Георгий Почепцов, «Хвиля»

Даже на тонущем «Титанике» мы услышали бы от власти рассказ о том, как мудро она им управляет. И если бы не враги, подсунувшие айсберг… Стране всегда кто-то мешает, что является хорошим объяснением многих неадекватностей ее развития. Власть своими медийными ресурсами может привлекать внимание к нужному событию или уводить внимание массовой аудитории от неприятного для нее события. В результате подобного рода манипуляций массовое сознание получает искаженное понимание мира.

При своем «рождении» информация была призвана отражать реальность. Чем четче информация это делала, тем больше от нее было пользы. Именно тогда сформировалась большая значимость негативной информации над позитивной. По этой модели фейки, будучи негативной информацией, распространяются в соцсети в несколько раз быстрее позитива.

Религия и идеология стали первыми индустриальными технологиями, которым удалось развести реальность и информации в разные стороны, по сути оторвав друг от друга. Они это сделали с помощью введения и удержания сакральных объектов, которые не подлежат критике. Бог или Ленин-Сталин являются примерами таких объектов. Соответственно, нельзя было подвергать сомнению любую информацию, связанную  с ними. Сакральное даже нельзя описывать в подробностях, им можно и нужно только восхищаться.

Сакральность несомненно облегчает управление. Сама идея бога зародилась в человеческих сообществах, когда число людей в них достигло внушительных цифр. Для управления большими массивами понадобился такой всевидящий и всезнающий бог, появление которого позволило упорядочить поведение людей. Только жрецы или священники имели право интерпретировать сакральное. По этой причине они имели особый статус.

Современная власть также все время старается войти в эту же нишу псевдо-сакрального. Она не любит критики и борется с теми, кто ее критикует. Она часто требует молчать о том, о чем журналист хотел бы рассказать, и говорить о том, о чем ему бы хотелось молчать. Чем выше в социальной иерархии находится объект описания, тем жестче контроль информации о нем (см., например, информацию о журналистском пуле В. Путина [1]).

Более того, для описания власти требуется даже иной язык. В. Найшуль, например, пишет о «неадекватности» языка описания власти: «царь попал в широкий журналистский обиход без всякого букваря, когда Борис Николаевич Ельцин передавал свои полномочия Владимиру Владимировичу Путину. На экраны ТВ одновременно вышли два фильма, сделанные ББС и НТВ. Один назывался Царь Борис, а другой — Президент всея Руси. Никакого желания специально уйти в архаику ни у кого не было, но сам процедура не оставляла никаких сомнений в характере политического процесса. […] Еще язык может войти в политический обиход через политическую практику. Здесь я бы хотел обратить ваше внимание на то, что за четырнадцать лет оба президента ни разу не выступали с обращением к стране, где они бы говорили о том, в каком положении страна находится и что они собираются делать. Я могу достоверно сказать, что на современном языке это невозможно сделать, потому что был в группе, которая пыталась подготовить такое выступление. На современном русском языке это будет или отчет Мировому Банку, либо патетика, которая своей фальшью отпугнет всенародную аудиторию. Президент обращается к Федеральному собранию, но это, так сказать, от номенклатуры к номенклатуре. Так что современный политический язык беден, и попадание обогащенного языка в политическую практику вполне возможно. На мой взгляд, нет ничего ужаснее, чем нынешняя Конституция. Она есть оскорбление политических смыслов и русского языка одновременно» [2].

По сути он говорит о том, что «несакрализированные» понятия плохо годятся для описания действий власти, поскольку они никак не отрываются от действительности. Они привязаны к действительности, что неинтересно для власти, поскольку может вызывать вопросы, а сакральные смыслы завышают власть, лишая возможности подвергнуть сомнению ее действия.

Власть контролирует все сферы описания себя. Это проявляется также в жестком контроле косвенных описаний, например, в случае выделения финансирования на кинопродукцию, поскольку власть сквозь изучение сценария пытается определить увеличится в результате этого проекта народная любовь к ней или нет. В этой сфере разворачивается большая борьба киношников за завоевание любви к ним власти. Они готовы отплатить за это еще большей любовью себя и сограждан. Правда, этой взаимной любви мешает нежелание граждан ходить на их кино.

Как справедливо пишет А. Наринская: «Искусство вообще (и тем более требующее бюджетов кино) становилось главной зоной коллаборации интеллигенции с властями и в то же время — что важно — властей с интеллигенцией. Спор пятилетней давности о логотипе Минкульта на титрах «антироссийского», по мнению многих, фильма «Левиафан» (о том, для кого это позорнее — для министерства или для фильма) не разрешен до сих пор. Потому что разрешить его сложно, да и невыгодно практически никому» [3].

Поиск этой любви почти автоматически  программирует любовь режиссеров и власти на отражение прошлого. Частично это связано с тем, что в фильме о настоящем ложь видится сразу, а в фильмах о прошлом через определенное время, да и то если затратить на осмысление увиденного определенные усилия.

Прошлое хорошо еще и тем, что возможны любые его интерпретации, позволяющие создать то, что нужно для легитимации власти в настоящем. Свидетелей событий давно нет среди нас, поэтому о прошлом можно рассказывать такие же вольности, что и о будущем.

Определенные периоды настоящего заставляют власть «поднимать прошлое» в современность. Так создается фундамент того шаткого здани которое выстраивается в наши дни. Для СССР это была революция 1917 года, для России — это война 1941 — 1945. Они создают нарратив легитимности. Смена политических режимов делает необходимым смену этого нарратива легитимности, что практически меняет историю, которую предыдущая власть «лелеяла». Теперь надо создавать новые произведения литературы и искусства, чтобы ввести эту новую базу в массовое сознание, не говоря о переписывании учебников истории от школы до университета. Каждая такая смена политического режима «озаряет» граждан новым видением прошлого, создавая из них носителей новой истины. Даже простая смена президентов в Украине «выбрасывает» старого президента из списка хороших людей.

Еще одну причину любви к прошлому И. Давыдов формулирует так: «Чем меньше поводов для гордости в настоящем, чем туманнее будущее, тем важнее прошлые подвиги. Символический капитал в некотором смысле даже важнее, чем реальные деньги в кубышке, и возможность им распоряжаться — одна из ключевых возможностей власти. Режим отлично это понимает, и право свое получать с символического капитала Победы проценты не уступит никому. Повторю здесь мысль, которую высказывал уже неоднократно: очень показательна в этом смысле история Бессмертного полка. Он начинался как частная инициатива, как попытка конструировать коллективную память через суммирование многих частных воспоминаний о конкретных и близких людях. А превратился в государственное дело, в продолжение военного парада, в котором погибшие герои оказались чем-то вроде дополнительного рода войск: вот пехота, вот артиллерия, вот ракеты, вот танки, а вот наши мертвые» [4].

Поскольку прошлое управляемо, а настоящее нет, а оно управляемо потому, что мы можем брать из него любые нужные нам факты и молчать о других, то прошлое, как, кстати, и будущее (далекое), являются лакомыми «кусками» для власти. Как мы говорили выше, из прошлого можно «выхватить» даже сакральность для настоящего, как это было с «царем Борисом». Есть разные версии, откуда все это пошло.

Владимир Шевченко, глава службы протокола президента Ельцина, отвечает так на вопрос «Говорят, в ближнем окружении Ельцина называли царем?»: «Было, но скорее в качестве шутки. Даже не помню, кто первый это сказал, то ли Бородин, то ли Немцов: атас, царь идет. Хотя мы в своем окружении его кроме как БН не называли»  [5].

О. Попцов отдает эту роль себе самому: «Когда он переехал в Кремль, я совершенно случайно оказался первым в его кабинете, кто был со стороны, не из чиновников. Я зашел в его громадный кабинет. Он стоит у окна, отодвинув занавес, и осматривает Кремль. Я говорю: «Царь Борис!» А звук распространяется по стенам. И он начал улыбаться. Он услышал, и ему это понравилось. Он избрал это для себя – авторитарную значимость» [6].

Зеленский, как получается, получает свой статус тоже путем перекодировки виртуального в реальность — из своего актерского прошлого, которое сделало его узнаваемым лицом. Вот подсчеты Г. Корнилова о его экранной жизни: «Оказывается медийный, а значит и политический феномен Зеленского можно спокойно и точно измерить. С 2005 по 2012 год суммарный хронометраж без рекламы всех выходов «Вечернего Квартала» на канале ИНТЕР составил 421 час. Примерно по 50 часов в год, то есть чуть меньше часа в неделю. Какой у нас политик, кроме Президента, столько времени был в эфире в неделю. Средний рейтинг «Вечернего Квартала» составлял 2,507 млн человек старше 18 лет по всей Украине. Понятное дело, кто-то с тех пор просто умер или уехал, кто-то остался на Донбассе и в Крыму, но с другой стороны здесь не учтены те, кому тогда не было 18, а сегодня они пришли голосовать. В среднем рейтинге усредняются показатели и премьерного выхода программы в прайм-тайм, и повтор в офф-прайм. И есть ещё цифра охвата, которая на Интере составила 31845862 человек или 97,13% от всей аудитории старше 18, то есть практически каждый житель Украины хотя бы кусочек «Квартала» да посмотрел. На канале «1+1» за период с октября 2012 по март 2019 года, то есть за 7 с половиной лет, эфирное время «Вечернего Квартала» без рекламных пауз составило уже 1059 часов! А это уже 141 час в год или более 2,7 часов в неделю! Правда, средний рейтинг ниже — 1 млн 443 тыс. чел. в силу уменьшения выборки из-за потери Крыма и Донбасса и большего количества неоригинальных выходов (повторов). Но охват тоже на уровне примерно 97%. Более 2,5 половиной часов эфира в неделю на позитиве с Зеленским на ведущем канале последние 7 лет, не считая программ «Рассмеши комика», «Лига Смеха», «Киев Вечерний» и сериала «Слуга народа». Симпатия же, сформированная через такой позитив как смех — это уже наверно уровень психофизиологии и психосоматики. Поэтому разговоры о каком-то особом вкладе использования фейсбука, твиттера и инстаграмма в успех Зеленского, мягко говоря, расходятся с реальностью. Но точно так же какие-либо посты в соцсетях, пытающиеся бороться с Зеленским, да ещё каким-то заумным дискурсом, подсознательную и бессознательную симпатию людей к нему не в силах поколебать в принципе» [7].

Человек неосознанно перенимает то, что ему нравится. Таким же образом Зеленский переместился из виртуального кресла в физическое. Он заслужил почет и уважение в виртуальном мире и перенес его в мир реальный.

Выборы предстают таким моментом, когда человеку не дают возможности задуматься. Его подгоняют, чтобы он поскорее принял свое решение, все время увеличивая объемы информации, которые он получает во время кампании. Обычно наши решения похожи на решения окружающих нас лиц. Мы голосуем так, как голосуют наши друзья, а они голосуют так, как голосуем мы. Зеленский в этом плане оказался похожим на образ, записанный в головах у 73% проголосовавших, так что это было не просто отрицанием Порошенко, а и положительным выбором.

Исследование идеологии кандидатов показывает, что, например, в США наиболее эффективному кандидату придется объединить как наиболее популярные характеристики демократов (прогрессивную экономическую политику), так и наиболее популярные характеристики республиканцев (патриотизм, семья и «американская мечта») [8].

Анализ влияния мыльных опер на политику показал, что они как канал влияния интересны тем, что не встречают сопротивления, поскольку имеют статус развлекательности, что они совместно смотрятся и совместно обсуждаются, что и требуются для передачи влияния [9]. Телевидение обучает социальным ролям, что применил на практике режиссер мыльных опер М. Сабидо, разработав соответствующую модель воздействия с помощью сериалов [10]. Но они присутствуют и в политическом воздействии сквозь сериалы. Например, что камбоджийцы позитивно настроены на США связывают с американским реалити-шоу «Ученик», которое сделано так, чтобы быть релевантным для камбоджийцев [11].

М. Алюков перечисляет ряд приемов создания достоверности в российских телевизионных новостях об Украине:

— наличие насилия, поскольку зритель считает, что насилие не может быть постановочным,

— узнавание простых людей, поскольку обычные люди лучше смотрятся на экране, чем коррумпированные политики,

— авторитет государства, считая, что государственный канал не может врать,

— насыщенность эмоциями, в первую очередь страхом, боязнь того, что это может прийти и на их территорию [12].

В целом вывод автора таков: «Шаблоны интерпретации помогают упростить сложный и далекий мир политики и перевести его на язык близкого и понятного мира повседневности. Они помогают понять, что правда, а что нет, что приемлемо, а что недопустимо, не тратя времени и не прилагая усилий. Здесь открывается огромный простор для манипуляции – опираясь на такие шаблоны, телевидение предлагает зрителям картину, которой они верят — или, по крайней мере, считают приемлемой».

Можем признать этот метод «черным зеркалом», поскольку задачей становится показ в нем самого зрителя, только не в позитивном, а в негативном ключе. Это акцентуированная подача того, как быть не должно. Отсюда фраза Путина «Вы хотите, чтобы было как в Париже (Киеве)», усиливающая воздействие.

Власть пытается управлять информационными потоками, уводя от себя отрицательные потоки и привлекая положительные. США в регулярном ежедневном режиме, например, анализируется, что говорят о власти в основных телесетях, чтобы вовремя вмешаться в этот процесс, если что-то пойдет не так.

Литература

1. Рубин М. Игра в пул. Рассказ о том, как Владимира Путина оградили от журналистов // www.proekt.media/narrative/kremlevsky-pul/?fbclid=IwAR20rIl-ncaOz2OsE_vLnNPz9jWIX2FC1iGJd2hioPUcYN96KIhPzZ4Cu_Y
2. Найшуль В. Букварь городской Руси. Семантический каркас русского общественно-политического языка https://polit.ru/article/2006/02/03/naishul_bubu/
3. Наринская А. Лондон все спишет. Как смотрится русское кино в британской столице https://novayagazeta.ru/articles/2019/12/06/83033-london-vse-spishet
4. Давыдов И. На информационную войну призывают мертвых https://newtimes.ru/articles/detail/188104?fcc
5. Волошина В. «Ленин — убийца, Сталин — тиран, Хрущев — чудак, Ельцин тоже подкачал». Интервью с В. Шевченко https://www.gazeta.ru/comments/2015/11/19_a_7901723.shtml
6. Кара-Мурза В. Президент Борис Ельцин в октябрьские дни 1993 года https://www.svoboda.org/a/25126547.html
7. Корнилов Г. Образ Зеленского как айсберг. Три источника и три составные части https://petrimazepa.com/obraz_zelenskogo_kak_aysberg_tri_istochnika_i_tri_sostavnye_chasti
8. Vavreck L. a.o. What Is Voters’ Highest Priority? There’s a Way to Find Out https://www.nytimes.com/2019/12/05/upshot/impeachment-biggest-issue-voters-poll.html?action=click&module=Well&pgtype=Homepage&section=The+Upshot&fbclid=IwAR0C-98EhrgmoV4M8mTS2VYEeBIylc0BFfkb3wMcCoBWFrpBcRVpvY6djX8
9. Trujillo M.D. a.o. The Devil Knows Best: Experimental Effects of a Televised Soap Opera on Latino Attitudes Toward Government and Support for the 2010 U.S. Census https://static1.squarespace.com/static/5186d08fe4b065e39b45b91e/t/51e2ba7ce4b0c79282d9b22a/1373813372502/Trujillo_Paluck+2011.pdf
10. Почепцов Г. Мигель Сабидо как пионер эстетическго программирования поведения https://psyfactor.org/kinoprop/sabido_method.htm
11. Khim S. The Apprentice Goes to Civics Class. A reality TV show brings U.S.-style democracy to Cambodia https://slate.com/news-and-politics/2007/03/a-reality-tv-show-brings-u-s-style-democracy-to-cambodia.html
12. Алюков М. Черный ящик: как на самом деле работает телепропаганда https://www.opendemocracy.net/ru/cherniy-yaschik/