Наталью Лигачеву смело можно назвать одним из крупнейших украинских медиаэкспертов. Основательница и до 2015 года главный редактор Интернет-издания «Детектор медіа», в 2016 г. запустила Интернет-проект о важнейших событиях украинского и мирового информационного пространства и медиарынка – «Детектор медиа».

#Буквы расспросили Наталью Лигачеву о ситуации на украинском медиарынке, в частности, о том, как появление блогов повлияло на работу журналистов, о том, должны ли СМИ раскрывать источники финансирования, о качестве журналистских расследований, а также о следовании журналистским стандартам во время войны на Донбассе.

- Существует ли в украинских медиареалиях противостояние между журналистами и блоггерами, как вы считаете?

– Я думаю, что противостояние сейчас рождается, из-за появления так называемой ботофермы. С одной стороны, мне кажется, что эта проблема несколько раздута, с другой - я понимаю, что, наверное, многие политики имеют своих проплаченных ботов.

И это явление и порождает противостояние, и оно опасно тем, что теряется доверие и к журналистам, и к лидерам мнений. Поскольку размывается грань между теми, кто в сети просто самовыражается, делится своими рефлексиями, мнениями, и теми, кто в сети работает,  за деньги. Есть ряд людей, которые мною уважаемы, которые, я уверена, просто пишут, что думают, но многие начинают их обвинять в том, что они работают на кого-то, что они пишут заказные вещи и т. д. И вот эти взаимные подозрения, "война всех против всех" приводит к тотальному недоверию и к СМИ, и к соцсетям.

Для меня очень показательной является ситуация с Независимым медиапрофсоюзом (НМПУ). Когда было принято решение одного из руководящих органов НМПУ - Рады - об отстранении главы НМПУ Юрия Луканова, то кто-то с ним согласился, кто-то с ним не согласился. И те, и другие имеют право высказать свое мнение в соцсетях. И те, и другие должны аргументировать, доказывать правоту, а не обвинять своего оппонента в том, что он ведет информационную войну.

До сих пор дискуссия считалась одним из краеугольных камней демократии, а теперь любую дискуссию могут выставить как информационную войну.

Такая же история была с Дмитрием Гнапом, когда Независимая медиарада рассматривала иск Зураба Аласании по поводу их известного фильма по Panama Gate. Команда проекта обвинила всех, кто критиковал их, в том, что против них ведут информационную войну.

Ну какая информационная война? Это просто критика, это нормальная ситуация, это дискуссия именно о профессиональных стандартах. Никто не ставил под сомнение то, что они имели полное право воспользоваться документами Panama Gate и расследовать возможные злоупотребления со стороны Порошенко. Более того, я всегда буду в противостоянии власти и СМИ на стороне журналистов. Но не говорить о том, что журналистские расследования должны строится на соблюдении определенных журналистских стандартов - нельзя. Все должны быть открыты для критики: и политики, и чиновники, и журналисты, и блоггеры,  это нормально.

– Когда журналист общается в социальных сетях, то где пролегает грань между его личным мнением и мнением издания, которое он представляет?

– Это очень сложный вопрос. Мы знаем, что были конфликтные ситуации на BBC, когда ведущие программ позволяли себе высказывания в эфире, которые BBC считало для себя неприемлемыми. Сейчас соцсети приобрели огромную популярность, а потребители все чаще находят новости и мнения не через главные страницы изданий, а через поисковики. И многие уже просто не различают источников той или иной информации. Поэтому обостряется и проблема поведения журналистов в соцсетях.   

У нас, еще в "Детектор медіа", были ситуации с некоторыми сотрудниками, чья публичная позиция не совпадала с нашей позицией. Я тогда, как редактор, считала необходимым пресекать такие проявления, потому что считала, что когда ты журналист определенного издания, то ты не можешь в публичной плоскости радикально расходиться с той позицией, которую занимает твое издание.

А может быть позиция, что вне работы вы вольны высказывать все, что хотите, и нас это не касается. Может быть позиция, что, наоборот, вы должны все-таки придерживаться каких-то правил, которые устанавливаются для всех сотрудников редакции. То есть может быть и так, и так, но, наверное, это должно быть задекларировано каждым изданием, быть частью прописанной редакционной политики.

- Давайте поговорим об открытости украинских СМИ. Считаете ли вы, что они должны раскрывать не только собственников, но и источники финансирования?

- Я когда-то разговаривала с одним из крупных функционеров BBC, и она говорила о том, что "партийное издание – это тоже пресса", если оно открыто. Мы знаем, что огромное количество печатных изданий в США придерживаются той или иной партийной позиции, они поддерживают республиканцев или демократов, но они делают это открыто, во-первых.

Во-вторых, важно, чтобы были открыты источники финансирования. То, что многие издания, прежде всего в Интернете, скрывают источники финансирования, - это подрывает доверие. Если я, допустим, знаю, что то или иное издание финансируется таким-то и таким-то образом, то я могу предполагать, что оно в какой-то мере может выражать интересы своего собственника. Хотя я не считаю, что даже финансируемые олигархами СМИ всегда выражают исключительно позицию последних, это уже зависит от того, какие отношения сложились у редакций и собственников. И все-таки – это важно с точки зрения потребителя информации: знать, кто платит за ее изготовление. Поэтому, когда я не совсем понимаю, кто финансирует, причем это иногда касается и тех, кто говорит о независимых источниках финансирования, то это вызывает вопросы.

- Должен ли быть какой-то публичный доступ к информации об источниках финансирования СМИ?

– Должен быть публичный доступ, и точно так же должен быть принят закон о прозрачности финансирования медиа, вслед за уже принятым законом по прозрачности их владения. То есть должна быть законодательно закреплена необходимость прозрачности финансирования СМИ. Вряд ли это будет касаться Интернета, потому что Интернет – не средство массовой информации. Но я считала бы делом чести для любого Интернет-издания, которое хочет иметь респектабельную репутацию, сделать это по собственной инициативе.

- Какое ваше отношение к альтернативным способам финансирования СМИ, таким как краудфандинг или привлечение венчурного капитала, как это происходит в случае со стартапами.

– Это все инициативы, которые очень интересны, однако вопрос, насколько они эффективны, потому что я не видела еще примера, когда это надолго. С одной стороны, в мире существуют практики более долгосрочные, чем, скажем, наше "Громадське ТБ", которое собирало приличные суммы во время Майдана, но даже если отвлечься от ситуации с Романом Скрыпиным, то непонятно, сколько бы еще времени им бы удалось продержаться только на пожертвования, без мощной грантовой подпитки от западных доноров.  

Во всяком случае мы прекрасно понимаем, что сейчас "Громадське" может достойно существовать только на гранты. Почему загнулся проект "Спільнобачення"? Потому что возникла конкуренция, тут "Громадське", тут "Спільнобачення", тут "Эспрессо", но, с другой стороны, если бы эту конкуренцию покрывали поступления, то ради Бога – чем больше, тем лучше. Просто денег на всех не хватает, и поэтому инициативы эти хороши, они очень правильны, они очень нужны. Более того, я считаю, что на самом деле, чем скорее наш малый и средний бизнес начнут финансировать средства массовой информации, прежде всего в Интернете, тем лучше. Но пока что есть сомнения в том, насколько это может быть оправданным в качестве бизнес-модели, насколько это устойчиво. Мы видели пример "Инсайдера", который тоже в какой-то момент должен был закрыться, честно сказав, что, извините, денег нет.

- Насколько приемлем краудфандинг для нишевых СМИ. Например, VoxCheck благодаря подобной модели финансирования собрал буквально за пару дней большую часть необходимой суммы.

– Собрал, но не факт, что соберет в следующий раз. Я уже сказала, что рынок должен идти в сторону нишевых изданий, это будет соответствовать и интересам аудитории, которая уже хочет сегментирования,  это будет соответствовать и более совершенным и эффективным моделям финансирования. Но сейчас я не вижу устойчивых примеров успеха в этом, во всяком случае, в Украине.

Но даже нишевое издание сможет себя содержать только тогда, когда у нас изменится психология рекламодателей. Я разговаривала с одним норвежским блоггером, который ведет медиаблог, такое себе мини-СМИ, в котором работает несколько человек, но его финансируют по сути два рекламодателя. За 1000 заходов на этот медиаблог они платят столько же, сколько платят за 100 000 заходов на рекламу на общеполитических сайтах. Потому что они понимают, что этот медиаблог читает именно их целевая аудитория, а если они размещают свою рекламу в общеполитическом издании, то это уже размытая аудитория. В них им нужен прежде всего охват, а в медиаблоге – точечное попадание в ЦА. У нас таких примеров очень мало.

Когда рекламодатели начнут, наконец-то, охотиться за целевой аудиторией, тогда у нас возникнет возможность существовать через сбор денег или через финансирование малым и средним бизнесом нишевых изданий. Я думаю, что это случится, на самом деле это то, куда мы должны двигаться, просто сейчас пока мы не пришли к тому, чтобы это стало реальностью.

- По поводу рекламы. Существует мнение, что редактор должен знать целевую аудиторию своего издания и, исходя из этого, формировать новостную картину дня. Речь идет, в частности, и о нативной рекламе, и о слиянии ньюсрума и отдела маркетинга. По вашему мнению, не существует ли тут конфликта между желанием заработать денег и объективным освещением тех или иных событий?

-  Я с большой осторожностью отношусь в том числе к нативной рекламе, потому что считаю, что это очень близко к джинсе, и все-таки я сторонник той модели, когда даже в частных СМИ редакции должны быть отделены от рекламных отделов и от маркетологов. То есть журналист не должен думать, как заработать деньги, журналист должен думать о том, как создать качественный продукт, а вот уже рекламисты, маркетологи должны думать, как этот качественный продукт продать. Мы, журналисты, должны завоевывать прежде всего доверие аудитории, а не чтобы нас покупали. Чтобы нас покупали, должны думать маркетологи и рекламисты.

Я считаю, что это огромная проблема для качества журналистики, когда очень многие сайты и телеканалы заполнены желтухой, порнухой и чернухой. В принципе, это то же самое, когда журналисты, редакторы настраивают себя на то, чтобы делать как можно более кричащие, как можно более шокирующие, как можно более скандальные заголовки. Мы все больше и больше начинаем думать, как себя продать, и для качества журналистики – это крах.

- Как вы считаете, следует ли Интернет-СМИ приравнять к СМИ официальным?

– Я считаю, что на законодательном уровне этого не должно быть, принудительно этого не надо делать. К тому же это очень сложно, потому что не понятно, как их отделить… Что такое Интернет-СМИ, а что такое просто блог?

В то же время я всячески "за", если бы Интернет-СМИ по собственному желанию регистрировались как СМИ. Например, "Детектор медиа" находится сейчас в процессе регистрации себя как информационного агентства, как уже сделали многие другие сайты. То есть, если ты хочешь, чтобы тебе доверяли, если ты хочешь, чтобы и ты сам более ответственно относился к тому, что ты делаешь, то я всячески это приветствую.

- Недавно Госдума РФ приняла "антитеррористический пакет", в котором призывы к терроризму и его оправдание в Интернете приравняли к аналогичным заявлениям в СМИ, причем граждане теперь будут отвечать по тем же правилам, что и СМИ. Кроме того, "организаторы распространения информации" должны помогать ФСБ расшифровать весь трафик. Насколько представляется возможным и необходимым введение подобной практики в Украине, учитывая события на Донбассе и деятельность разведки РФ?

- Я противник любых репрессивных мер государства, даже в ситуации войны, относительно соцсетей, Интернета и так далее. То есть я понимаю, что война есть война, и я, допустим, могла бы приветствовать какие-то быть может более жесткие правила игры для телевидения, но и то - не в плане возможности блокирования информации о фактах. Сериалы, художественные форматы, авторские программы с интерпретациями, которые в России стали полностью пропагандисткими, – да. Но не новости даже на ТВ.

А что касается соцсетей и Интернета: чем меньше вмешательства государства, тем лучше. И меня, например, пугают такие ситуации, как с сайтом "Миротворец", когда за его финансированием и деятельностью, как известно, стоят вообще-то люди, причастные к властным полномочиям, и они еще активно и публично высказывают ту или иную позицию по поводу тех или иных шагов редакции "Миротворца" и, что самое главное, критиков "Миротворца" со стороны в том числе и журналистского сообщества. Я считаю - это неприемлемо.  

- В связи с событиями на Донбассе журналисты столкнулись с дилеммой – руководствоваться стандартами объективности или выражать свою гражданскую позицию, превратившись тем самым в пропагандиста.

– Это сложный вопрос, я думаю, что каждый должен сам для себя это решить… Ты должен четко отдавать себе отчет: если ты журналист, то ты журналист, а если ты готов выражать гражданскую позицию, патриотизм и стать пропагандистом, то окей, но уже так себя и называй - "я вот решил, что в данной ситуации интересы моей страны, моего государства требуют от меня вот такой-то и такой-то позиции". И лучше всего открыто об этом заявить, да, что я какую-то часть своей журналисткой репутации жертвую во имя своих патриотических побуждений. А если я все-таки журналист, то я не должен выполнять пропагандистские функции.

- То есть, чтобы оставаться журналистом, он должен работать по обе стороны линии фронта?

– Да. Я думаю, что любой ответственный журналист в ситуации войны, в ситуации какого-то кризиса имеет внутреннюю самоцензуру. То есть каких-то вещей ты не позволишь себе сам, и ты должен 300 раз подумать, прежде, чем это сделать. По большому счету журналист не должен задумываться о том, как слово его отзовется. Если он узнал правду, некий факт, он его должен сообщить в любом случае. Не думая о том, а каким образом этот факт могут использовать те или другие, потому что как только он начнет задумываться, он очень часто перестает сообщать факты (смеется). А наша основная миссия все-таки - это искать факты и сообщать их.

Но, с другой стороны, когда идет война, ты все равно волей-неволей будешь иногда думать о том, вот уместно или не уместно. Ну и есть какие-то правила, которые устанавливают военные администрации, силовые структуры и так далее. Ты все равно будешь это учитывать. Но чем меньше ты будешь все-таки привязан вот к таким вещам, тем лучше. Это как известная дилемма: ты журналист и ты узнал, что твоя страна, твое государство, твое правительство завтра объявляют войну какому-то другому государству, что ты будешь делать? Как журналист ты обязан это сообщить, как гражданин - ты должен сохранить это в тайне (смеется). Наверное, каждый принимает решение для себя, и в этой ситуации каждый примет решения сам для себя.

- В этом контексте как вы оцениваете журналистское расследование по офшорам Порошенко и насколько правильно было использовать фоном события в Иловайске? Не было ли это сознательной манипуляцией и копанием под Президента?

- Кто-то считает, что уместно нагнетать ситуацию, привязывая действия Порошенко к тому, что именно в это время происходила драма в Иловайске, а кто-то считает, что это было манипулятивно, и я не могу однозначно сказать, на чьей стороне правда. Есть аргументы и за ту позицию, и за другую, и в каждой конкретной ситуации каждый будет решать за себя.

Меня больше беспокоит ситуация, когда журналисты проводят расследования, и громкость этих журналистских расследований, имена, которые задействованы в этих журналистских расследованиях, не коррелируются с доказательной базой. То есть для меня не является вопросом, можно ли в условиях войны копать под Порошенко, под Президента. Да, можно. Если ты видишь, что твой президент замешан в коррупции, то ты как журналист должен это сделать, но ты должен предоставить очень сильную доказательную базу, а не подменять доказательства нагнетанием эмоций.

К сожалению, мы сталкиваемся с тем, что часто доказательная база громких журналистских расследований разбивается одним щелчком, и вот это для меня намного более опасно, потому что на самом деле это подрывает доверие. Фигурантам этих расследований легко выигрывать суды, и я думаю, что сейчас начнется цепь судебных исков. Мы уже столкнулись с ситуацией, когда был подан иск против одного из журналистских расследований, когда журналистское сообщество хотело выступить с жестким заявлением по поводу недопустимости поведения одного чиновника. Но когда я лично посмотрела это расследование, то поняла, что хотя журналисты наверняка правы, но доказательная база там - ну просто на уровне плинтуса. Его фигурант в суде выиграет просто на раз. И я считаю, что вот это больше всего подрывает доверие к журналистике, к журналистским расследованиям, и это самое опасное.

- Вы достаточно много писали о цензуре при Кучме, во время противостояния на выборах Президента в 2004 году и при Януковиче. Когда возникло Министерство информационной политики, то многие посчитали это возрождением цензуры. Так ли это? Какая ситуация со свободой слова сейчас?

– Я не думаю, что Министерство информационной политики имеет отношение к цензуре, могут быть другие вопросы к ним, но мы прекрасно понимаем, что основные СМИ у нас олигархические, и мы прекрасно понимаем, что есть цензура собственников в этих олигархических СМИ. Точно также мы прекрасно понимаем, что интересы собственников могут соответствовать интересам тех или иных персоналий во власти, или наоборот, противоречить этим интересам, и их собственные интересы могут входить в противоречие с интересами общества, государства или определенных персоналий во власти.

Может ли, допустим, Коломойский или Фирташ договариваться с Порошенко и его технологами, или с Аваковым и его технологами-советниками о том, что они вот так или иначе эту тему освещают, а вот эту не освещают, а вот акценты такие? Ну почему нет? Могут. Могут ли в телефонных каких-то разговорах или при встречах, явно или не явно, намеками быть какие-то пожелания со стороны власти в отношении освещения тех или иных тем? Могут.

Я была на CBS, канадском общественном телеканале, в 2003 году, и вот там руководитель этого канала говорил: "Вы что думаете, нам не пытаются звонить министры или даже премьер-министры и высказывать свои какие-то возмущения по поводу тех или иных программ? Да, звонят, очень часто. Все дело в том, принимаем ли мы это, реагируем ли мы на их пожелания или не реагируем".

То есть проблема не в том, что любая власть, в том числе и нынешняя, может пытаться так или иначе влиять на средства массовой информации. Для этого существует действительно очень много способов, для этого не нужны темники, не нужна официальная цензура, могут быть действительно какие-то просто договоренности.

Тот же конфликт Коломойского с Савиком Шустером (когда Савика Шустера "выбросили" с "1+1"), уверена, не был связан с тем, что его лично попросили, чтобы не было в эфире Ляшко. Я думаю, что Коломойский сам, исходя из своего понимания ситуации и нежелания в тот момент раскачивать ситуацию, мог посчитать, что вот в этом эфире неуместно присутствие Ляшко. И мы можем только гадать, делал он это, исходя из сугубо своих интересов, или из своего понимания интересов государства, общества.  Цензура ли это? Наверное, с точки зрения Савика Шустера – да. С точки зрения меня как редактора, я могу предполагать, что иногда могу сказать своим журналистам, что давайте не будем раскачивать ту или иную ситуацию...

Чего не хватает украинским медиа – так это сформированной, жесткой, четкой журналистской позиции ньюзрума, когда именно ньюзрум может сказать жестко "нет" не только представителям власти, но и собственнику, и топ-менеджерам.

То, что наши ньюзрумы настолько слабы и не могут противостоять явной цензуре со стороны своего собственника, - вот это большая опасность, чем попытки нынешней власти так или иначе влиять на средства массовой информации. То есть сейчас это не ситуация Кучмы и Януковича, когда была жесткая цензура власти, когда могли быть персональные какие-то санкции и т. д. Сейчас вот на "Первом национальном" выходят расследования, финансируемые западными донорами, и против Порошенко, и против Авакова, и против Яценюка. То есть я бы не преувеличивала сейчас опасность давления со стороны власти на средства массовой информации, не приуменьшая его, но и не преувеличивая.

То есть, когда, допустим, Савик Шустер или "112 канал" заявляют о том, что власть хочет всячески закрыть им рот, допускаю ли я, что власть хочет это сделать? Допускаю, что власть пытается действовать в том числе и не очень юридически правильными шагами. И в тоже время у меня точно такое же неприятие вызывает шум, который создается журналистами вокруг вот этих ситуаций, когда можно даже за рубежом рассказывать, какая у нас тут цензура и наезды на свободу слова.  Ну нет у нас таких наездов на свободу слова, о которых сейчас можно так во всю вопить, кричать, когда привлекаются народные депутаты к скандалам, и так далее.

- Ваша оценка ситуации с порохоботами и тематическими расследованиями?

– Мне сложно говорить о том, чего сама не щупала, вот я порохоботов не знаю, с ними не встречалась, и поэтому утверждать на 100 %, есть они или нет, я не могу. Могу ли я допустить, что они есть? Да, могу, исходя из того, что я вижу в соцсетях.

Тематические расследования, которые появились у нас, - это было в "Страна.ua" прежде всего. Но опять-таки, я считаю, что если ты делаешь журналистское расследование, то оно должно иметь тщательную доказательную базу. Там в итоге фигурировало только одно имя человека, который признал, что, да, он работает за деньги. А все остальные были как анонимы. Ну и там есть претензии к некоторым формулировкам, скажем, когда  ссылаются на то, что какой-то источник сказал, что Порошенко очень внимательно читает соцсети, и любой лайк может повлиять на его отношение к тому или иному человеку… Ну как-то уж слишком, на мой взгляд…

Опять-таки, я бы не преувеличивала значимость и журналистов, и лидеров общественного мнения в соцсетях для государственной политики, для Президента, для любого, даже просто гражданина страны. Мне кажется, что мы иногда завышаем степень собственной значимости.

Ну и вплоть до того, что из статьи выходило так, что любой лидер общественного мнения - а это, по словам автора, человек, который имеет более 5 тысяч подписчиков, - уже изначально работает либо по заказу, либо проплачен, либо это личная его заангажированность, просто личное желание.

Мне кажется, что этой теме придается слишком большое значение в журналистском сообществе. Есть гораздо более важные темы, чем проблема порохоботов, аваковботов и так далее. Для многих из нас настолько важными стали виртуальная реальность и соцсети, что мы иногда забываем о существовании реального мира, в котором большую значимость для обычных потребителей информации имеет телевизор, а не соцсети. Огромное количество людей вообще даже не подозревают о том, что происходит в соцсетях, и кто такие лидеры общественного мнения, и кто такие порохоботы… То есть мы невольно сужаем мир и боремся с ветряными мельницами.

- Как вы оцениваете деятельность Министерства информационной политики?

– Я была очень сильным противником его создания, и в общем-то на данный момент я не являюсь его поклонником. Мне кажется, что не всегда эффективность Министерства соответствует уровню его самопиара. Но той опасности, которую я изначально видела в создании этого Министерства, -  что они в большой степени будут пытаться контролировать ситуацию в медиапространстве, - на мой взгляд, не возникло. Они не опасны – они малоэффективны в том, в чем как раз хотелось бы видеть их вклад. То есть некоторые их проекты – "Embedded journalism", усилия по восстановлению вышек на Донбассе, установки передатчиков там, обеспечение доступа к вещанию украинских каналов, скажем, на слуху, есть результаты. Но вот стратегии, а не тактических действий, с точки зрения обеспечения нашей информационной безопасности, наступательности в продвижении, а не только защиты наших национальных  интересов – как-то не очень заметно.

- В связи с возможным выходом Великобритании из ЕС, какие угрозы могут возникнуть для Украины в информационном пространстве? Активизируются ли информационные атаки Кремля? Каким образом Украина теперь должна доносить свою позицию в ЕС? Какая должна быть информационная стратегия страны?
 
 - Информационная стратегия у любого государства, особенно в наше время, безусловно, должна быть, и прежде всего она должна быть направлена на внешний мир, и в ситуации с Донбассом - она должна быть направлена на взаимодействие с оккупированными территориями, с близлежащими территориями, с жителями этих территорий и так далее. И то, что у нас эта стратегия очень долго разрабатывается и во внятном виде не существует, я считаю это абсолютно неправильным и негативным. Думаю, большая проблема в том, что у людей, которые берутся за создание таких стратегий, с одной стороны, вообще недостаточно знаний современных реалий, в том числе и того, как ведутся информационные войны. А с другой стороны, превалирует убеждение в том, что можно что-то запрещать, что-то прописывать, вместо того, чтобы использовать какие-то эффективные методы не столько борьбы с российской пропагандой, сколько с созданием собственного информационного продукта, который бы являлся не прямым, но ответным, ассиметричным.

Например, я считаю, что по сути взаимодействие и информирование не только оккупированных территорий, но и близлежащих к оккупированным территориям – провалено, в том числе и Министерством информационной политики. Потому что не вырабатывается достаточное количество продукта, которому бы доверяли люди, живущие на этой территории. Не доносится то количество информационного продукта, который необходим. Допустим, даже листовки, пусть они были бы даже пропагандистскими, ради Бога, просто эта пропаганда не должна быть неправдивой.

Пропаганда здорового образа жизни может быть, и пропаганда правомерных действий украинской армии - она тоже может быть, разъяснительная работа должна вестись. Ну этого нет, и это то, чем должно было бы заниматься в том числе и Министерство информационной политики. Но оно не занимается настолько эффективно, как бы это могло быть, и я считаю, что проблема не только в отсутствии средств, а в том, что их не хотят найти, и не только у западных доноров или в бюджете.

Я думаю, что можно было бы привлечь и частные инвестиции. Та же ситуация с иновещанием. Мне кажется, при всем моем очень сложном отношении к Игорю Коломойскому и понимании того, что этот человек никогда ничего не делает без выгоды для себя, но в ситуации, когда он создал "Україна Today", а Министерство информационной политики начало делать свой проект, вместо того, чтобы объединить усилия, то считаю, что более прав был Коломойский, который рассчитывал на государственную (в том числе) поддержку, чем Министерство информационной политики, которое решило делать сугубо свой проект.

Я считаю, что можно было бы выработать такие правила игры, можно было бы сделать такой наблюдательный совет, который не позволил бы, допустим, Коломойскому, использовать этот ресурс сугубо для собственных интересов. И все-таки объединение финансовых возможностей государства и частного бизнеса дало бы синергию, которая была бы более эффективной, чем то, что мы сейчас видим. Проект Коломойского практически прекратил существование в эфире, а проект Министерства информационной политики, да, он делается, но вот вы часто слышите о нем за рубежом? Ну то есть он вроде бы есть, и его вроде бы и нет.

Данил Романчук для #Буквы