Московский кинофестиваль в прежние времена форматировался идеологически, и все было просто – форпост соцлагеря в кино. Нынче же год за годом продолжается поиск своей ниши. Если сравнивать с рубежом 2000-х, изменилось немногое, хотя произошла смена дирекции: вместо Кирилла Разлогова программным директором стала финка Кирси Тюккюкляйнен.

Впрочем, есть вещи объективные, от личности не зависящие. Основной конкурс по-прежнему слабее неконкурсных программ. И это объективная реальность. Фестивали класса «А» по-прежнему претендуют на премьерные показы, хотя это уже и неписаное правило.

Фильмов во всем мире снимается много, а в дальнейшем, с увеличением телеканалов, будет еще больше. Развитие телевидения способствует появлению большого массива посредственных фильмов, которые являются внятно рассказанными историями, но не представляют художественной ценности, и вместе с тем, в них нет той увлекательности, которая свойственна жанровому кино.

Кино преимущественно существует в двух формах – вялой европейской и натужно бодрых американских фильмов для тинейджеров. Для фестивального отборщика большая удача найти что-то из ряда вон. Таких фильмов, объективно, очень мало. И они, как правило, оказываются в конкурсе Канн, Венеции, Берлина. Именно эти три кинофестиваля являются весьма привлекательными для продюсеров и дистрибуторов, потому что приз меняет прокатную судьбу фильма, значительно увеличивает аудиторию и, соответственно, кассовые сборы.

Между фестивалями как первого, так и второго эшелона существует острая конкуренция за фильмы. Московский кинофестиваль ко всему проходит в не самое удачное время – через месяц после Канн и за несколько дней перед своим на сегодня основным конкурентом – МКФ в Карловых Варах. Еще нюанс – отсутствие кинорынка, который в свое время существовал, но от проведения которого потом отказались. Большой кинофестиваль без кинорынка едва ли сможет стать по-настоящему влиятельным, а Московский кинофестиваль на это претендует.

Масштабы действительно мегаломанские, по крайней мере, по количеству программ: главный конкурс, конкурс «Перспективы», гала-премьеры, программа «8 ½ фильмов» Петра Шепотинника, «Московская эйфория» Андрея Плахова, панорама современного мирового кино «Отражения», программа документального кино, современное кино Израиля, «Азиатский экстрим» – фильмы тайваньского режиссера Цай Мин Ляна и его актера Ли Каншэна, ретроспективные показы фильмов Изабель Юппер, Такеси Китано, Джона Касаветиса, программа «Социалистический авангардизм», открытия Московского кинофестиваля, программа фильмов «Классика корейского кино Им Квон Тэка», подготовленная «Музеем Кино», список фильмов режиссера Глеба Панфилова, подборка фильмов современного российского кино. Еще следует упомянуть программы экспериментального кино, видео и медиаарта «Медиафорума». Присутствие российского независимого кино обеспечивалось клубом «Синефантом». В общем, сотне тысяч зрителей за десять дней фестиваля было что смотреть.

Если насилие неизбежно

Открытие ММКФ допремьерным показом американского комикса «Хэнкок» – тоже тенденция. Вслед за Каннами, давно не брезгующими на открытии-закрытии показывать американские блокбастеры, Московский фестиваль стремится продемонстрировать, что Голливуд близок настолько, насколько возможно.

«Хэнкок» представляли лично Шарлиз Терон и Уилл Смитт. Для американцев растущий русский рынок определенно представляет интерес, на нем работают прямые представители крупнейших американских кинокомпаний. И поэтому премьеры со звездами вскоре станут и вовсе обыденным событием. Для самого фестиваля такого рода акции – это захватить еще больше внимания прессы. Но вот вопрос, оправдано ли это в долгосрочной перспективе? Понятно, что дистрибутор нынче решает все, но если бы фестиваль открывал не «Хэнкок», а голливудский фильм Тимура Бекмамбетова «Особо опасен» – это хоть как-то оправдало бы фестивальную драматургию. Как-никак, а Бекмамбетов – уже не просто занятный режиссер, а что-то вроде символа крутизны и больших надежд нового российского кино.

Президент ММКФ Никита Михалков, прежде довольно резко высказывающийся в адрес американского кино, нынче готов обниматься на сцене с американскими звездами, демонстрируя сладчайшую русскую душевность. Если насилие неизбежно, лучше поступить мудро – Уилла Смита и Шарлиз Терон сменил Эмир Кустурица, отыгравший на открытии с No smoking Orkestra. На закрытии, кстати, был показан документальный фильм сербского режиссера «Марадона глазами Кустурицы». Влияние Кустурицы ощущалось и в конкурсной программе, к примеру, в «Абсурдистане» Файта Хелмера и «Мао Дзе Дуне» Бесника Биша.

Простота хуже плагиата

Впрочем, жюри под председательством шведской актрисы и режиссера Лив Ульман предпочло другой тип кино, напрочь лишенный веселой театральной условности – иранский фильм «Проще простого» Реза Карими. Простенькая, пожалуй, даже заурядная история, день из жизни вполне благополучной, но скучающей иранской домохозяйки. Как раз тот случай, когда простота хуже плагиата. Но сентиментальность и феминизм способны вызывать помутнение рассудка у любого видавшего виды кинематографиста. Даже у жюри российских кинокритиков, проявивших солидарность с большим жюри.

Спору нет, иранское кино – одна из самых интересных сегодня в мире национальных кинематографий. Режим социальных запретов поспособствовал выработке выразительного киноязыка. Который, однако, для простого смертного зрителя особой ценности не представляет – уж очень отлично восприятие ритма.

Фестивальные иранские фильмы иногда настолько критичны по отношению к иранской жизни, что это обескураживает. Таким ли является режим исламской революции, каким его отображают западные массмедиа?

Иранское кино было представлено и в программе «Московская эйфория» картиной «Будда рухнул от стыда» 19-летней Ханны Махмальбаф, дочери Мохсена Махмальбафа, самого известного на Западе иранского режиссера. Фильмы Ханны и ее старшей сестры Самиры – результат учебы в семейной киношколе, созданной во время жизни в Иране Мохсеном Махмальбафом.

Это уже второй полнометражный фильм Ханны, снимающей кино с 9 лет. Фильм снят в Афганистане и показывает быт живущих в пещерах вокруг рухнувшей статуи Будды, расстрелянной талибами. Название картины отсылает к высказыванию Мохсена Махмальбафа о том, что Запад озабочен потерей статуи Будды, но его не беспокоит судьба миллионов афганских беженцев. Сам Махмальбаф в 2002 году не смог посетить ММКФ именно потому, что был занят тем, чтобы не допустить депортации иранскими властями афганский беженцев.

«Будда рухнул от стыда» – ответ Ханны талибам, запретившим во время своего правления женское образование. Главная героиня, 7-летняя девочка, готова на все, чтобы пойти в школу.

Если анализировать героинь фильмов Ближнего Востока, то приходишь к выводу, что самый последовательный феминизм существует в странах с исламской культурой – столько силы и воли в героинях.

В «Абсурдистане» Файта Хелмера феминизм – мера вынужденная: это бабий бунт, реакция на слабость мужчин. В свое время на МКФ «Молодость» короткометражка немецкого режиссера «Сюрприз» стала настоящей сенсацией.

Система образов осталась прежней, юмор анекдотичен, трюки отсылают даже не к театру, а цирку. «Абсурдистан», кстати, дает ответ на то, чем является европейское кино сегодня. Это снятое в Азербайджане, немецким режиссером, на русском языке, грузинским оператор, со сценарием, написанным интернациональной группой сценаристов. Европейское культурное пространство с идеями мультикультурализма дотянулось уже и до Азербайджана. Конечно, кинокритик, не поленится разнести в пух и прах «Абсурдистан», но европейская киноманская аудитория воспринимает такого рода зрелища на ура. Так же, как, впрочем, и албанскую картину «Мао Дзе Дун» – историю о том, как албанский цыган назвал своего 9-го сына в честь китайского вождя.

Приз за режиссуру получил болгарский режиссер Явор Гердыев за фильм «Дзифт». Синефильский черно-белый «Дзифт» был лидером программы и по праву претендентом на гран-при. Явор Гердыев – театральный режиссер с дипломом философа, это его дебют в кино. «Дзифт» по-хорошему эстетская вещица, неонуар декорации тоталитарной архитектуры Софии 60-х.

Российское кино, скандально часто получающее в последние годы главные награды («Свои» Дмитрия Месхиева, «Космос как предчувствие» Алексея Учителя, «Путешествие с домашними животными» Веры Сторожевой), на этот раз оказалось неотмеченным. Единственное исключение – жюри ФИПРЕССИ (Международная федерация кинопрессы) отметило фильм «Однажды в провинции» Кати Шагаловой, дочери драматурга Александра Миндадзе. Катя по первому своему образованию сценарист, и эта картина является частью тенденции последнего десятилетия – сложной драматургической структуры с множеством героев и параллельными сюжетными линиями.

«Сад» Сергея Овчарова – экранизация классической драматургии «Вишневого сада» Чехова. То, что могло бы на театральной сцене стать искрометной комедией, на экране удручает своим однообразием. Хотя Овчаров – один из самых интересных с точки зрения авторской стилистики российских режиссеров. «Барабаниада», снятая в 1992 году, сегодня видится предвосхищением появления объединений политических гопников вроде «Наших».

Украина второй год подряд участвовала в большом конкурсе. В этом году фильм Романа Балаяна «Райские птицы», в прошлом – дебют Евы Нейман «У реки». В «Московской эйфории» были показаны «Менины» Игоря Подольчака, мировая премьера которого состоялась в программе Роттердамского кинофестиваля. В программе «Социалистический авангардизм» – фильмы, являющиеся частью истории кино Украины: «Аэроград» Александра Довженко, «Кто вернется, долюбит» Леонида Осыки, «Энтузиазм (Симфония Донбаса)» Дзиги Вертова.

Роман Балаян сделал действительно неожиданный и не менее спорный фильм по сценарию Рустама Ибрагимбекова, который адаптировал произведения писателя Дмитрия Савицкого. Представляя фильм, Роман Балаян говорил о том, что для обывателя советское время было весьма комфортным. Для интеллигенции, в том числе творческой, оно было едва ли выносимо. «Райскими птицами» режиссер пытается доказать, что назад в СССР стремиться не следует. Режиссеры одного с Романом Гургеновичем поколения, вполне возможно – даже большинство, будут готовы поспорить. Советский тоталитаризм на кино влиял двойственно: с одной стороны, искалеченные судьбы, цензура, с другой – одна из самых выдающихся кинематографий в истории.

«Райские птицы» примечательны прежде всего тем, что рефлексий на тему несвободы в тоталитарном советском обществе, роли спецслужб в постсоветском кино пока мало, точнее, их нет вовсе. Насколько болезненна эта тема для стран бывшего соцлагеря, в прошлом году продемонстрировал Флориан Хенкель фон Доннерсмарк фильмом «Жизнь других» («Оскар» за лучший фильм на иностранном языке, хит национального проката Германии).

Социальный драматизм «Райских птиц» контрастирует с мелодраматическим любовным треугольником. Критик в летах (Олег Янковский) и подающий надежды молодой автор (Андрей Кузичев) имеют одну музу Катю (Оксана Акиньшина). Отличие главных героев от всех остальных персонажей фильма в том, что они способны летать, в прямом смысле слова. Все остальное в заэкранном мире весьма прозаично – и быт, и скромные развлечения, и предательство.

Насколько совместима проза жизни с неожиданными полетами, вот вопрос. «Полеты во сне и наяву» обладали эстетической целостностью. Полеты в «Райских птицах» способны вызвать комический эффект, что едва ли пристало психологической драме. Примет ли зритель этот стилистический прием, пока не ясно.

Футбол и моральное беспокойство

Документальное кино программы «Свободная мысль» – по сути, фестиваль фестивалей. «Стандартная процедура» Эррола Морриса была первой документальной картиной, попавшей в конкурс Берлинале, и к тому же получившей приз жюри. Моррис анализирует, чем были фотографии из иракской тюрьмы Абу Граиб. «Такси на темную сторону» Алекса Гибни – тоже из разряда тяжелой артиллерии: в 2002 году в американской тюрьме в Афганистане от пыток и зверских побоев погиб ни в чем не повинный 22-летний афганский таксист. «Такси» принесло Гибни «Оскар» за лучший документальный фильм.

Впрочем, в документальный программе фильмы довольно разнообразны, можно было найти даже о футболе, как, например, «В руках богов» Бенжамина и Гейба Тернеров о британских футболистах любителях, или «Финт» Хэнка Ливайна, Марсело Машадо, Тоша Алвеша о бразильском футболе.

Футбол с антиамериканизмом объединяет документальный фильм Эмира Кустурицы, закрывший фестиваль. С одной стороны, очень персональное кино, но определенно гораздо большее, чем просто портрет харизматичного футболиста. Скорее даже политический фильм. Марадона признается в любви Фиделю Кастро, проклинает Джорджа Буша-младшего, называя его убийцей и преступником. От Кустурицы достается Хавьеру Солане, которого режиссер обвиняет в бомбежках Сербии. Кустурице в качестве документалиста удается делать не менее, а возможно даже и более обаятельное кино, чем игровое. Кустурица как-то объяснил свое отношение к зрителю: кино должно давать людям надежду. С «Марадоной глазами Кустурицы» это едва ли так, скорее показ того, до какой степени современный мир неоднозначен.

В документальной программе не прошли и мимо терроризма. «Адвокат террора» Барбета Шредера – об адвокате Жаке Верже, защищающем в судах террористов. И «Моя дочь – террорист» норвежки Беате Арнестад – о девушках-смертниках из террористической организации «Черные тигры» в Шри-Ланке. В последнем случае моральное беспокойство вызывает позиция самого режиссера. Уже в первых титрах фильма сообщается, что впервые в кино будет показан портрет террористки-смертницы. Отвратительная вещь – зарабатывать фестивальные и делать карьеру на большом человеческом горе. Норвежская дама-режиссер, увы, не единственная из тех, кто готов в прямом смысле слова по трупам к славе.

Терроризму посвящена и израильская игровая картина главного конкурса «Для моего отца» – о том, как смертник-араб не на шутку проникся симпатией к израильтянам, после того как познакомился с ними поближе. Картина выглядит довольно спекулятивно как для большого кино; впрочем, для телесериала было бы в самый раз. Приз зрительских симпатий достался ей.

 Израильское кино с каждым годом все активнее появляется на кинофестивалях, хотя десять лет назад израильской кинематографии как таковой не существовало. Из израильской программы следует отметить «Разрыв» Амоса Гитайя – пожалуй, самого известного на Западе израильского режиссера. «Разрыв» начинается с весьма дружественной беседы-флирта офицера израильского спецназа и палестинки-эмигрантки, которые едут в поезде, пересекающем границы Франции и Италии. Диалог примечательный, так как герои рассуждают о том, чем является национальная идентичность. Если судить по событиям фильма, идентичность не однозначна, не всегда определима, даже в рамках одной семьи. В «Разрыве» брат (Лирон Лево) – израильтянин, сестра в исполнении Жюльет Бинош – француженка, дочь которой живет в секторе Газа, на оккупированных территориях.

Фактически все программы, за исключением «8 ½» и «Московской эйфории», довольно консервативны. И с точки зрения формы, и с точки зрения месседжа. Гуманизм, немного морального беспокойства, никаких радикальных экспериментов с киноязыком, чуть-чуть мягкого феминизма. И совсем без проблем сексуальных меньшинств. Что касается мультикультурализма, то все увиденное подталкивает к выводу, это не более чем способ смягчения глобализации, заведомо обреченный. Если сравнить 100 000 фестивальных зрителей, стремящихся к многообразию, и миллионы футбольных болельщиков, в это самое время смотрящих футбольный матч, то сразу понятно, кто в проигрыше. Зрелища универсального типа однозначно побеждают. Что, впрочем, не значит, что сопротивление бесполезно. По крайней мере, в Германии мультикультурализм существует в качестве бренда. И если говорить о кино, то немецкое общество от многих бед оно таки спасает.

Что касается российской – точнее, московской – реакции на вызовы глобализации в рамках одного фестиваля, то очевидно, что гламур – это и есть национальная идея. Вот таков российский ответ на глобализацию. Поэтому в системе ценностей впереди оказывается реклама, а ролик «Ролик русского» производит сокрушительное впечатление. Россия позиционируется как бренд, вполне попадающий в национальный комплексы: богатство, шик, крутизна, порочные загадочные красавицы, идиллический сельский пейзаж, льды и снега и, конечно, фигурное катание. Не хватает разве что мелочи – чувства меры.