Протесты редко приходят к победам, они скорее представляют собой эмоциональные взрывы, которые с большой долей вероятности затихают, пишет Георгий Почепцов в статье для «Хвилі». Ведь против них работают мощные организационные структуры государства или общества, которых нет у протестов.

Правда, Адам Михник справедливо заметил: «Протесты не обязательно должны заканчиваться успехом. Важно, что появилась достаточно широкая среда как правило молодых людей, у которых в опыте есть участие в подобных протестах. Придет момент, когда это станет бесценным капиталом». То есть речь идет о создании иной азбуки поведения, чем та, которая навязана населению правящим классом.

Все это модель изменения поведения больших массивов людей. Она может реализоваться для страны или группы стран, когда, например, 1968 г. стал таким открытием нового языка поведения, прокатившись по многим странам: от Парижа до Праги. Это может быть также воздействием в конкретных сферах (политика, экономика, сфера здоровья и под.).

Либеральная модель экономики, царящая сегодня, была не всегда, она тоже пришла в борьбе с моделью государственного капитализма. И в результате победила либеральная модель, которую исповедовали Р. Рейган и М. Тэтчер. Однако сегодня возникло мнение, что госкапитализм китайский развивается лучше либерального американского, поскольку ему удается решать многие проблемы быстрее. Китай задерживает свое демократическое развитие, вероятно, видя свои будущие цели несколько в ином контексте.

Либеральная модель возникает в результате жесткого давление на массовое сознание, которое было организовано с подачи будущего лауреата Нобелевской премии Ф. Хайека, получившего в результате также и свой приз — лауреатство.

Хайек работал по следующему способу продвижения либеральной модели. Он предложил Э. Фишеру создать серию think tank’ов, с помощью которых можно обработать публичных интеллектуалов, являющихся любителями чужих идей, а они уже в свою очередь будут говорить с населением. И Фишер за свою жизнь создал не один и не два, а несколько сотен think tank’ов. Практически перед нами способ, о котором мы уже несколько раз писали. Так проблему воздействия на население видел Грамши с его теорией гегемонии, которая была реализована западными странами, так работал Советский Союз со своим населением, контролируя создание любой виртуальной продукции, предложив для этого свою модель видения мира — социалистический реализм. Человек видит вокруг то, что выписано в его модели мира, все остальное пробивается в его мозги с трудом. И модель мира входит не только с помощью репрессий, а и вполне естественным путем.

Об истории вхождения либерального капитализма мы много раз уже писали. По сути, главным здесь является использование в качестве рупора уже проверенных средств воздействия, контент для которых и поставляли think tank’и своими подтверждающими научными исследованиями. Кстати, Хайек отговорил Фишера от попытки политического воздействия с помощью выборов, поскольку выборы реагируют на уже царящее мнение, а не формируют его.

Вот его аргументация: «Если Фишер хочет изменить мир, он должен вместо этого создать think tank, рассматривающий проблему капиталистического свободного рынка без страха или благосклонности. Он должен производить научные исследования, которые были бы доступны и убедительны.  Ему нужно было привлечь и нанять так называемых продавцов подержанных товаров в идеях — учителей, журналистов, ученых, политиков, которые смогут распространять эти идеи широкой аудитории. Ему не следует руководствоваться тем, что является политически приемлемым на данный момент. Вместо этого надо сфокусироваться на полном изменении параметров экономических дискуссий, в результате меняя, что является политически возможным или невозможным через более длительный период».

Если вслушаться в эти слова, то можно понять, что, по сути, эта же модель лежит в основе, к примеру, цветных революций, которые также являются попыткой смены границ разрешенного — неразрешенного поведения. Они строятся на разрушении базового правила — безусловного подчинения граждан, на котором зиждется любая власть. И Дж. Шарп своими методами как раз разрушал эту безусловность, вводя несколько сотен методов ненасильственного сопротивления власти.

Директор одного из таких институтов, созданных Фишером, Дж. Бланделл как раз рассказывает о том, как вести эти войны идей. Вот названия некоторых разделов из его книги: Как повести за собой нацию, Ведение войны идей: почему здесь нет короткого пути, Хайек и продавцы подержанных товаров в идеях, Сила идей и под. Этот подход особо актуален и сегодня, когда происходит как повтор холодной войны, так и повтор именно войны идей.

Об идеологах think tank’ов говорят следующее: «поскольку они не являются членами правящего класса (у них нет в собственности или в управлении средств производства), им следует действовать в их  [правящего класса — Г.П.] интересах. Они не могут, как бы им не хотелось думать, действовать как индивиды, поскольку в условиях выбора они в сильной степени зависят от поддержки бизнеса для своего выживания».

Весь мир построен с помощью самых разных операций влияния, которые исследователи видят как развертывание ресурсов для когнитивных целей, которые способствуют или изменяют поведение целевой аудитории. Вопрос, видимо, только в охвате аудитории. И в данном случае с либеральной экономикой аудиторией становится весь мир.

Вероятно, по этой же причине привычный путь «газета + политика» показался Хайеку более тактическим, а не стратегическим, поскольку не позволял ввести существенные изменения. Именно поэтому его система начинает процесс влияния как бы на шаг раньше, условно говоря, не уровне созревших плодов, а на уровне корней высаживаемых деревьев. Тогда в результате не отдельные личности, а абсолютно все становятся адептами новой теории или нового поведения.

Сегодня есть попытки вычислить уровень глобального влияния страны в мире. Здесь оказались сильными только 10 государств, на которые приходится почти половина силы влиятельности в мире. Результаты 2016 года таковы: США — 11.2%, Германия — 8.6%, Франция — 6.9%, Китай — 6.0%, Италия — 4.9%, Великобритания — 4.5%, Голландия — 4.2%, Россия — 4.0%, Испания — 3.4%, Бельгия — 2.4%. Если мы посмотрим на такой же индекс в 1963 г., то список первых пяти стран будет такой: США -25.1%, Великобритания — 15.0%, Франция — 12.3%, СССР — 5.8%, Западная Германия — 5.7%.

Как видим самые большие потери влиятельности получила Великобритания, сместившись со второго места на шестое. В списке также появился Китай, будущий рост влиятельности которого также вполне предсказуем.

Бизнес как открыто, так и скрыто формирует привычки и предпочтения населения, которые были бы интересны в первую очередь для бизнеса. Именно производители товаров придумали рекламу и паблик рилейшнз, чтобы продолжить управляемую производственную цепочку до каждой квартиры.

Но существенной разницей еще является то, что Хайек вводил новое понимание/поведение, а табачная и другие индустрии защищают старое. И они используют модель управления наукой, чтобы уничтожать опасные для их бизнеса факты.

Управляя научными результатами путем их финансирования, табачная и другие индустрии затем делают следующий шаг: они популяризируют нужные им результаты и подвергают сомнению ненужные. Они знают, как воздействовать на население, опираясь на те психографические модели, которые используют в микротаргетинге, когда «ведут» нужного кандидата или вмешиваются в выборы, как это было в случае российских интервенций в американские выборы.

Большая часть аргументов вертится вокруг проблемы «здоровья», поскольку именно это в первую очередь волнует людей и в случае воздействия как табачного дыма, так и в случае воздействия сладких газированных напитков.  Сахар, например, их усилиями выведен из списка опасных веществ, ведущих ожирению, поскольку дискуссию увели в сторону физических упражнений.

Обобщая, можно сказать, что наука все время занималась тем, каким способом происходит представление мира, на самом деле более актуальной задачей является то, каким образом происходит управление миром. В результате порождается тот тип информации, который удерживает сложившееся статус-кво. Условным ударом по массовому сознанию становятся специально подобранные научные исследования, поскольку люди им доверяют.

Табачная индустрия, например, в определенной степени пользуется той же моделью, которая была при продвижении либерального капитализма. В ней две составляющие:

— поддержка и распространение независимых исследований, которые поддерживают позицию табачной индустрии,

— финансирование дополнительных исследований, но с выборочной их публикацией.

Перед нами та же модель медиа-манипуляций, которая в норме осуждается, когда речь идет о, например, политике. Ее особенностью является опора на избирательно представленную науку, результаты которой совпадают с интересами табачных компаний. И, как видим, наука становится инструментом обмана, или в крайнем случае сомнений в истинном положении вещей.

Как говорит один из авторов книги: «Сомнение наш продукт, —  говорится в печально известном меморандуме, написанном одним из руководителей индустрии в 1969, — поскольку это лучший способ борьбы с набором фактом, который существует в головах населения […] Табачная индустрия сознательно поставила перед собой задачу борьбы с научными доказательствами путем производства сомнений».

Эта модель по производству сомнений работает во множестве областей, самой яркой из которых являются, например, грядущие климатические изменения. В этом случае речь даже не идет о коррупции, а о том, что Сорос назвал «фундаментализмом свободного рынка», то есть нельзя вводить никаких ограничений, рынок сделает это сам, если это понадобится. Это такая вера в магию рынка, пришедшая в восьмидесятые с Тэтчер и Рейган. Такой рынок напрямую связали с демократией. И снова можно говорить о магии демократии, хотя постсоветское пространство не пошло столь правильно, не получив в результате ни современной экономики, ни современной демократии.

Иногда человечество пользуется неуправляемыми процессами, которые приводят к важным результатам, правда, через десятилетия и столетия. Можно привести такие два примера:

— «из-за меркантилистского подхода, свойственного экономикам XVIII века, с их постоянным поиском ренты, англичане ввели высокие пошлины на французские вина, после чего на островах стали варить пиво, а также массово употреблять эль и ром. С непривычки к крепким напиткам среди англичан начал развиваться алкоголизм, но кривая смертности и заболеваний (особенно в городах, где жило подавляющее число королевских поданных) пошла вниз. Тогда ведь и холеру победили, и тиф. Разумеется, в это неожиданное оздоровление нации внесла свой вклад и привычка к чаю, так как заварка, как и приготовление пива, требует кипячения воды»;

— «Если социальная среда требует людей определённого типа, они появляются, а если, наоборот, бракует — исчезают. На Западе люди вроде как более законопослушные, чем в России. Но 300–400 лет назад всё было совершенно иначе. Во времена Тридцатилетней войны немцев считали лгунами и бездельниками. Новые практики сначала силой врываются в быт, ломают традиции, но постепенно становятся естественными, и следующие поколения уже не понимают, как можно по-другому».

Иногда правительства из-за финансовых ограничений принимают решения, которые явно приведут к негативным последствиям, хотя и не сразу. К такому типу решений, вызванных экономическими причинами, является, например, уже реализуемое намерение правительств Японии и Австралии, сократить, а то и вовсе прекратить финансирование гуманитарных и социальных наук как таких, что не помогают экономическому развитию.

Это более сильная по последствиям инициатива, чем многие другие, о которой все молчат. Она будет трансформировать мозги человечества, а не просто тела.

За столетия человечество потеряло мощное воздействие религии. Уход религии выглядит как бы вполне понятным и правильным с точки зрения человека рационального. Но многие сегодняшние процессы явно ставят под сомнение такую рациональность.

В защиту религии нам встретились интересные доводы вполне рационального порядка. Это статья в газете New York Times профессора философии С. Асмы «Что религия дает нам (чего не может дать наука)». У него есть и книга 2018 года на эту же тему «Почему нам нужна религия».

Его аргументы таковы: иррациональность религии вовсе не означает, что она неприемлема или не имеет ценности. Эта иррациональность может лежать в основе ее силы. У человека есть три операционных системы: самая древняя рептильная (драться или бежать), мозг млекопитающего (эмоции) и недавно возникший неокортекс с рациональностью. Религия раздражает рациональный ум, но вполне уживается с эмоциональным, поскольку может успокоить боли

Асма пишет: «Религиозные практики являются формой социального взаимодействия, улучшающих психологическое здоровье. Когда вы потеряли кого-то, религия предоставляет терапевтический набор ритуалов и представлений, производящих окситоцин, внутренние опиоиды, допамин и другие позитивные последствия, которые помогают бороться и выживать. Религиозные представления играют роль, но они не являются первичным инструментом предоставления такой терапевтической силы. Это религиозные практики (ритуалы, набожные действия, песни, молитвы, рассказы) управляют нашими эмоциями, давая нам возможность заботиться о других в печали, или давая нам направление и выход для гнева».

Общий его вывод таков, что религию нельзя оценивать на уровне неокортекса, как это делают современные ученые, опираясь на рациональные научные методы. В книге он подчеркивает, что проблема состоит не в противопоставлении правды и неправды, а в напряжении между потребностями эмоционального мозга и мозга рационального.

В одной из своих статей, посвященной роли эмоций, он подчеркивает, что людьми нас сделала семья, см. также его статью о роли человеческого воображения, которое он считает более древним приобретением человечества, чем язык.

Он считает, что «эволюция семьи сыграла огромную роль в создании стабильной, безопасной среды для появления человеческой информационной культуры. Более продолжительные и более безопасное детство должно было также способствовать росту внутреннего субъективного пространства головы — без сомнения, это привело к большей репрезентативной утонченности и, в конечном итоге, языку».

Тем не менее нам придется снова вернуться от духовного к физическому существованию человека. Сходная с производством и распространением табачных изделий проблема возникла и в случае производства продуктов питания, большая часть которых, по сути, несет угрозы здоровью человечества. Но бизнес есть бизнес, он не может бросить производство, которое приносит миллиарды. И опять запущена та же модель научной манипуляции.

М. Нестле пишет: «Исследование питания, идущее со стороны индустрии, как и исследования, спонсированные табачной, химической и фармацевтической промышленностями, почти неизбежно производят результаты, подтверждающие преимущества или отсутствие вреда продукции спонсоров, даже когда исследования с независимым финансированием приходят к противоположным заключениям. Хотя достаточное количество доказательств демонстрирует, что эти индустрии сознательно влияют на разработку, результаты и интерпретацию проплаченных ими исследований, меньше известно о влиянии продуктовых компаний на спонсорство изучения питания».

Все это часто трудно доказать. Однако время от времени в медиа всплывают внутренние документы. Например, Кока-Кола пытается минимизировать последствия сладких напитков на ожирение, а производители сладостей для детей пытаются доказать, что дети, которые едят сладости, имеют более здоровый вес, чем те, кто не есть сладости.

Кока Кола спонсирует исследования, которые объясняют проблему ожирения отсутствием физических упражнений, а не тем, что человек ест.  В действительности все, наоборот, у человека в результате упражнений даже увеличивается аппетит. Однотипно физическая активность детей не является ключевой для веса. У взрослых также не удалось доказать, что физически активный человек скорее наберет вес, чем человек, ведущий сидячий образ жизни.

И это достаточно активные интервенции. Так было потрачено в одной из кампаний 600 000 долларов, а это соответствует 5.3 миллиона долларов 2016 года, чтобы обучить «людей, которые никогда не изучали биохимию, что сахар помогает выжить своей энергией, необходимой для наших ежедневных проблем».

Эта проблема получила новое развитие, когда Чили, оказавшись в эпидемии ожирения, законодательно ввела яркие объявления на упаковке, раскрывающие опасные объемы натрия, калорий, сахара, насыщенных жиров. Продуктовые лоббисты заблокировали попытки сделать то же самое в других странах.

Две трети жителей Чили страдают от ожирения, это касается также ряда других латиноамериканских стран. В Мексике, например, ожирениям страдают 74% женщин и 70% мужчин. И это привело к настоящей войне с ожирением, но на научных основаниях.

Корпорация РЭНД вывела несколько правил из этого опыта:

— необходимость действия (в Чили каждый час умирал один человек от последствий ожирения, в США — три человека каждый пятнадцать минут),

— понимание проблемы: ожирение является результатом потребления излишнего сахара, соли и жира из сверхобработанных продуктов и напитков, было решено идти по пути указания на продукты, которые следует избегать,

— на первом месте люди: мнение промышленности учитывается, но на первом месте должны быть люди,

— простые коммуникации: у людей нет времени в магазине вычитывать то, что написано мелким шрифтом, и высчитывать калории, по этой причине были разработаны простые предупреждающие знаки: «Много сахара», «Много калорий», «Много жира», «Много соли».  Эти знаки должны быть, если на 100 грамм продукта приходится 275 калорий, 400 миллиграмм соды, 10 грамм сахара или 4 грамма насыщенных жиров.

Правилом потребителей стало выбирать такую упаковку с продуктом, где меньше таких знаков, а еще лучше — когда их нет вовсе. Еда с такими черно-белыми знаками запрещена в школах, ее нельзя рекламировать детям младше 14 лет. Нельзя использовать изображения детских героев на таких упаковках и в рекламе, направленной на детей. В 2014 г. Чили ввела 18% налог на сладкие напитки, Мексика — 10%, что привело к падению продаж на 12%. Чили поставило себе целью изменить привычки питания 18 миллионов людей.

Ожирение вызывает увеличение расходов на медицину в связи с болезнями, вызываемыми излишним весом. В Чили в 2016 г. такая медицинская цена ожирения составила 800 миллионов долларов. Сейчас это 2.4% расходов на медицину, но по прогнозам в 2030 г. эта цифра может достичь 4%.

Главный борец с продуктовыми компаниями сенатор Жирарди говорит: «Сахар убивает больше людей, чем терроризм и автомобильные аварии вместе взятые». Самое важное в результате — чтобы избежать ужасных черных наклеек  продуктовые компании сами стали менять содержимое своих продуктов. В результате 20% продуктов уменьшили опасное содержимое. Это сделала, например, Нестле со своим шоколадным напитком.

В принципе первая десятка стран по потреблению сладких напитков такова: Чили, Мексика, США, Аргентина, Саудовская Аравия, Германия, Голландия, Словакия, Австрия, Бразилия. Причем еще не совсем ясна и роль фруктовых соков.

Перед нами сегодня проходит бесконечная череда интервенций в человеческое сознание, призванная его изменить в лучшую сторону. Это, примеру, работа с потенциальными самоубийцами. Здесь хорошо себя показала диалектическая поведенческая терапия, когда человека пытаются выводить из исключительно черно-белого мира. Поскольку они продвигают не мир «или/или», а такой, который позволяет совместить хорошее и плохое в одном человеке, интересным выглядит сопоставление с телевизионным сериалом «Прослушка», где тоже нет исключительно позитивных или негативных героев, где все, включая полицейских, одновременно являются и плохими, и хорошими.

Нет ни одного отклонения в поведении, против которого не искалось бы практическое противоядие. Это и борьба с тем, что дети видят рекламу алкогольных напитков в среднем три раза в день. Это и терапия по отношению к сексуальному насилию, это декриминализация наркотиков в Норвегии [50], это запрет продавать сладости у касс в Великобритании, поскольку здесь дети тоже страдают от ожирения, это опыты по изменению поведения гарвардского центра по коммуникациям в сфере здоровья, который выступил сейчас с очередной новой инициативой.

А до этого у него были по крайней мере три успешные инициативы, прошедшие проверку реальностью. Это и финский опыт по снижению уровня сердечных болезней.

Целые страны могут похвалить успешным опытом в некоторых подобных областях. Исландия, например, занялась тем, что отучила своих подростков от алкоголя и наркотиков. В результате число 15-16 летних, которые были пьяны в предыдущем месяце, снизилось с 42% в 1998 до 5 % в 2016. Процент тех, кто когда-либо пробовал коноплю, упало с 17 процентов до семи. Ежедневно курящими перестали быть 23%, таких осталось только 3%.

В основе изменений лежала программа профессора психологии из США Х. Милкмана, которую он применил сначала в Денвере. Идея Милкмана была в том, что наркотики и алкоголь люди используют для борьбы со стрессом. Дети должны были получить что-то, что даст им альтернативу наркотикам и преступности. Их и стали обучать этому другому: музыке, танцам, искусству, боевым искусствам, правилам жизни. Милкмана позвали в Исландию для создания такой программы, и теперь он и живет там, где достигнут максимальный успех.

Милкман говорит: «Мы знаем, что мозг — это гигантская фармацевтическая фабрика, производящая свои собственные вещества, воздействующие на мозг. Если люди становятся зависимыми от самопорождаемых изменений в химии мозга, почему бы не начать естественное движение, когда химия мозга будет воздействовать на них в позитивном направлении, от чего выиграют и они, и общество?». То есть Милкман предложил заменить наркотический тип борьбы со стрессом другим, и выиграл.

Кстати, еще одной из его идей стала необходимость увеличения времени, которое родители проводят со своими детьми. Когда страна это поняла, то с 1997 по 2012 г. время, которое проводили со своими 15-16- летними детьми родители, возросло вдвое, и это тоже отразилось на сокращении неправильного поведения подростков.

Такой мировой опыт, причем с позитивными результатами, огромен во многих областях. Причем меняются не только отдельные индивиды, но и целые страны. Только такого опыта нет у нас. Его надо изучить, разложить на составляющие и собрать вариант, который подойдет нам. Приблизительно так, как говорит о социальных моделях В. Найшуль: «Я бы вообще уподобил культурное наследие, в том числе и в области хозяйственных отношений, конструктору “Lego”. В нем есть много всяких деталей. И из них можно собрать самолет, а можно автомобильчик. Но для этого нужно детали знать. Для начала хотя бы отрефлексировать произведения Лескова и Салтыкова-Щедрина, потому что они полны наших институциональных моделей. Например, лесковский “кадетский монастырь” повторился в советское время в лучших математических школах. Очень много образцов, раз зародившихся, потом проходят через всю нашу историю. И пока мы их не осознаем и не проанализируем, мы не научимся самостоятельно собирать наши экономические, политические и общественные устройства».

Трансформируется мир, меняются люди, все пришло в движение, заняв совершенно новые позиции. По этой причине старые методы управления часто перестают работать вообще. Они есть, их изучают в университетах, но они не имеют смысла в новых условиях. На новые вызовы нужно отвечать новым инструментарием, а не пытаться победить их по-старому. Ничего не делая, или делая неверно, мы получим такое же «ничего» вместо результата.