Дело Эдварда Сноудена: О, дивный новый мировой беспорядок
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
В природе лип, в природе плит,
В природе лета было - жечь.
Борис Пастернак
Недели за две до решения Москвы предоставить временное убежище Эдварду Сноудену интересное наблюдение прозвучало в интервью российского адвоката Анатолия Кучерены, опекающего беглого американца с самой его первой встречи с юристами и правозащитниками в Шереметьево.
В интервью, как практически во всех последних выступлениях Кучерены, речь шла о бывшем американском спецслужбисте. Адвокат очень эмоционально доказывал, что обещание Сноудена принять поставленное Владимиром Путиным условие получения убежища - прекратить «наносить ущерб нашим американским партнерам» - выполнимо, а его практические аспекты могут и должны стать предметом переговоров с американской стороной.
Кучерена горячился и настаивал на том, что обсуждать можно и нужно всё. И что «недавно, буквально месяц тому назад» пришел же к ним (в Общественную палату РФ) посол Соединенных Штатов Майкл Макфол и обсуждал все существующие проблемы - «в части НКО, в части детей [запрет на усыновление российских детей гражданами США], и так далее...»
- И не говорили про Сноудена? - удивилась журналистка.
- А Сноудена тогда еще не было - несколько опешил адвокат и даже на мгновение сбился с ритма.
Поразительно, но так оно и есть на самом деле. На момент интервью Кучерены (15 июля) только три недели прошло с 23 июня, когда самолет со Сноуденом приземлился в аэропорту Шереметьево. Да что там! - лишь два месяца пролетело со дня самых первых разоблачений разочаровавшегося агента (6 июня) и еще только потом (10 июня) мир узнал его имя.
Ощущение такое, словно в общественном сознании Сноуден был... ну, если и не всегда, то очень давно и уж точно не первый год. Все эти неполные два месяца сюжеты, связанные с его откровениями, с ним самим, с его статусом и перемещениями по миру то и дело открывали выпуски теленовостей, отдельно выделялись в ленточках информагентств, и не реже двух раз в неделю попадали на первые полосы мировых изданий.
Темный лес за одиноким деревом
Лес гудит, свистит, нагоняет сон,
Ночь и день стоит над волной туман,
Окружен со всех с четырех сторон
Тьмой да мгой сырой островок Буян.
Иван Бунин, «Русская сказка»
В этом Деле, многослойном, как хроники Шекспира, личная судьба бывшего сотрудника ЦРУ и АНБ очевидно является слоем самым поверхностным и самым простым. Во всяком случае, много более простым, чем сложные политические, социальные и этические проблемы, которые (впрочем, уже далеко не в первый раз) оказались на свету общественного внимания после громких разоблачений разочаровавшегося спецслужбиста.
Во-первых, это давно назревавший и, наконец, разразившийся кризис российско-американской «перезагрузки». («Неудавшейся, подчеркиваю: неудавшейся "перезагрузки"» - констатировал Ариэль Коэн - специалист по России и ведущий эксперт американского центра стратегических исследований Heritage Foundation - Фонд «Наследие»).
Во-вторых, кризис доверия в межгосударственном политическом и экономическом партнерстве. Кризис весьма болезненный, учитывая сложности во взаимоотношениях США с Китаем, и довольно нервный на фоне начавшихся переговоров между Евросоюзом и США о создании Трансатлантической зоны свободной торговли. Последнее (именно в свете разоблачений Сноудена) стало предметом особого обсуждения на главном европейском канале Euronews не только в комментариях политиков в регулярных выпусках новостей, но и в отдельных программах Europe Weekly (5 июля) и Network (10 июля).
Наконец, глобальный кризис доверия между обществом и государством в самом широком плане, прежде всего, в США и странах Европы. Уже в который раз за последнее десятилетие заголовки запестрели цитатами из Хаксли, Замятина и Оруэлла: «Большой брат следит за тобой».
На волне общественного интереса (изредка переходящего во взрывы возмущения) «большие» темы медиа и политиками не игнорируются, но раз за разом на передний план выносятся перипетии личной судьбы беглого американца. Прежде всего, так происходит силой естественного течения событий, которые, что ни говори, происходят именно с ним. Но отчасти влияет и радетельная заинтересованность влиятельных кругов (не отдельных лиц, а именно элитных страт).
По этому поводу президент американского Центра национальных интересов (Центра Никсона) Дмитрий Саймс заметил: «Не думаю, что американские СМИ направляются Белым Домом. Но объективно администрации Обамы это выгодно: чтобы говорили о перебежчике Сноудене, и как его скрывает Владимир Путин, а не занимались основным вопросом - что же всё же произошло с этой массовой системой прослушивания и перехвата электронной почты?».
Европейские власти, как и европейские СМИ, в отношении «основного вопроса» гораздо последовательней, но, скажем, на Еuronews новости по тегу «Шпионаж» сильно пересекаются с новостями по тегу «Сноуден, Эдвард» и в подавляющем большинстве связаны всё с теми же событиями личной биографии беглеца. Дмитрий Саймс признает - это не «его вина, а его беда».
США - Россия. Мы снова говорим на разных языках
Для администрации США «Дело Сноудена» стало, помимо прочего, последней каплей, канализировавшей давно копившееся раздражение ходом российско-американских отношений. Раздражение, надо сказать, взаимное, и счет того, кто кому и что недодал в процессе разрекламированной «перезагрузки» показывает лишь, насколько по-разному стороны оценивают чуть ли не каждый из достигавшихся компромиссов (Договор СНВ-3; замораживание размещения американских систем ПРО в Чехии и Польше, резолюции по Ирану, Ливии, Сирии и т. д. и т. п.).
Решение Москвы предоставить Сноудену убежище известный «путиноненавистник» сенатор-республиканец Джон Маккейн объявил «пощечиной всем американцам», сенатор-демократ Чарльз Шумер назвал его «ножом», который «Россия воткнула Америке в спину» - «и каждый день, пока Сноуден на свободе, это еще один поворот рукоятки ножа».
Пресс-секретарь Белого Дома Джей Карни, как лицо официальное, высказался деликатней: «Мы чрезвычайно разочарованы тем, что российское правительство предприняло подобные шаги в ответ на очень ясные и законные требования с нашей стороны, выраженные публично и частным образом, выслать господина Сноудена и вернуть его в США». С поправкой на сдерживающие нормы дипломатического этикета, придется признать, что официальное недовольство ничуть не меньше неофициального сенаторского.
Упоминавшийся уже Ариэль Коэн, «русолог» из фонда «Наследие», на вопрос «России-24» - была ли, по его мнению, альтернатива предоставлению убежища? - высказался (2 августа) довольно цинично: «Поскольку Сноуден не российский разведчик - по крайней мере, никто об этом вслух не говорит - почему бы его и не выдать? Почему - может быть, чтобы "разрулить" эту "головную боль" - не отдать его в какую-то третью страну? И пусть у них там голова болит, в Эквадоре, или Венесуэле - пусть они там уже это решают. Но Россия с рук это "порося" уже спустила бы...». (Словом «порося» эксперт не имел в виду просто оскорбить перебежчика, а обыгрывал известный образ, предложенный Путиным: «Заниматься подобными вопросами - всё равно что поросенка стричь - визгу много, а шерсти мало»).
Ариэль Коэн говорил совсем откровенно, поскольку комментировал уже принятое Москвой решение. Но полунамеками эту же альтернативу (переслать Сноудена в третьи страны, откуда его...) неоднократно озвучивал и Дмитрий Саймс в программе Эвелины Закамской «Мнение» («Россия-24») - сначала 1 июля, вскоре после прибытия экс-агента в Шереметьево, когда тема обсуждалась в принципе. И уже почти прямым текстом - в упоминавшемся обсуждении 12 июля, когда, после повторного обращения Сноудена с просьбой об убежище, вопрос остро встал в практической плоскости.
Совет не то чтобы плох. Именно так поступили китайцы, сплавив перебежчика из Гонконга в Шереметьево, когда он на часы, если не на минуты «разминулся» с запросом на экстрадицию. Главный же парадокс ситуации заключается в том, что этот же вариант - отправить перебежчика в какие-нибудь «третьи страны» - по возможности, подальше, - старался реализовать и Владимир Путин.
На пресс-конференции 1 июля очень показателен был его ответ на очередной (третий на этой пресс-конференции) вопрос о судьбе беглого американца, который накануне в первый раз намекнул на желание остаться в России. Отвечая, Путин наговорил по адресу Сноудена множество комплиментов, но именно тогда он сформулировал свое требование и был категоричен: «Если он захочет остаться здесь, есть одно условие: он должен прекратить работу, направленную на то, чтобы наносить ущерб нашим американским партнерам, как это ни странно прозвучит из моих уст. Но именно в силу того, что он чувствует себя правозащитником и борцом за права человека, он такую работу, судя по всему, прекращать не намерен. Так что он должен выбрать для себя страну пребывания и туда перебраться».
Очевидно, что формула «если он не захочет, а он не захочет» - означает «нет». Так это и воспринял беглец и активизировал попытки обрести убежище где-нибудь еще.
Среди множества причин, по которым власти РФ были крайне (пожалуй, даже «чрезвычайно») не заинтересованы в сохранении Сноудена под своим, т. с., омофором (о чём речь пойдет ниже) тут стоит отметить одну - не самую важную, но весьма существенную. Дело в том, что дразнить Штаты и лично президента Барака Обаму именно сейчас точно не входило в планы Путина.
Всего за несколько дней до прилета американского «правозащитника и борца за права человека» российский президент вернулся с очень тяжелого и напряженного саммита «большой восьмерки» в Северной Ирландии (17-18 июня), где сумел добиться приемлемых для России формулировок совместной декларации по сирийской проблеме. В частности, из текста было исключено требование ухода Башара Асада, на чём решительно настаивали если не все, то большинство путинских коллег, причем многие - весьма упорно, как британский премьер Дэвид Кэмерон и президент Франции Франсуа Олланд, не говоря уже о недипломатично откровенном премьер-министре Канады Стивене Харпере.
Понимание шаткости и неустойчивости принципиально важного для России сирийского компромисса, который все участники и так (как всегда) толкуют по-своему, точно не способствовало желанию обострять отношения со Штатами без внятных и очень весомых причин. Защита Сноудена к ним не относится.
Поэтому российский президент и старался поскорей «спустить порося с рук». Но это оказалось невыполнимым - разве что ценой исключительного, «недопустимого» ущерба для имиджа и образа самого Путина.
Интерлюдия. Над всей Европою безоблачное небо
Король: Да я только глазом моргну - и нет тебя. Мне плевать, дома я или не дома. Министры спишутся, я выражу сожаление... Дома, не дома... Наглец!
Евгений Шварц, «Обыкновенное чудо»
Аннулирование Вашингтоном американского паспорта своего беглого агента сделало невозможным его легальное перемещение куда бы то ни было за границы транзитной зоны Шереметьево. А нелегальное было бы однозначно интерпретировано как свидетельство особой заинтересованности Москвы в Сноудене, от чего российские власти открещиваются с истовостью, доходящей до искренности.
При этом нелегальный вариант также оказался неисполнимым практически, что стало ясно 3 июля, после скандальной посадки в Вене самолета возвращавшегося из Москвы президента Боливии Эво Моралеса из-за одного лишь подозрения, что на борту может контрабандой находиться Сноуден. (В Москве Моралес участвовал в заседании Форума стран - экспортеров газа, том самом, на итоговой пресс-конференции которого Путин огласил свое «условие» для беглого американца.)
Случай на самом деле вопиющий - несколько европейских стран (официального списка нет, в СМИ назывались Франция, Испания и Португалия) «перекрыли небо» и фактически принудили к посадке самолет действующего главы государства, легитимного и признаваемого всем мировым сообществом (именно признаваемого, а не признававшегося ранее, как Каддафи, Мубарак, Бен Али и т. п.). Но - и это, пожалуй, самое любопытное, - этот акт не был противозаконным, поскольку Венская конвенция о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 года не оговаривает и не предполагает особых прав для глав государств и правительств, в частности, права дипломатического иммунитета.
Впрочем, хотя буква Венской конвенции в случае с Моралесом и не была нарушена, но ее дух - безусловно. Поскольку заключалась конвенция во имя содействия «развитию дружественных отношений между государствами, независимо от различий в их государственном и общественном строе». Судя по тому, как бурно восприняли во всей Латинской Америке неподобающее обращение с боливийским лидером, дружественным отношениям оно никак не содействовало.
Впрочем, это всё лирика. Непонятно, каков был план действий австрийских служб, если бы Сноуден и впрямь находился на борту. Вытащить его силком - значило бы таки нарушить кучу всяких договоров и конвенций, поскольку президентский самолет является суверенной территорией соответствующего государства. Ну, наверное, были какие-то идеи, иначе незачем было идти на совершенно беспрецедентный скандал. И, возможно, всё бы тогда и закончилось по сказке Шварца: министры бы списались, кто-нибудь из «верхних» властей выразил бы сожаление... Но не произошло.
Россия - США. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...
Зато после венского инцидента стало ясно, как день: переправлять злосчастного агента куда бы то ни было за периметр границ Российской Федерации - равнозначно той же самой выдаче. А вот этого-то российские власти позволить себе не могли, даже если бы очень хотели. По одной, но самой весомой причине: это было бы однозначно воспринято как глубокий и не имеющий никаких оправданий «прогиб», кардинально ломающий «сильный» имидж Владимира Путина и образ «поднимающейся с колен» России, который Путин старательно создает на протяжении всех лет своего правления.
Причем ломающий - не в глазах мирового сообщества или российской прогрессивной общественности, а, прежде всего, в глазах «коренного» путинского электората - которому нравится такой Путин и такая Россия. Который именно такому Путину прощает неустроенность своей жизни. И который его, такого, поддержал в противостоянии с вышедшей на Болотную оппозицией. И с правой, клеймящей Путина «диктатором», и с левой, убежденной, что Путин и его команда точно такие же «американские наймиты», как ельцинские либералы 90-х.
Перелом образа означал бы начало конца путинской эпохи. Не экономического или социального, а психологического, что имеет куда большее практическое значение. Крайне маловероятно, чтобы американская администрация, требуя выдачи Сноудена, учитывала подобный результат. Такая проблема вообще, скорей всего, никому не приходила в голову. Хотя, конечно, если бы события пошли по описанному сценарию, это однозначно было воспринято в Вашингтоне как приятный дополнительный бонус.
Но, в отличие от американской администрации, самому Путину его перспективы не безразличны. Значение своего образа и имиджа для устойчивости власти он прекрасно сознает, свидетельством чему - и выигранная им очень непростая кампания президентских выборов 2012 года, и дальнейшая «работа над образом» в 2012-2013 годах.
Никакие посулы, никакие угрожающие намеки (и того, и другого было в последние недели немало, о чём и сказал «чрезвычайно разочарованный» пресс-секретарь Белого дома) не могли изменить понимания этих очень простых вещей. Которые играли куда более значительную роль, чем юридические ссылки на отсутствие между Россией и США соглашения об экстрадиции и регулярные напоминания о том, что американская сторона даже не отвечала на российские запросы о выдаче значимых для нее деятелей, вроде нескольких вожаков чеченских сепаратистов.
Когда стало окончательно ясно, что никак не получится ни убедить американцев считаться со своей позицией, ни каким-нибудь приличным образом отделаться от беглого спецслужбиста, особых вариантов у Путина не было. Оставалось одно из двух: либо предоставить ему убежище, либо выдать Штатам и потерять лицо. Таким образом, согласие приютить агента-расстригу стало актом вынужденным и, в сущности, навязанным.
На самом деле, что бы ни говорили (тоже заботящиеся о своем лице) американские власти, понимание этого, по крайней мере, среди экспертов, было и у них. Решение Москвы было «абсолютно предсказуемым» - констатировал Дмитрий Саймс, и уточнил - «неприятным для Вашингтона, но предсказуемым».
Если что и стало неожиданностью, так это то, что решение было принято без особых российских затяжек. Сноуден - он же не Депардье. И еще 31 июля, т. е. буквально накануне оглашения решения, неизменный Кучерена, подводя итог долгого разговора с отцом Сноудена (в режиме телемоста), сердился - мол, что это «они там» тянут, но и предупреждал, что рассмотрение может занять и три месяца.
Складывается впечатление, что кто-то «вдруг» решил: коль скоро положительный ответ на просьбу Сноудена уже есть в принципе, то тянуть с его обнародованием бессмысленно и вредно. Так глотают (под раздраженные крики - «да глотай уже!») необходимую, но от того не менее горькую пилюлю.
Жук в муравейнике
Вот это да, вот это да!
Явилось то - не знаю что,
Как снег на голову сюда
Упал тайком инкогнито.
Но кто же он?
Хитрец и лгун?
Или шпион,
Или колдун?
Каких дворцов
Он господин,
Каких отцов
Заблудший сын?!
Высоцкий, к к/ф «Бегство мистера Мак-Кинли»
«В России Сноуден никому особо не нужен», - констатировали в одном из ставших регулярными «сноуденовских» обзоров на канале «Вести» («Россия-24»). И это чистая правда. Вовсе не только потому, что, как не забыл напомнить автор обзора, «агентом СВР или ГРУ он не является». Дело в том, что всё, что Кремль мог получить в политическом и пропагандистском аспекте от разоблачений беглого американца - уже получено, и в основном еще до его прилета в Шереметьево.
Позиционировать же себя как правозащитника или даже, что несколько менее эпатажно, как «защитника правозащитников» для Путина и чуждо, и нелепо. Он к этой роли никогда и не стремился. Его позицией всегда было - оспаривать право, прежде всего, моральное, на осуждение своей власти со стороны всех тех, кто охотно и регулярно попрекает «путинский режим». Исторически сложилось, что лидеры Соединенных Штатов всегда оказывали поддержку российской оппозиции, да и сами часто не отказывали себе в удовольствии сказать, что думают о методах правления кремлевского самодержца.
Так, госсекретарь Хиллари Клинтон сурово раскритиковала скандальные думские выборы 2011 года, назвав их (на заседании совета министров иностранных дел ОБСЕ в Вильнюсе, 6 декабря) «несвободными и нечестными». Российские власти, помимо того, что сочли эти слова очень обидными, заподозрили в них поддержку (если не подстрекательство) активистов начавшего набирать обороты массового протестного движения.
Поэтому то неловкое положение, в котором сейчас оказалась администрация США, Москву, разумеется, не огорчает. Но не более того. При посещении телеканала Russia Today (11 июня, еще до прилета Сноудена), Путин высказался о его разоблачениях в высшей степени примирительно: «Он не сказал ничего такого, чего кто-то не знал. По-моему, все давно знали о том, что электронная разведка занимается контролем за гражданами, за организациями. В условиях борьбы с международным терроризмом это приобретает глобальный характер, и в целом такие методы работы востребованы. Вопрос только в том, насколько они контролируются обществом».
Если не большим, то несколько иным считает эффект сноуденовских разоблачений многократно цитировавшийся тут Дмитрий Саймс: «Администрация Обамы очень агрессивно объясняла всем, в первую очередь Китаю, - как подобного рода вещами нельзя заниматься, и говорила это с большой позиции морального превосходства. Вот от этой позиции морального превосходства как-то остается довольно мало, и восстановить ее будет очень и очень нелегко».
Трудно сказать, в какой мере администрация Обамы на самом деле утратила ощущение морального превосходства, и сознает ли она (и насколько) эту утрату. Но очевидно, что на долю Москвы приходится совсем малая толика злорадства по этому поводу. Хотя бы потому, что как раз в сфере электронного шпионажа основным оппонентом Штатов, действительно, выступала не Россия, а Китай. И свою малую толику Москва предпочла бы получить, не ввязываясь в скандал. (Да и злорадствовал Путин, как мы видели, достаточно деликатно.)
Небольшим дополнительным бонусом для российской власти стало то неловкое положение, в котором в связи с прибытием Сноудена оказались российские правозащитники, иные из которых сгоряча принялись ратовать за выдачу беглеца на родину. В студии программы «Политика» («Первый канал») у соведущего программы Петра Толстого произошел выразительный разговор с директором Центра европейской безопасности Татьяной Пархалиной:
«Татьяна Пархалина: ...Вроде бы, с одной стороны, действительно приоритет личности, интересов личности над интересами государства. Но когда я задаю себе вопрос, а имеет ли это отношение к развитию демократии, я не думаю. ... Общественность пытается для себя решить вопрос: стоит ли нам вступать на путь геополитической конкуренции, соперничества, как угодно вы это назовете, - с Соединенными Штатами?
Петр Толстой: А вы как считаете?
Татьяна Пархалина: Я считаю, что это будет для нас гибельный путь.
Петр Толстой: То есть выдать его?
Татьяна Пархалина: Я думаю, да. Как это ни прискорбно. Мне его очень жалко по-человечески».
Ну да, выглядело... довольно странно. Но в целом бонус, надо признать, вышел маловпечатляющий. Татьяна Пархалина - не самый заметный спикер либеральной оппозиции. А прочие, даже согласившиеся принять участие в дискуссии, как главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков, фактически солидаризируясь с госпожой Пархалиной, так откровенно «подставляться» не захотели.
Позже был найден и грамотный формат «оппозиционной позиции». Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева поддержала решение о предоставлении Сноудену убежища, но не преминула подчеркнуть, что Россия - точно не тот эталон свободы слова и прозрачности госструктур, к которому так стремится экс-агент: «Это правильно - то, что ему предоставили убежище. Но самому Сноудену я сочувствую, потому что он боролся против недостатков доступа к информации граждан в Америке, а в России с этим гораздо труднее, чем в Америке».
Впрочем, даже если бы правозащитники хором бросились митинговать, требуя выдачи Сноудена, то даже такой солидный бонус едва ли перевесил бы сомнения властей. Нет у них никакой уверенности в том, кем является беглый агент, внезапно решившийся покинуть свою «темную сторону» и заняться правозащитной деятельностью.
Ведущий «Вестей недели» канала «Россия-1» Дмитрий Киселев, исполнявший в завершившемся сезоне должность главного «договаривателя» мыслей Путина, высказался по теме беглеца совершенно неожиданно: «Даже если его сделать агентом, никогда не знаешь, не окажется ли он двойным агентом. То есть, не засланный ли Сноуден казачок? И если риск такой есть, то для наших спецслужб Сноуден - не лакомый кусочек. Понюхают и отойдут. Жизнь сохранить - да. Работать с ним - нет. Вот Путин и не держится за Сноудена».
Стиль оставляем на совести маститого журналиста, а сказано это было в последнем выпуске сезона (7 июля) - в объяснение того, почему разоблачителю было фактически отказано в его первой просьбе об убежище (помните: «если он не захочет, а он не захочет»). Конечно, предвзятость и осторожность во многом могут определяться профессиональными навыками бывшего разведчика (речь о Путине - и бывают ли «бывшие» разведчики?). В свое время и к Джулиану Ассанжу было столь же настороженное отношение. (Подробнее об этом в статье «"Убить" Facebook и Мердока», глава «Ломы и приемы»).
И вот что любопытно: получается, даже сейчас рекомендация затворника эквадорского посольства в Лондоне (а Ассанж выступает главным промоутером Сноудена и фактически его поручителем) не считается достаточно надежной гарантией от политических «подстав».
О, дивный новый мировой беспорядок
- Они всё узнают!
- Кто узнает?
- Но...
- Американский народ?
- Именно!
- Кто ему расскажет?
к/ф «Плутовство, или Хвост виляет собакой»
Не рискнул бы списывать российские опасения относительно Сноудена на шпиономанию и/ или профессиональную паранойю. Не потому, что разоблачитель вызывает какие-то сомнения - нет, нисколько не вызывает, а что там на самом деле - время покажет. Но представляется, что Путин (ну, или Киселев) таким образом демонстрирует свой личный способ адаптации к реалиям современного общества - информационного, или даже уже постинформационного.
В этом аспекте весь огромный массив материалов, накопившихся вокруг беглого разоблачителя, может быть переинтерпретирован самым разнообразным и противоречивым образом. Даже та же посадка в Вене самолета Моралеса. Ведь никто не знает, даже намеков, даже сплетен толковых никаких не было о том, каким образом от правительств (правда, неизвестно, каких именно) цивилизованных европейских стран удалось добиться столь беспрецедентных действий относительно боливийского президента. В то время как заявления, утечки и предположения об угрозах и посулах России всё по тому же делу Сноудена стали повседневным явлением.
Сказанное возвращает нас к перебежчику, но уже как к явлению, на котором сошлись знаковые линии новой эпохи. Чрезвычайно показательно, что до встречи с юристами (и с Кучереной, естественно) три недели подряд множились сомнения - действительно ли Сноуден скрывается в Шереметьево, и существует ли вообще на самом деле такой человек? Собственно, чтобы развеять сомнения, встреча и была организована.
Тем более, это относится к неиссякаемому потоку разоблачений, относительно которых преобладают две диаметрально противоположные точки зрения. Первая: Сноуден не сказал ничего такого, о чём бы не знали или хотя бы не догадывались все думающие граждане и что не учитывали бы все ответственные государственные организации, в том числе и российские. Любопытно, что эту оценку почти сразу, как мы видели, озвучил и Владимир Путин, а несколько позже - и Барак Обама. Да и европейские власти, по крайней мере, германские, судя по недавним публикациям, были осведомлены значительно больше, чем соглашались признать и чем это следовало из их осуждающих жестов. Похоже, что также и Франция имела аналогичную или, что вероятней, смежную программу слежения.
Вторая точка зрения: конечно, люди могли догадываться и подозревать, но материалы Сноудена подтвердили все самые наихудшие опасения и показали воистину беспрецедентный размах шпионажа США за партнерами и союзниками. Не говоря уже о тотальном контроле над собственными согражданами, в том числе в социальных сетях и в массовых коммуникаторах, начиная со Skype («Скайп») и простой электронной почты.
В сущности, принципиального противоречия между этими позициями нет. Социальные сети и без всяких спецслужб регулярно взламывались и личные данные десятков тысяч пользователей оказывались в открытом доступе, становились предметом всевозможных политических и коммерческих манипуляций. Так что тот факт, что проникновение технически возможно, не представляет никакой тайны. А то, что самые большие возможности именно у спецслужб, тем более в стране, где, собственно, и расположены серверы крупнейших IT-компаний - это в объяснениях не нуждается.
Года три назад, кода руководство ФБР публично сетовало на «Скайп» и прочие онлайновые сервисы, в которых-де совершенно невозможно отследить преступные замыслы мафиози и прочих террористов, - сетования эти уже тогда очень напоминали причитания Братца Кролика: дескать, казни меня, Братец Волк, какой угодно смертью, только не бросай в терновый куст! Или, в данном случае, - только не пользуйся «таким защищенным» «Скайпом».
Другое дело, что подозрение или даже знание, входя в привычку, перестает влиять на поведение в быту. Скажем, Борис Немцов, вступив в борьбу с «путинским режимом», нисколько не тревожился вести по телефону разговоры, весьма компрометирующие и его самого, и его собеседников, и обсуждаемых соратников. Это много говорит об экс-вице-премьере, но ведь не о том, что он не знал или не догадывался о возможностях прослушки.
А Джулиан Ассанж еще в 2011 году настойчиво предупреждал: «Интернет - величайшая шпионская машина» и особо клеймил Facebook - «самую ужасную машину слежения за людьми, которую когда-либо изобретали». Сильно ли это повлияло на фантастические темпы роста аудитории ФБ? Да вроде нет, практически никак не повлияло. И не потому же, что граждане во всём мире не доверяют Ассанжу. Скорей наоборот. В 2010 году читатели The Times так даже проголосовали за присвоение создателю Wikileaks престижного титула «Человек года». (Что характерно, мнение читателей редакция проигнорировала, и провозгласила «Человеком года»... ну да, хозяина Facebook Марка Цукерберга. Впрочем, это уже к нашей теме не относится.)
Таким образом, на самом деле речь идет не о Сети, которая как изначально была, так по сей день и остается «всего лишь» средством доставки информации, день ото дня всё более совершенным. И не о спецслужбах, которые по определению «заточены» на то, чтобы стараться знать как можно больше о как можно большем количестве людей. И, желательно, знать именно то, что люди стараются не афишировать.
Проблема, в конечном счете, в том, в какой мере и насколько оперативно социальная организация общества и homo sapiens как вид успевают адаптироваться к реалиям новой эпохи.
Фото - mk.ru