– Знаете, как снимается телесериал? По одной серии в день – так дешевле. Вот это и называется профанацией. О каких операторских решениях можно говорить, если за смену снимается вся серия? О каком операторском мастерстве идет речь, если элементарно не дают времени, чтобы сделать все на профессиональном уровне? Современное украинское телевидение организовано так, что разговор о подобных вещах исключается.

 

Раньше всегда были просветители, пускай и в меньшинстве. Сейчас власть сделала все, чтобы число этих людей было доведено до минимума, чтобы они были вынуждены мимикрировать, приспосабливаться. И я не ставлю это им в вину, люди должны жить. Я поездил по Украине: огромное количество депрессивных сел и поселков, где уничтожены не то что библиотеки – дискотеки даже.

 

У менеджеров общенациональных каналов, на мой взгляд, наблюдается такой иезуитский подход. Они говорят, что нечто (например, чудовищно вульгарные юмористический программы типа «Кривого зеркала») востребовано, а на самом деле это обратная связь, они как будто гипнотизируют аудиторию, утверждая, что популярно, а что – нет. Две трети населения страны, у которых нет выбора, легко со всем этим соглашаются. Менеджеры сами формируют зрительские предпочтения и потом говорят, что это смотрят. Кстати, так же действуют и политики. Парадокс, что в этой стране собственно страна – в смысле поколения, его ценностей – не интересует практически никого, хотя это противоестественно – не думать, в какой стране будут жить наши дети…

 

– Я понимаю, телевидение – это прежде всего бизнес, но кто сказал, что финансовые цели надо достигать безграмотностью и безответственным отношением к своей работе? Вот у меня дома 102 канала, но украинское телевидение я смотрю редко, оно убогое, примитивное, на мой взгляд. Я смотрю National Geografic, Discovery, Animal Planet. Думаете, эти каналы существуют, потому что какие-то миллионеры решили выбрасывать деньги на ветер? Такие каналы – очень успешный бизнес.

 

На нашем телевидении все дико спешат, и эта спешка приводит к тому, что оно превращается в аматорский клуб. И второе, не менее принципиальное – 80% людей, работающих на телевидении, рассматривают оператора как приложение к штативу. Не знаю, откуда это пошло, но это так. Когда съемочная группа приезжает на место и оператор видит, что и как можно снять, и просит дать время поставить свет, ему обычно говорят: «Не морочь голову, давай снимай быстрее!». Обстоятельства и люди заставляют его терять профессию. Чтобы ее не потерять, надо сопротивляться, нужно быть борцом, а таких везде немного, не только в операторском цеху. И, на мой взгляд, это неслучайно, это политика. Все делают вид, что покатит и так. В результате мы все становимся заложниками такого отношения.

 

– Ничего подобного! Я оператором стал случайно, специального диплома у меня нет. С детства я мечтал быть коверным клоуном. Это цирковой клоун, который выходит в паузах между номерами. Просто мне очень нравилось смешить людей, и были для этого все задатки. Родители – потомственные врачи и сын-клоун – это уже смешно, реакция была естественная, меня тут же «поступили» в техникум советской торговли механиком торгового оборудования. Отец сказал: «Нужно дать ему профессию, иначе он пропадет». Вообще, я патологически ответственный человек, и пять с половиной лет я с ненавистью там учился, получил распределение в Трест столовых и ресторанов и ушел в армию. Там я познакомился с парнем, друг которого работал механиком съемочной аппаратуры на студии научно-популярных фильмов. К тому моменту я уже точно знал, что не вернусь в столовые и рестораны, даже если меня четвертуют, так что сразу после демобилизации в 1968 году я оказался на «Киевнаучфильме».

 

Студия делала образовательные, научно-популярные, документальные фильмы, которые потом показывали по телевидению и в кинотеатрах. Режиссеры студии имели по два высших образования и работали виртуозно, несмотря на конъюнктуру. Я прожил там 30 лет: сначала четыре года ассистентом, а потом стал оператором, потому что много занимался самообразованием. Я заочно закончил факультет журналистики КГУ, чтобы систематизировать самостоятельно накопленные знания. Мы тогда часто снимали в Москве, и у меня была возможность много времени проводить вольным слушателем во ВГИКе на лекциях. Это была громадная школа. Там я научился главному: нужно постоянно расти, развиваться, узнавать новое – в любых обстоятельствах. Это в полной мере относится и к операторам.

 

– Да, недавно я видел их фильм об Амосове с ведущим Виталием Коротичем, они использовали кадры из двух фильмов, которые снимал как раз я. Посмотрел и убедился, что на «Киевнаучфильме» снимали по-настоящему качественные и до сих пор не устаревшие фильмы. А то, что делает сейчас «Интер» в рамках «Великих украинцев», – это не фильмы, а телепрограммы, в которых какие-то известные личности рассуждают, а их слова перекрываются разным видео. Там нет главного, на мой взгляд, что должно быть именно в фильме, – драматургии, нет развития сюжета.

 

– Первое впечатление – это был шок. Выехал на съемку в картинную галерею. Журналистка говорит: «Возьмите картины покрупнее». Ну, я взял. Она посмотрела и говорит с раздражением: «А можно покрупнее?!». Оказалось, что журналистка не знала разницу между крупным и общим планом. И требовала «сделать проезд» вместо панорамы. К сожалению, такое встречается и сейчас. Хотя это принципиально, чтобы журналист владел профессиональной терминологией и мог объяснить оператору, что именно ему нужно.

 

На телевидении действительно по-другому организовано производство, причем иногда так, что это может показаться человеку с киношным опытом просто абсурдным или как минимум неэффективным. Помню, в свое время я работал в спортивной программе. Мы с оператором Сашей Зубцовым снимали, Женя Зинченко был ведущим, Сережа Долбилов – режиссером. Казалось бы, что может быть интересного в такой программе? Но в этой было очень оригинальное техническое решение и своя полноценная драматургия. Для этой программы согласились арендовать последнее слово техники – экран со специальным покрытием. Проектор висел под углом 15 градусов, что давало возможность ведущему при картинке на экране ходить сзади него, выходить вперед. Эту программу закрыли, не объяснив нам причин. Хотя она была более чем успешна, насколько я знаю.  

 

– Подумайте, студию ведь придумали и реализовали настоящие стратеги. Роднянский не ошибся, пригласив к себе профессионалов с «Киевнаучфильма». До сих пор 80% плюсовских операторов оттуда, и это все еще по инерции идет на пользу каналу. Роднянский делал ставку на лица канала, отсматривал ведущих всех региональных телекомпаний и, мне кажется, ни разу не ошибся. Насколько я понимаю, он уехал в Москву отчасти потому, что перестал видеть рядом с собой достойных партнеров-стратегов. Ну, и вообще, в какой-то момент ему стало здесь тесно.

 

Сейчас, впрочем, как и всегда, все зависит от топ-менеджмента. Новые руководители «1+1» должны быть стратегами, у них должно быть чутье, иначе ничего не будет. Смотрите, «Плюсы» и «Интер» покупают сериалы приблизительно за одни и те же деньги и на одном и том же рынке, но у «Интера» – попадание, а у «Плюсов» – не очень. В чем дело? Помимо отличного знания производства, режиссуры и вообще азов всех профессий, продюсер должен быть наделен вот этим чутьем.

 

Я был на встрече с новым руководством. Господин Адриан Сырбу в своей тронной речи сказал, что раньше был журналистом, а теперь он хороший бухгалтер. И еще заявил, что мы должны построить свой АСК к началу нового сезона. Основательность такого подхода впечатляет, а вот удастся или нет реализовать планы – посмотрим.

 

– Если бы это понимали все редактора и журналисты, с которыми приходится работать! Требование одно, и оно в дневниках Довженко записано: двое смотрят в лужу, один видит там грязную воду, а второй – отраженные в ней звезды. Если человек это видит и хочет это видеть, он научится чему угодно. Конечно, я говорю по гамбургскому счету, жизнь много корректирует, но если не предъявлять к себе и к тому, что ты делаешь, такого счета, ничего не будет.

 

– Здесь важнейшую роль играет оператор-постановщик, который в условиях цейтнота и нехватки времени должен сделать то же самое, что он делает в кино за три месяца подготовительного периода. Он должен продумать схему света, чтобы выигрышно смотрелись ведущие, он должен вместе с режиссером обозначить точки съемки для каждого оператора, подумать, как интересно подать происходящее в студии. Самое главное для меня как для оператора, работающего в студии «Завтрака», – это чтобы мне с вечера сообщали, сколько планируется гостей и кто они. Я эту студию знаю с закрытыми глазами, я уже 9 лет в ней почти каждое утро, и с вечера я начинаю продумывать варианты, как это лучше выдать. Над выполнением этого простого требования я бьюсь уже не первый год, объясняю, зачем это нужно, прошу, но все равно ситуация повторяется: пять часов утра, приезжаю на эфир, а мне говорят: «Сейчас придет 18 человек». Я в таких случаях начинаю нервничать, потому что знаю, что не успею сделать все, что я мог бы сделать. Меня это аматорство угнетает ужасно.

 

Вообще, это заблуждение думать, что студийный оператор стоит прикованный к камере и плюет в потолок. Я убежден, что оператор обязан слушать и понимать эфир, то есть то, о чем говорят в студии. Это тяжело, не все операторы это любят, но это показатель качества работы. Еще должно быть очень тонкое взаимопонимание между операторами и режиссером эфира – тем, кто сидит за кнопками. Сейчас там зачастую сидят люди, которые не совсем понимают, что нужно делать. Такие люди обычно вместо того, чтобы отдавать четкие команды операторам, начинают нашептывать тебе в ухо что-то вроде: «Пятерочка, может быть, вы возьмете покрупнее…». Пока это произносится, реакцию гостя уже пропустили безвозвратно. Думающих операторов особенно раздражает, когда в гарнитуре звучат противоречивые команды и выдача сводится к схематичному принципу «общий план – средний – крупный».

 

– Я очень любил «Последнюю баррикаду», для которой я как раз разработал схему съемки. Не могу сказать, что это было что-то уникальное, но это точно была единственная в своем роде схема выдачи программы в прямой эфир. Похожий принцип был в «Что? Где? Когда?», только там никто не прятал операторов. А я придумал черный фон, черные маски и перчатки для операторов, чтобы ничего не отвлекало от самой дискуссии. Несмотря на определенные огрехи (продюсеры сэкономили на освещении), все было сделано так мастерски, что даже коллеги-операторы не могли догадаться, сколько на эфире работает камер (3 стационарных, одна в руках и кран), все думали, что больше. Мобильная камера создавала эффект многокамерной съемки, причем все было просчитано с математической точностью. У нас были свои секреты: мы делали баланс не по белому, а по синему, чтобы добиться особенного оттенка в целом. Я для этого две недели подбирал ткань определенного цвета, чтобы вся картинка была чуть-чуть с сепией.

 

В аппаратной стояла почти полная тишина. Все самое интересное, что происходило в студии, видел зритель. За счет чего это достигалось? Мы, операторы, слушали гостей студии. Я себе составлял психологические портреты и знал, кто с кем и на какую тему будет спорить, и когда шел разговор, я предугадывал, кто сейчас может вступить – и брал его. Вот в чем кайф операторского искусства. Это охота, но для этого надо много знать, быть предельно собранным и слушать. Но если у тебя нет образовательной базы, тебе будет сложно слушать – а значит, сложно вовремя принимать правильные операторские решения.