Коронавирус опасен и интересен тем, что он продемонстрировал модель разрушения прошлой картины мира. Любое сильное воздействие типа войны вводит новые правила, которые государство заставляет выполнять под страхом смертной казни. В случае же коронавирус он объединил в себе и само событие и страх смерти.

На это можно было реагировать и юмористически, чего не было бы в случае настоящей войны. С. Новопрудский напишсал: “В последние дни и недели мы узнали о себе много важного и нового. Никто не интроверт. Будущего (пока?) нет. Рукопожатие – грех. Поцелуй — преступление. Дом не только убежище, но и тюрьма. Ходить на работу — кайф, а не обуза. Не в деньгах счастье, а в их количестве. Выгулять собаку и вынести мусор — это не одно дело, как мы думали до сих пор, а два. И их не надо делать одновременно” [1].

Китай демонстрирует обратную трансформацию в Гонконге, когда надо не ввести новое поведение, а вернуть старое и давно забытое. В числе прочего это делается с помощью изъятия из библиотек книг оппонентов Пекина и теоретиков автономии: “Государственным учреждениям было бы неправильно и незаконно поощрять чтение текстов, которые могут побудить людей нарушить закон, поэтому я не считаю, что их изъятие из общественной библиотеки – это неправильно. Закон “О совершенствовании правовой системы и правоприменительного механизма Гонконга” вступил в силу 30 июня. Он дает китайским властям широкие возможности для ограничения гражданских свобод в автономии. За преступления, угрожающие национальной безопасности, жителям Гонконга теперь может грозить пожизненное заключение”  [2]. Как это все знакомо и как много раз мы уже это проходили… Никакие власти никогда особо книгу не любили за ее независимый от них характер, другое дело – газеты или телевидение, где все всегда правильно.

Коронавирус выступил в роли определенного рода шока, поскольку был одновременно и опасен и нес неопределенность, что позволило массовому сознанию не просто увидеть то, чего нет, а уверенно это увидеть. Правда, многие вещи имеют под собой определенные основания. Вспомним некоторые из них:

– конспирология посмотрела на карантин как на средство для отвлечения внимания: “карантинные меры вводятся вовсе не для борьбы с эпидемией, а чтобы прозревшие граждане не мешали установке вышек сотовой связи нового поколения 5G. Существует еще более фантастическая теория такого рода: якобы жесткие карантинные ограничения введены в Нью-Йорке, чтобы провести организованную по приказу Дональда Трампа военную операцию и спасти из подземных туннелей тысячи “детей-кротов”, которых держат в сексуальном рабстве могущественные сатанисты-педофилы. Развернутые на улицах полевые госпитали нужны для того, чтобы привести несчастных малышей в чувство, а вывезти в безопасное место их должен специально прибывший в город плавучий госпиталь. Истоки этой невероятной теории заговора затеряны в глубинах конспирологической части мирового интернета; не исключено, что изначально история о “детях-кротах” была чьей-то шуткой, зажившей своей жизнью. Теперь фотографии детских кроваток, снятых на фоне людей в военной форме, призывы о спасении детей-кротов и даже посвященные им стихи распространяются в социальных сетях пропонентов QAnon – достаточно популярной в США теории заговора, согласно которой президент Трамп противостоит глобальному заговору” [3],

– проявились особенности стран, например, социальные причины распространения вируса в Испании: “развитая семейственность с тесными связями между поколениями. Внешне здоровый внук может заразить бабушку, которая по воскресеньям делает дома традиционную паэлью для всей большой семьи. В Скандинавии или Германии таких контактов гораздо меньше. К примеру, в благополучной Швеции гражданам не надо как-то особенно самоизолироваться, они там и так все живут порознь. В Испании принято жать руку, обниматься и целоваться при встрече даже среди почти незнакомых людей. Это наиболее опасный вид контакта с точки зрения разноса заразы” [4].

– реально коронавирусом уничтожаются непослушные – те, кто не хотят носить маску или соблюдать социальную дистанцию: “Около 60% всех случаев COVID-19 приходится на пять стран: США, Италию, Испанию, Францию и Германию. В Соединенных Штатах зарегистрировано более 500 тысяч больных, в каждой из четырех западноевропейских стран — 120-160 тысяч. Несмотря на схожие данные о числе зараженных, данные по смертности резко отличаются. Число скончавшихся от вируса на 1 млн человек в Германии в семь раз меньше, чем во Франции, в 10-11 раз меньше чем в Италии и Испании, в два раза меньше, чем в США” [5],

– близкое понимание предлагает Я. Миркин: “Когда-нибудь нам объяснят, почему в зоне Германии (+Австрия и отчасти Чехия) смертность, условно говоря, 2-3 из 100, в Израиле – 1 из 100, а в Великобритании – 12 из 100, в Италии – 12 из 100, в Испании – 10 из 100. Что это за поражение национальных систем здравоохранения? Может быть, есть простые объяснения, связанные с “коллективной моделью поведения”. Грубо говоря, народ сразу и больше закрылся, ему сказали – сидеть дома, и он сидит, и меры были жестче – на опережение” [6],

– дисциплинированные немцы послушались своих лидеров и получили иной результат, и это вновь пример послушания [7],

– власти в принципе могут культивировать определенные анти-протестные технологии сами, создавая себе в помощь “правильные” движения, например, феномен молодежных движений под эгидой Кремля: “Это вписывалось в логику борьбы с «оранжевой революцией», так как в политическом кризисе у власти появилась бы возможность противопоставить революционерам не только государственную машину, но и гражданские силы. Ведь именно организованных лоялистов не нашлось в Югославии, Грузии и Украине. В этих странах гражданскому протесту полноценно противостояли лишь силовые органы, в то время как сторонники власти были крайне дезорганизованы и не имели полноценных низовых структур. Кремль это учел и к организации движения «Наши» подошел основательно” [8]. Они создали как бы послушных в роли непослушных. Это вариант культивируемых на территории Украины так называемых “титушек”,

– новое поколение ведет себя по-новому: “в условиях пандемии молодые люди стали больше интересоваться действиями властей. По данным центра Пью, около 70% респондентов ожидают от чиновников более масштабных действий для решения проблем, появившихся из-за коронавируса”, а также: «Поколение «Z» действительно глубоко переживает за все проявления неравенства в мире. Политики уже давно в своих выступлениях обращаются именно к ним, как к самым инициативным и настроенным на перемены. Я думаю, что пандемия еще больше укрепит их политическую позицию, так как покажет правительство с новой стороны, в условиях глобального кризиса», — подчеркнула глава центра гражданского обучения и вовлечения при университете Тафтса Кей Кавасима-Гинзберг” [9],

– Путин проиграл борьбу с коронавирусом: “Как показано в знаменитом прошлогоднем сериале HBO «Чернобыль», намеренное сокрытие плохих новостей местными начальниками — это не исключение, а правило — даже если такое сокрытие обходится центральным властям очень дорого. Именно поэтому уханьские власти цензурировали информацию об опасности COVID-19 (что привело к серьезным издержкам для пекинских властей). В демократической стране — Италии или Франции — такое сокрытие было невозможным. В России же у Путина не было подчиненных, которые осмелились бы сообщить ему плохие новости. По слухам, только Сергей Собянин — и только 24 марта — смог убедить Путина в том, что пандемию придется воспринимать всерьез. Поэтому неудивительно, что Кремль запоздал и с карантинными, и с экономическими мерами” [10],

– активизировалось новое поколение “стукачей”: “Были времена, когда интеллигентные люди изощрялись в поисках идентификации тех, кто добровольно или по принуждению информировал “людей с чистыми руками и горячим сердцем”. Не вижу отличий между поиском стукачей и поиском скрытых больных и их стигматизацией. Мне кажется, что такое поведение лежит в природе интеллигенции и ничего нового в ходе эпидемии не возникло. Стремление к персонификации угроз, выявлению и идентификации врагов – инородцев, больных, всевозможных агентов – в нашем обществе давно стало социальной нормой”  [11],

– в России возникла борьба с “радугой” как символом ЛГБТ: “В итоге очередной раунд борьбы с чуждым влиянием можно считать открытым. Необходимый опыт здесь уже имеется — это и попытки запретить социально далекие детские сказки и многое другое, что обычно называют мракобесием. В связи с этим хочется спросить. Понятно, американцы плохие, задели своим флагом, и вообще, они постоянно строят козни. Но мороженое-то за что? И как запретить радугу на небе? Природным явлениям ведь не прикажешь, не научились пока что. Опять «бомбим Воронеж». И как же актуальный тезис: вы же не хотите, как на Западе? Получается, что мы ничем не отличаемся. Они борются с черным цветом, эскимо запрещают, а мы радугу. Идем в ногу со временем. Может быть, и правильно. А то совсем скучно стало без театра абсурда” ([12], см. также [13 – 14]).

Все в сумме создает набор хаотических изменений, как писалось в свое время в постановлении ЦК  “сумбур вместо музыки”. Реальный план внутри них видят пока только сторонники конспирологии. Но они всегда видят то, что не видят другие, чем приносят успокоение своей психической системе.

Расовые протесты в США также наложились на это, что стало еще одним шоковым событием для мира, кроме коронавируса. Протесты в благополучной стране по большому счету рушат всю миросистему, поскольку для нее есть страны-идеалы, на которые ориентируются, а идеалы опасно менять, как лошадей на переправе.

Протесты впервые в наше время приходят с Запада, а не Востока: “Не секрет, что в западных странах в последние десятилетия копился протестный потенциал. Возник неожиданный феномен: впервые после Второй мировой войны новое поколение на Западе живет хуже, чем предыдущее. Выяснилось, что от прогресса глобализации выгоду в основном получили богатые, а средний класс остался на обочине. Во время пандемии в США работы лишились десятки миллионов, а состояние создателя Facebook Марка Цукерберга увеличилось на 25 млрд долл. Усиливающееся неравенство, ощущение несправедливости и отсутствие перспективы создали обстановку, когда любой предлог способен вытолкнуть на улицу тысячи недовольных. Убийство Флойда стало очередным таким предлогом. И наличие антирасистских лозунгов и требований не меняет глубинной основы протеста – люди недовольны своей жизнью. Акты полицейского насилия случались и прежде, и жертвы имели место, не говоря уже о том, что чернокожие сами убивают друг друга куда чаще, чем становятся жертвой насилия полицейских” ([15], см. также  [16]).

Сначала бьют тех, кто не может сопротивляться – памятники. Но мы все мы знаем, уже по своему советскому и постсоветскому опыту, что уничтожение памятников приближает нас на следующем этапе к не менее активному наказанию людей и идей. Так всегда расчищают площадки под будущие трансформации, хранителями которых и были памятники. Идеологии и религии в принципе любят вечные воплощения своих идей. Не менее приятны им свои праздники и свои парады, поскольку так они могут останавливать время. Но иногда и время не хочет стоять на месте.

Политика пока слабо реагирует на смену поколений. Все идет так, как было вчера. Но сегодняшние граждане, у которых теперь другие мозги, хотят и иных людей, и другие памятники. Мир не может стоять на месте. Политика тоже не может замереть, иначе ее сметут вместе с ее политиками.

А. Быстрицкий, например, пишет: “Свержение памятников — также лишь приближение к желанной цели: захвату власти. Оно нужно, конечно, же для того, чтобы лишить сравнительно состоятельных и — еще важнее — самостоятельных людей моральной основы, разрушить их идентичность, чувство уверенности в праве распоряжаться своей судьбой. Вы — наследники негодяев, говорят им протестующие, ваше богатство — неправедно. Вам должны наследовать новые люди, с новым самосознанием, и они имеют право на перераспределение капиталов. Между прочим, в России этот фокус хорошо знаком. Именно так произошла так называемая социалистическая революция в 1917 году. И, кстати, как в тогдашней России, идет деморализация полиции, поскольку, как правило, она выступает как очень важный институт гражданского общества, охраны прав человека, в том числе права на собственность. Дискредитация полиции — также существенный элемент захвата власти и необходимого для этого разрушения силы закона. Речь не идет, естественно, о необходимом гражданском контроле за всеми «силовыми» органами” [17].