Мы живем в мире в сильной степени трансформированном технологиями. Прошлые технологии были важны, но они так не вмешивались в наши мозги, будучи просто техникой. Изобретение, к примеру, паровой машины не повлияло так на ментальные процессы человечества, как изобретение компьютера. Современные поколения начали видеть и понимать мир по-другому, отсюда так называемое “клиповое мышление” и другие новые процессы, до конца даже не осознаваемые.

Современные технологии типа Фейсбука не только  вмешиваются, но и вообще рассматривают нас как часть своих “производственных процессов”. Это, конечно, началось с рекламы и паблик рилейшнз, которые использовались с целью построения общества потребления, по этой причине они были направлены на “автоматизацию” поведения человека, создававшего из него потребителя. В результате он как бы становился частью производственной цепочки – условным работником цеха потребления продукции.

Эмоции также были освоены технологиями, только технологиями работы с человеческим мозгом. В результате происходит сцепка технологий технических и технологий человеческих. Сегодня даже заговорили о постчеловеке и постчеловечестве. За этим термином скрывается идея потери “человеческого” и возрастании “технического” в самом человеке.

Техника в сумме с человеком порождают новые типы “человеко-технических структур”, примером которых можно признать соцмедиа. Они направлены на отдельного человека, но он ими не управляет, хотя и считает себя их создателем. Они эксплуатируют важное свойство человека – его желание делиться с другими новой информацией. В результате в соцмедиа он попадает в “информационный рай”, когда впервые его окружает больше информации, чем он может охватить.

Соцмедиа стали полем для дискурсивных войн, когда в одном информационном пространстве функционируют противоположные точки зрения. Раньше они “жили” в разных пространствах, сегодня человек попадает в “информационную шизофрению”, когда он одновременно получает сообщения противоположного содержания.

Управляемые другими странами дискурсивные войны стали приметой внутренней жизни многих стран [1 – 5]. Любая ситуация, несущая отклонение от нормы, сразу же используется для того, чтобы начать внутреннюю дискурсивную войну, ведущую к ослаблению единства страны. То есть разрушается ее идентичность. Особенно часто это происходит в ситуации выборов, когда многие “игроки” извне хотят помочь более выгодному для них кандидату.

Прошлые геополитические противники стали сегодня такими же противниками в сфере дискурсивных войн. И это понятно, поскольку это дешевые по затратам войны, которые можно вести анонимно с помощью соцмедиа. При этом все остаются живы, только их мозги трансформируются в нужную для коммуникатора сторону.

Все это случилось очень быстро и на наших глазах. Как говорит А. Мартинез, руководивший таргетинговой рекламой Фейсбука: “Если бы вы пришли ко мне в 2012, когда бушевали последние президентские выборы, а мы искали все более сложные пути монетизации Фейсбука, и сказали мне, что российские агенты в Кремле будут покупать рекламу в Фейсбуке, чтобы подорвать американскую демократию, я бы спросил вас, а где ваша шапочка из фольги. А сейчас мы живем в перевернутой политической реальности” (цит. по [6]).

Параллельно с созданием конфликтующих дискурсов осуществляются кибернападения на серверы атакуемой страны с уничтожением баз данных. Ведущий американский компьютерный журнал “Wired” рассказал детально о ряде таких кибервойн со стороны России [7 – 9]. В 2015 – 2016 гг. такие атаки были на серверы демократического национального комитета США, в 2017 на украинские правительственные структуры с заражением их вредоносной программой ­NotPetya. Есть детальный доклад министерства юстиции США о российском вмешательстве в президентские выборы 2016 г., первый том которого насчитывает 448 стр. [10]. 

Правда, сегодня эффективность работы Cambridge Analytica на выборах Трампа немного подвергается сомнению. А. Мартинез, который в Фейсбуке занимался рекламным таргетингом, говорит: “То, что они делали это фигня, в основном. Такое делалось и раньше. Нет причин думать, что это особенно эффективно” [11]. Еще один специалист Э. Уилсон говорит: “Психографическая дата настолько хороша, сколько креатива вы способны породить”. 

Известный персонаж из Cambridge Analytica К. Уайли сказал NBC News: “Большие объемы информационных операций состоят в искажении восприятия людей. Эта компания [Cambridge Analytica – Г.П.] родилась из военных контрактов. Там необязательно должна быть задача стандартных политических коммуникаций, где люди понимают, что их пытаются в чем-то убедить. Это изменение того, что люди думают и воспринимают в реальном мире” (там же).

По поводу Стива Бэннона он сказал в другом интервью так: “Стив хотел получить оружие для его культурной войны. Мы дали ему способ достичь его цели, которая состояла в изменении  культуры Америки” 

В тоже время кампания Клинтон характеризовалась более широким таргетингом, учитывающим возраст, место и пол. Тот же Мартинез разъясняет это, добавляя “Это работа в старом стиле. Как бы телевидение на Фейсбуке” [12]. 

Бэннон, а он был стратегическим советником Трампа в период президентской кампании, пришел с идеей, что, если они смогут контролировать культуру, то оттуда они смогут контролировать и политику. То есть управлять одним пространством с помощью другого. Мы привыкли только к одному правилу – пространство медиа может управлять пространством политики. Бэннон привнес другое – пространство культуры тоже может управлять политикой.

Уайли, а он исходно писал диссертацию именно о моде, рассказывает об этом пересечении: “Политика и мода – они обе об идентичности. Они обе очень цикличны. Есть множество разных эстетик в политике и моде. Глядя более широко, мода и политика обе являются продуктами нашей культуры. Можно думать о политических движениях как модном тренде, когда множество людей внезапно принимают новую идею или концепцию. И то, как мы принимаем моду и политику, связано с тем, кто мы, каковы наши личности, для меня они просто проявления нас же в разных контекстах. О чем мы кричим на городской площади, и, с другой стороны, чем мы украшаем свои тела?” [13].  

Суть своей работы он описывает так: “Это профилирование людей, а также таргетинг их, чтобы создать доминирование в информационной среде вокруг них. Как только вы разрываете их связи с другими источниками информации, вы помещаете их в среду, где у вас больше контроля за информацией, чем они реально могут увидеть. Это очень важная вещь, поскольку они все еще ощущают себя во главе, так как в своих головах как бы сами принимают решение кликнуть на чем-то, поделиться чем-то или обмолвиться с каким-то случайным аккаунтом, которого они реально не знают. Они не видят мыслительного процесса и стратегии, которые стоят за всем этим” [14].

И это самое яркое описание управления дискурсивным процессом, которое осуществляется вне понимания у того, кто является объектом этого управления. Ему все представляется вполне естественным.

Касаясь прогноза выборов 2020 Уайли говорит: “Если посмотреть на 2016 как на case, было понятно, что Россия будет первой в понимании, что вы можете использовать множество этих платформ для манипуляций над избирателями. Теперь это не только Россия. Будет более широкий набор угроз. Это Китай, Северная Корея, Иран и, честно говоря, некоторые американские союзники тоже. Если у вас будет торговый спор, кто может сказать, что Мексика не станет вмешиваться” (там же).

В тех выборах была еще одна деталь, которая вылилась в шум по поводу того, что Трамп платил меньше, чем Клинтон за рекламу в Фейсбуке. Это и так, и не так. Дело оказалось в том, что контент Трампа был более провокативным, поднимающим шум в соцсетях, и он лучше управлял лайками, комментами и т.д., чем Клинтон, и модель кликов Фейсбука ему помогала. В результате получилось, что в кампании Клинтон платили в 100 – 200 раз больше, чем у Трампа, чтобы достичь того же количества людей в Фейсбуке ([15], см. также [16]). Проблема еще и в том, что соцмедиа оказались полны негативных комментариев [17 – 19]. А исследования к тому же показывают, что если первый комментарий негативен, то за ним почти автоматически последуют такие же. То есть один негатив порождает следующий, и это уже поток негатива…

Украина оказалась привязанной к выборам через фигуру первоначального главы кампании П. Манафорта, имя которого часто упоминается на страницах доклада комитета по разведке сената в контекстах типа такого: “Манафорт проинструктировала Рика Гейтса, своего зама по кампании многолетнего сотрудника, предоставлять Килимнику новую информацию по кампании Трампа, включая внутреннюю социологию, хотя Манафорт утверждает, что не помнит такого поручения. Манафорт ожидал, что Килимник поделится этой информацией с другими в Украине и с Дерипаской. Гейтс время от времени посылал эти данные Килимнику в период кампании” ([20], см. также [21 – 22]).

На другой встрече Килимник передавал письмо от Януковича, который уже жил в России. В нем был мирный план для Украины, который давал возможность России контролировать восточную Украину. Через несколько месяцев, уже после выборов, в своем э-мейле Килимник писал, что, если Манафорта назначат американским представителем и процесс начнется, Янукович обеспечит ему встречу в России “на самом высоком уровне”.

И такая информация есть в этом официальном документе: “Контакты Манафорта в России во время кампании и переходного периода возникли из его консультирующей работы на Дерипаску приблизительно с 2005 по 2009 гг. и его работы по политическим консультациям на Украине с 2005 по 2015 гг., включая помощь его компании DMPInternational LLC (DMI). Килимник работал на Манафорта в Киеве во время всего этого периода и продолжал общаться с Манафортом по крайней мере до июня 2018. Килимник, который говорит и пишет по-украински и по-русски, облегчал многие коммуникации Манафорта с Дерипаской и украинскими олигархами”. 

К. Килимник закончил Военный университет Министерства обороны, где готовят переводчиков для военной разведки России, которые часто потом становятся и сами разведчиками [23 – 29]. Он хорошо знал английский и шведский. Там у него было прозвище “Кот”.  И только эта информация, как и его связь с Дерипаской, поддерживают версию его связей с властными структурами России. 

В докладе комитета по разведке сената, посвященному работе в соцмедиа, констатировалось, что главным объектом применения сил были афро-американцы: комитет обнаружил, что никакая отдельная группа американцев не получила больше воздействия, чем они [30]. Источником этого воздействия было интернет агентство из Санкт-Петербурга. При этом российская активность даже возросла после дня голосования: на 59% в Фейсбуке, на 238% в Инстаграме, на 84% в Ютьюбе и на 52% в Твиттере.

Председатель этого комитета Ричард Барр сказал: “Россия ведет кампанию информационной войны против США, которая не началась и не закончилась с выборами 2016 года”. Такой “оптимистический” прогноз…

Один из таких петербургских троллей назвал уровень оплаты в агентстве – он получал 1400 долларов в неделю: “Они платили за написание. Я был намного моложе и не думал о моральной стороне. Я просто писал, так как люблю писать. Я не пытался изменить мир” [31]. Последнее не очень верно, так как эта интернет-машина как раз и пыталась изменить мир. Это можно увидеть и по темам, в работе над которыми они днем и ночью несли свои двенадцатичасовые вахты: президент Путин или президент Обама, а часто оба сразу; Украина; героизм министра обороны России; российские оппозиционеры и даже роль Америки в распространении вируса Эбола. Как видим, перед нами эмоциональный вход в абсолютно все уголки американского массового сознания.

Таинственным образом цели кампании Трампа и троллей совпали – они должны были “подавить голосование афро-американцев” [32]. Интересно, что в свое время, как рассказывал С. Доренко, на выборах Ельцина однотипно пытались сделать так, чтобы пенсионеры не пришли отдать свой голос против Ельцина. Тогда программа “Время” показал сюжет с поджогом дачи, которую до этого сами же телевизионщики и подожгли, чтобы пенсионеры с утра ринулись не на избирательные участки, а на дачи. 

 В случае кампании Трампа российская сторона использовала социальные медиа. Российские тролли имели целью “запутать, отвлечь и в конечном итоге воспрепятствовать” афро-американцам и другим про-клинтоновским избирателям голосовать за нее, например, запуская фиктивную информацию, что Клинтон получает деньги от  Ку-Клукс-Клана [33]. 

Оксфордские исследователи констатировали, что черные американцы получили больше рекламы в Фейсбуке и Инстаграме, чем любая другая группа. Результирующая сумма такая: более 1000 разных сообщений были направлены на пользователей Фейсбук, заинтересованных в афро-американских проблемах, и они достигли 16 миллионов пользователей. 

Назовем это информационным водопадом, когда каждый, хочет он этого или нет, попадает в поле этого влияния. И поскольку оно является не случайным, в системно организованным информационным потоком, то избежать его воздействия не может никто, хотя каждый будет считать, что на него никто воздействовать не сможет.

Аналитики назвали это “экосистемой погружающего влияния”, когда разные страницы могут размещать информацию в поддержку друг друга. В результате образовывался достаточно большой охват аудитории с глубинным проникновением в мозги из разных источников. Тем более аудитория в момент выборов просто жаждет получать все больше и больше информации. Фиктивный аккаунт Blacktivist, созданный россиянами, получил, например, 4.6 миллионов “лайков”. Там говорилось, чтобы увести избирателей от Клинтон, что следует отдать голоса кандидату партии зеленых Дж. Стейн, и вообще, что “неголосование – это выражение наших прав” (см. также анализ афро-американских избирателей на избрание Трампа в 2016 [34 – 35]).

В заключение упомянем, что в наборе судебных документов есть множество э-мейлов Манафорта, рекомендующих очень детальные “talking points” для Януковича и Азарова [36]. То есть все то, что мы слушали из их уст с телеэкранов, на самом деле было написано другими.

Манафорт пишет, например, что в ночь выборов сидел пять часов вместе с Януковичем, а сегодняшние статьи прямо говорят о Килимнике как о представителе ГРУ [37 – 39]. И акцентируется также следующее, что очень важно: “Оба, Манафорт и Килимник, пытались продвигать нарратив, что Украина, а не Россия, вмешивалась в американские выборы 2016, а “гроссбух” с оплатой Манафорта был фейком” [40]. И еще: “В докладе говорится, что Килимник “почти точно помог организовать первые публичные месседжи, что Украина вмешивалась в американские выборы”. Президент Трамп и его личный юрист Руди Джулиани позже повторяли это” (там же). 

У Килимника возник набор прозвищ: в Москве его знали как “Костя, парень из ГРУ”, еще КК, в Киеве называли “Манафорт Манафорта” [41]. Одно из объяснение его приближенности в  Манафорту таково: “Язык был так важен, поскольку надо было схватывать нюансы. И так как Пол не говорит ни по-русски, ни по-украински, ему все время надо иметь кого-то рядом с ним на встречах, поэтому КК был с ним всегда. Он был очень близок Полу и пользовался большим его доверием” (там же).

Из-за всего этого у сенатского комитета возникли потенциальные контрразведывательные вопросы, что Россия может использовать компрометирующую информацию для влияния на тот момент кандидата в президенты в его отношениях с Россией [42]. Тут возможны были два варианта: операция влияния извне и дезинформационная операция внутри.

В Киеве Килимник делился внутренней украинской информацией с американским посольством [43]. Но, как случайно выяснилось, например, и с итальянским посольством тоже. Огромное число статей на тему Килимника объясняют тем, что все это были контакты с офицером российской разведки, с которым либо делились информацией, либо сами получали ее от него по внутренним украинским проблемам (см., например, [44 – 45]). То есть Килимник был каналом воздействия на американскую политику.

Мы опять попали в точку большой эмоциональной напряженности всех действующих лиц. Это выборы Януковича, это выборы Трампа, когда эмоциональное напряжение у всех действующих лиц было максимальным. Поэтому все они находились в поиске информации, которая, попадая в нужный момент на необходимый стол, влияла на принятие политических решений. 

Продолжение следует.