия (при этом следователь Власов не уведомил адвокатов). Следователь Власов формально в очередной раз взял у меня отпечатки пальцев, а дальше меня вывели из здания ФСБ и, надев очки и наушники, повезли на микроавтобусе в неизвестном направлении.

Минут через 15 остановились. Меня завели в какой-то подвал, посадили на стул, не снимая наручников и очков. В этот момент я сначала молился, а потом, приподняв очки, стал незаметно осматриваться. Я находился в полуподвальном помещении примерно 10 м.кв. с окном на решётке. Именно тогда я подумал: «сейчас тебя повесят на решетке, а твоим именем у тебя на родине назовут улицу...»

Внутренне для себя решил, что если начнут убивать - буду бороться до последнего. Если начнут пытать, то я рассеку бровь об угол стены (ударом головы), будет много крови и возможно это их остановит. Поскольку потом при отправке обратно в СИЗО там задавали бы вопрос: «Откуда у арестанта повреждения?»

Ассортимент угроз от сотрудников ФСБ был достаточно велик, но чаще всего упоминали о продолжении пыток электричеством, избиениях в «пресс-хатах» СИЗО и просто убийстве («пресс-хаты» - камеры, где заключенные по негласному распоряжению администрации СИЗО избивают других заключенных).

Если с убийством мне все было понятно, то в пытках и избиениях могли быть варианты. В случае пыток током я понимал, что для меня меньшим злом и болью будет нанести себе увечья, а именно "вскрыться", порезать вены вдоль запястья и тем самым попасть на некоторое время в медсанчасть или рассечь бровь ударом о дверной косяк. Если бы перевели в «пресс-хату» СИЗО, то неизвестно кому бы больше досталось - мне от «пресс-хаты» или «пресс-хате» от меня. Можно сказать, я был готов почти ко всем вариантам развития событий.

Если меня пытали в балаклавах в подвале у «смежников» (эфсбэшники в разговоре между собой проговорились), то есть подвал для пыток им предоставляло скорее всего руководство крымской полиции, то в Симферополе в полуподвальном помещении по ул. Пушкина в ФСБ есть полноценные пыточные камеры с решетками на окнах и «кормушками» на дверях. Об этом я узнал от подследственных крымских татар, которых туда вывозили выбивать признательные показания. Вот там, похоже, я и был...

В полуподвале было достаточно холодно, я изрядно продрог. Пока ожидал чертей, было время подумать о жизни. Примерно через час услышал звук шагов по ступенькам. Сердце тогда колотилось, наверное, 200 ударов/минуту. Несколько человек вошли в помещение.

Снова начал говорить знакомый голос «главного» опера эфсбэшника: «Владислав, - сказал он, - это че за х…. происходит! Я только вернулся в Москву и меня вызвали обратно потому, что ты наговорил много лишнего на суде. Ты поверил в свою бессмертие?! Или адвокаты твои, утырки, насоветовали всё отрицать?! Адвокаты уедут домой, а ты останешься с нами. Ты понимаешь, что мы тебя будем «урабатывать», пока не сдохнешь?»

Я слегка успокоился, понимая, что именно сейчас убивать не будут. «Ты понимаешь, что ты пыль под ногами, которую легко растереть? - продолжал он. - Только шум в Украине немного успокоился по поводу тебя и опять начало происходить что-то непонятное. Осознай, тебя не спасут ни дипломаты, ни министры, потому что ты н... никому не нужен. Они там, а ты здесь останешься на статью, нужную нам. А ведь мы костюм спортивный тебе купили, другую одежду, еду...»

В ответ я им сказал, что меня будут «урабатывать» в любом случае и возможно «навешивать» более тяжкие статьи, делая из меня шпиона или диверсанта. -«Я тебе даю слово офицера, что если ты признаешь вину, то тебя больше никто «урабатывать» не будет!»

«Интересно... – подумал я. – А подброшенная мне в салон автомобиля граната и фальсификация дела, видимо, не входили вразрез с офицерской честью».

Я ответил, что даже у маньяка Чикатило был адвокат, почему я не могу воспользоваться правом на защиту. В Украине СБУ задержала главреда РИА «Новости Украина» Кирилла Вышинского, но, видимо, с ним вели себя корректно (раз он не заявил о пытках). И даже когда он был в списках на обмен, то не хотел таким образом вернуться в Россию, желая доказывать свою правоту в украинском суде. На что старший эфсбэшник ответил, что сейчас этот случай нет смысла обсуждать, и что если я не буду признавать вину, то мне засунут кусок доски, лежащей на полу, в задницу. - «Смотри, больше не расстраивай меня»,- подытожил он разговор и покинул подвал.

Потом меня отправили обратно в СИЗО.

Владислав Есипенко, журналист-фрилансер Крым.Реалии, признан рядом правозащитных организаций политузником

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции