Мужчина передо мной непрерывно улыбается – рассказывает о сыне, гордится его образованностью и юридической подкованностью, вспоминает комплименты, что тому говорили чужие люди. А потом берёт в руки чашку с чаем и неуверенно из неё отпивает: трясутся руки. Старшего сына Сергея Ольшевского – также Сергея Ольшевского, финансового директора Пресс-клуба – уже почти два месяца удерживают на Володарке в качестве обвиняемого в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере. Больше чай мой собеседник в руки не брал.

22 декабря силовики устроили налёт на Пресс-клуб и задержали сразу несколько его сотрудников. Сергей Ольшевский был в офисе, когда туда пришли с обыском, и к семье после этого пока не вернулся: его с коллегами отвезли в ДФР, потом на Окрестина, в конце концов он оказался на Володарке. Домой тем временем тоже пришли силовики. Отец Сергея узнал об обыске-осмотре от невестки Юлии и сразу поехал к ней.

«Я приехал, когда осмотр уже прошёл. Забрали технику, карты – у меня в голове не укладывается, почему. Они, наверное, ждали чего-то другого, но Серёжа живёт в обычном деревянном доме без всяких излишеств. Просто дом и банька, даже гаража нет, к тому же там ещё много надо доделать, что-то утеплить, где-то подкрасить».

С невесткой они поехали к ДФР, встретили там родственников других задержанных по делу Пресс-клуба и стали обсуждать, что к чему, ведь тогда даже не было известно, где находятся их близкие, – об этом сообщили только на следующий день. «Нам сказали, что Серёжа задержан на трое суток. Я сразу подумал, что они разберутся и всё решится, а потом как обухом по голове – десять суток, предъявлено обвинение и назначены два месяца под стражей. Мы с женой были будто не в себе: как, почему, за что? Я, кажется, как-то держусь, хоть и тяжело, а Таня это переносит очень эмоционально, постоянно переживает, плачет день и ночь – даже не плачет, а ревёт».

Новогодние праздники в семье не отмечали: как говорит Сергей, если обычно в жизни чередуется чёрное и белое, то после 22 декабря у них только чёрное. Он с печальным удовольствием вспоминает, что старший сын успел поздравить его с шестидесятилетием, и показывает на телефоне фотографию торта, который тот для него заказал. Но внучка Анна, дочь Сергея, должна была справлять шестнадцатилетие без отца. «Мы думали, дай Боже, чтобы до этого Сережу отпустили, девочки очень переживают, особенно младшая Машенька. Старшая больше держит в себе, но мы видим, что им тяжело. У невестки, как не приедешь, глаза опухшие, видно, и когда уезжаем, даёт волю слезам».

Сергей с женой живёт более чем в 150 километрах от Минска и хотя здесь есть кому заниматься передачами, приезжает для этого сам. «Это же сын, я бы и за тысячу километров повёз ему передачу. Стараемся складывать мясное, фрукты, мюсли, чтобы было больше витаминов, что-то сладкое, включая шоколад. Большинство, конечно, передаёт невестка, заботятся также его друзья, а мы приезжаем по мере возможности. Всё, что мы можем, – это писать письма и привозить передачи. Больше же ничего не добьёшься: чего можно добиться, если вокруг стена».

В письме сыну Сергей написал: «Не верь, не бойся, не проси». Он вспоминает, как его семья пострадала от сталинского режима и советской системы.

«Я вырос в Караганде, среди тех, кто при сталинизме отсидел в лагерях по 25 лет, – и они выходили оттуда людьми. Мои дедушка с бабушкой были раскулачены. Бабушку с первым мужем вывезли в степь в Казахстане, где вбили кол и сказали, что здесь они будут жить. Из трёхсот человек бабушка выжила одной из немногих, потом туда привезли вторую «партию», среди которых был мой дедушка. В общем она похоронила тринадцать детей и трёх мужей. Дедушка по линии отца в 1950-е уехал в Казахстан из-за давления, работал там в шахтах, был уважаемым человеком и вернулся в Беларусь только в 2002 году. Когда мы из Казахстана приезжали сюда в отпуск, мне Беларусь сильно нравилась, в итоге я живу здесь с 1981 года, здесь родились мои сыновья. Сначала мне было трудно привыкнуть – да, красота, доброта, гостеприимство, но и алчность, зависть. Но я вошёл в колею, всё было нормально, я был доволен, что мои дети встали на ноги».

Очевидно, репрессии нашли Ольшевских и в XXI веке. «Я никогда не боялся за Сергея, так как знал, что он не нарушит закон, не пойдёт на сделку с совестью и не выберет деньги – на первом месте для него всегда были честь и достоинство, свои и тех, с кем он работает. Он не мог допустить того, в чём его обвиняют: Серёжа никогда чужой копейки не возьмёт, наоборот отдаст последнюю рубашку, чтобы помочь другому, – Сергей рассказывает о сыне с удовольствием, хвалится его успехами, а на предположение, что это результат его воспитания, счастливо улыбается. – Да, это я его так воспитал, хотя не только я – у нас так получается в роду.

Серёжа себе дорогу протаптывал сам, ни от кого не зависел, всего добивался своими силами. Он всегда стремился учиться, причём ему все давалось легко. Пожалуйста: школа с золотой медалью, всё, что заканчивал – закончил на отлично. Выступал на конференции в Брюсселе – зал встал и аплодировал ему. Мне было приятно и за сына, и за Беларусь. Возможно, за решёткой он оказался из-за зависти, мол, как это ты такой и не ползаешь перед нами.

Письма с Володарки родителям доходят редко, а в дошедших сын пишет, что ему всего хватает, что он встретил много хороших людей и что всё будет нормально. «Когда выговоришься, становится легче, хотя чувствуешь, что повсюду уши и глаза. Сейчас нужна сплочённость, единение родственников, позитивный настрой. Нас поддерживают и незнакомые люди – звонят, спрашивают, как и что, предлагают моральную и материальную помощь, но мы пока справляемся своими силами. Думаю, люди готовы много отдать, потому что в своё время Серёжа сам многим помог. Угнетает неизвестность, очень тяжело всё это переносить, особенно зная, что твой сын невиновен, хотя, кажется, сам по себе я сильный человек. Всему своё время, после ночи всегда наступает рассвет. Одно я могу сказать: пусть те, кто это делает, вот так целенаправленно и незаконно, почувствуют хотя бы сотую часть того, что мы сейчас чувствуем. Я никогда никому не желал плохого, а такого не пожелаю даже лютому врагу, но у меня накипело – неужели это им никогда не вернётся. Может, они бы тогда о чём-то задумались, что-то в их головах проскочило бы».

Сергей ждёт 23 февраля и надеется «на Бога и здравый смысл». Он находит в телефоне ещё пару фотографий сына – а руки всё трясутся.