Я не помню ни одной области политики, в которой британское правительство было бы менее осведомлено, чем в турецких делах. В настоящее время, когда мы знаем подлинную обстановку того времени, странно перечитывать телеграммы, которые мы получали из Константинополя.

Черчилль, «Мировой кризис 1918-1925»

Действительно ли западные правительства верили, что им удастся возобновить с коммунистическими партиями прерванный войной диалог? ... Никто на Западе тогда не понял, что на пути от народных фронтов к народным демократиям изменилась сама природа коммунистических партий.

Андре Мальро, «Веревка и мыши»

В субботу 22 июня турецкий премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган провёл массовый митинг своих сторонников. На этот раз не в Стамбуле или столичной Анкаре, а в северном Самсуне, закрепляя успех в борьбе с протестным движением, в конце мая охватившим почти все крупные города страны.

Перелом в противостоянии произошёл ещё в минувшие выходные (15-16 июня), однако до полного успокоения ещё далеко. Помимо набирающей всё большие масштабы акции «молчаливого стояния», почти ежедневно происходят и вспышки «традиционного» митингового (и полицейского антимитингового) насилия. Как долго продлится этот акт протестной драмы и станет ли он завершающим - предсказать не берётся никто.

На события влияет не только собственная логика и без того до крайности запутанных внутритурецких общественных процессов, но также и разнообразные внешние факторы. Судя по всему, и само то, что они возникли, и характер их воздействия стали для правительства неприятной неожиданностью. Выступая в Самсуне, премьер привычно обвинил в беспорядках «Фейсбук», «Твиттер» и прочие международные СМИ, управляемые из «одного центра». Впрочем, всё ещё остающегося непоименованным.

Надо сказать, что за неделю риторика Эрдогана стала всё же заметно мягче - в отношении не манифестантов, но подозреваемых зарубежных «влиятелей» - и ещё менее определённой. После бурных событий минувшего уик-энда премьер высказывался куда прозрачней: «Те, кого мы считали друзьями, показали нам, насколько неискренними и искусственными они могут быть». И тогда же разъяснял собравшимся в Анкаре представителям турецкой заграничной диаспоры, насколько неверно сравнивать «микроскопическое социальное движение в Турции» с «выступлениями в Северной Африке и на Ближнем Востоке» - т. е., с горячо одобряемыми Эрдоганом и поддержанными всем прогрессивным человечеством революциями «Арабской весны».

Конечно, горькие слова о «тех, кого мы считали друзьями», мог бы сказать и покойный Каддафи, и отбывающий срок Мубарак, и вовремя сбежавший (и только поэтому свободный и живой) Бен Али. Но - в чём турецкий премьер совершенно прав - ситуация в его стране совершенно другая. Начиная с того, что его Партия справедливости и развития уже три раза подряд (с 2002 года) побеждала на выборах, честность которых ни разу не оспаривалась.

Однако именно как демократически избиравшийся лидер, Эрдоган должен был понимать степень влиятельности в США и особенно в Европе институтов гражданского общества и общественного мнения, шокированного жестокостью турецких властей в разгоне невиннейшего экологического пикета в защиту крохотного парка в центре Стамбула. И, соответственно, мог бы представить, насколько сложным оказалось положение, в которое он поставил своих друзей, которых сейчас обвиняет в неискренности.

Раздражение турецкого премьера связано с тем, что политическое руководство союзных держав, по его мнению, в совершенно недостаточной мере выражало поддержку властям на всех этапах кризиса. Он обижен также позицией европейской прессы, открытым давлением Европарламента, публичными заявлениями ведущих политиков, прежде всего немецких, и, весьма вероятно, ещё большим негласным давлением союзников. Всё это препятствует завершению окончательного разгрома протестного движения. Причём, уже второй раз.

Напомним, что ещё 11 июня спецназ разрушил баррикады, преграждавшие подступы к эпицентру митингов - площади Таксим и парку Гези. Но после этого в парк не вошёл и палаточный городок защитников парковых деревьев не трогал. Почти целую неделю ситуация оставалась в двусмысленном подвешенном состоянии.

Странная война или «гра в куточок»

В те дни всё происходившее напоминало детскую игру. Протестовавшие собирались на Таксиме и прилегающих улицах, а полиция и спецназ разгоняли их водомётами и слезоточивым газом. Протестанты разбегались, давая силовикам возможность похвастаться своими победами и передохнуть. Но недолго. Потому что вскоре они собирались там же, и всё повторялось снова.

Точно так же сынишка одной моей знакомой покорно отправился в угол, наказанный бабушкой за плохое поведение. И потом сразу из угла вышел. И вернулся, когда бабушка, заметив ослушание, велела стать назад. И снова вышел. И так до вечера. И на следующий день попросил: «Баба, давай ще пограємо в куточок!» :)

Понятно, что на улицах Стамбула такая весёлая игра долго продолжаться не могла. В последние сутки пауза и так поддерживалась искусственно. То «демонстрантов живой цепью загораживали от полицейских их сестры, матери и бабушки». То своеобразный музыкальный марафон немецко-итальянского пианиста Давиде Морелло, игравшего на «нейтральной полосе» Таксима более 12 часов подряд, очень удачно дал благопристойный предлог сделать локальный перерыв в боевых действиях.

При этом на прочих улицах, особенно в Стамбуле и в Анкаре, и в других городах, где шли акции протеста, продолжалась «гра в куточок». Эрдоган ждал, явно надеясь, что прибегать к более жёстким акциям не придётся. Маловероятно, что такая сдержанность объяснялась его опасениями за свою популярность - даже когда возмущение жестокостью первой полицейской расправы с экологическим пикетом достигло в турецком обществе наибольшего накала, а протестная волна поднялась до самой высокой отметки - даже тогда социологи не фиксировали заметного колебания рейтинга премьера. И не без раздражения признавали, что Эрдоган остаётся самым популярным политиком в стране. Некоторые (преимущественно, турецкие) ещё и уточняли: самым популярным за последние пятьдесят лет.

Тем более нет оснований подозревать, что Эрдоган хоть немного колебался в своём крайне неприязненном отношении к митингующим. Т. е., после того, как улёгся первый всплеск насилия, премьер публично разделил протестантов на «тех, кто выступает с демократическими требованиями» (и их он «приветствовал от всего сердца»), и всех прочих - носителей «насилия, террора, вандализма и тех действий, которые угрожают свободе других людей ради свободы тех, кто это творит». (Кстати говоря, последняя формулировка на самом деле великолепна.)

Но не стоит путать причины и следствия. Судя по тому, как покатились дальнейшие события, Эрдоган не потому смягчал риторику и искал компромисс, что действительно дифференцировал цели и мотивы митингующих, но сдерживал себя, упражняясь в риторике и подчёркивая различия целей и мотивов протестующих - поскольку счёл необходимым искать компромисс.

Опять же, судя по резкости замечаний турецкого премьера о «неискренности» друзей, его готовность к компромиссам была вызвана именно надеждой сохранить «демократическое» лицо перед политическими руководителями и общественным мнением Европы и США. И Эрдоган действительно сделал протестантам уступки, с его точки зрения настолько серьёзные, что счёл полностью снятыми все объявленные поводы противостояния. Премьер выразил пострадавшим соболезнования, сожаления, даже извинения, и пообещал провести расследование по фактам полицейского насилия, повлекшего гибель и увечья демонстрантов. И, что должно было бы стать принципиальным, - деревьям Гези была гарантирована если не сохранность, то решение их участи самым демократическим образом на городском референдуме.

Однако столь щедрые предложения ничего не изменили. Что подтвердило: дело не в экологии. Это-то, впрочем, было ясно абсолютно всем, хоть сколько-то интересовавшимся событиями. Во всяком случае, стало ясно - после того, как совершенно неожиданно для всего мира скромная экологическая акция в защиту крохотного стамбульского парка в считанные дни разрослась в многотысячные митинги протеста - сначала в самом Стамбуле, почти сразу и в столичной Анкаре, а затем и во многих больших городах Турции - в Измире, Бурсе, Конье, Самсуне и т. д.

Другое дело, что специфика происходящего в Турции такова, что это самое «дело не в экологии» - и участники протестов, и власти, и иностранные журналисты, и зарубежные политики и эксперты - каждый понимает по-своему и все - совершенно по-разному. Эрдоган своё видение «внеэкологической» мотивации протестного движения излагал неоднократно и предельно конкретно: «Попытка тех, кого постигла неудача на выборах, взять реванш... Проблемы окружающей среды используются для сокрытия их намерений, целей и действий и для того, чтобы замаскировать незаконное восстание против демократически избранного правительства». И при этом, как уже тогда заявлял Эрдоган, акции протеста ещё и координируются при участии внешних сил.

Как сказано, уступки ничего не изменили. Игра «соберись на месте сразу после разгона» становилась уже привычной и для манифестантов, и для полиции. И премьер, видимо, окончательно смирился с тем, что полумеры, уговоры и угрозы не подействуют, и сохранить лицо всё равно не удастся. И тогда перешёл в решительное контрнаступление на всех фронтах.

Вчерашний всегда осыпается праздник

Митинги в поддержку правительства в Анкаре (15.06) и на следующий день в Стамбуле оказались действительно массовыми. Можно пренебречь заявлениями самого Эрдогана о том, что собрался чуть ли не миллион народу, но информацию о 200 тысячах участников проправительственной акции в Анкаре и не менее 300 тысячах в Стамбуле признают и журналисты международных информагентств, в целом сочувствующие протестантам Таксима.

После успешной столичной манифестации и словно готовя почву для её повторения на берегах Босфора, полиция и части спецназа в ночной тиши обрушились на ничего не подозревавший палаточный лагерь активистов в парке Гези. Было в этом что-то от легендарного османского коварства - ведь так искренне звучали извинения губернатора Стамбула Хюсейина Авни Мутлу за проявленное ранее чрезмерное насилие и его же заверения, что никакие силовые акции больше не планируются. Но губернаторское дело маленькое: сказали извиниться - извинился, сказали рвать и метать - тогда вперёд. А уж если начальство назвало протестантов террористами, да ещё и действующими по зарубежной указке, церемониться с ними и вовсе нечего - что бы ни думало по этому поводу общественное мнение и прочие «друзья». В последующие дни митинги разгонялись уже без всяких игр и сопровождались задержанием активистов.

Сейчас «фишкой» протестов стала акция «Дуран Адам» («стоящий человек»). Скоординировав время (в социальных сетях, где же ещё), манифестанты собираются в публичных и общественных местах, где и замирают, уставившись в одну точку. На Таксиме (туда проходят через полицейские кордоны поодиночке) эта «точка» символична: большой портрет Кемаль-паши Ататюрка, спасителя нации в войне с греческими интервентами (1919-1922 гг.) и основателя турецкого государства в его нынешнем светском (всё ещё) формате.

Воззвание к памяти Кемаль-паши отсылает к подлинной причине протестов, много более серьёзной и глубокой, чем искренняя забота об экологии Гези. (Кстати, так и не появилось никакой ясности - участь какого именно количества парковых деревьев оказалась под угрозой. Чаще всего называют цифру «3» или «4» - но, похоже, это лишь фигура речи. Французская Atlantico (кажется, только она) говорит о 600, но столько деревьев просто нет в этом маленьком сквере).

И уж точно в этой «молчаливой» кампании турецкого протеста гораздо больше смысла, хотя бы символического, чем, к примеру, в московских народно-литературных гуляниях в мае 2012 года и в весёлой акции «Оккупай Абай» - чем идеологи протеста российского надеялись вдохнуть новые силы в движение несогласных. Хотя бы потому, что казахский поэт Абай Кунанбаев, чей памятник ненадолго стал случайным символом российских протестантов, к событиям не имел вообще никакого отношения и воспринимался преимущественно комично. В то время как на Таксиме речь, в конечном счёте, идёт именно о заветах Ататюрка и о судьбе его наследия.

Тем не менее, функционально турецкие акции «стоящих человеков» играют ту же роль, что и московские «гуляния». По сути это - арьергардные бои, призванные придать битве новый импульс, но чаще лишь смягчающие горечь поражения.

Эта параллель - одна из многих, лежащих на поверхности. Неслучайно Эрдоган обвиняет разочаровавших его зарубежных друзей в том, что они имеют дерзость сравнивать «микроскопическое социальное движение в Турции» с «выступлениями в Северной Африке и на Ближнем Востоке». Но сходство, по крайней мере, по формальным признакам - буквально бросается в глаза.

Совпадение чуть ли не каждой отдельно взятой детали турецких протестов со знаковыми фрагментами самых разных революционных и полуреволюционных событий последних лет вряд ли случайно, и оно представляет собой самую странную и самую интересную особенность протестного движения.

Глаза, копыта, уши - всё крупно, в полный рост

Как у бизона, туша,

Как у павлина, хвост,

Как у жирафа, шея,

Как у верблюда, горб...

Кривин, «Кемберлиада»

И сами участники, и сочувствующие им журналисты, и международные эксперты-наблюдатели отмечают и подчёркивают, представители насколько разных политических сил и социальных групп вышли на улицы.

Основатель сайта durdom Роман Шрайк не без восторженности приводит «один замечательный пост» участника событий: «Сегодня я впервые видел, как фанат Фенербахче помог подняться с земли галатасарайцу после приказа полиции "убивать". Сегодня турки и курды делились водой и хлебом. Сегодня женщины, которых вы [турецкий премьер Эрдоган. - В.З.] называете проститутками, вышли из публичных домов, чтобы промыть раны пострадавших и напоить их лимонной водой. Сегодня нелюбимые вами трансвеститы спасали людей в своих комнатах дешевых отелей тарлабашы. Адвокаты и врачи раздавали свои телефоны для оказания помощи. Сегодня эснафы (магазины, кофейни, все, что на первых этажах) отключили пароли на вайфай, а отельеры пускали утомленных или избитых».

«Выглядит так, что представители всех слоёв общества присоединяются к демонстрациям, чтобы выразить своё недовольство по разным поводам», - резюмирует в интервью Euronews профессор Парижского института политических исследований Рива Касториано.

Тут дело не в том, что если в протестах и участвуют представители «всех слоёв», то - как следует из хода событий - не всех из них поддерживают их «слои», или хотя бы большинство в «слоях». В целом же пестрота (но далеко не всегда полнота) участия общественных страт - одна из самых характерных черт массовых движений, по крайней мере, со времён гугенотских войн во Франции (XVI в., особенно в период «Войн Лиги»).

На что обращают гораздо меньше внимания в ленточках информагентств, в телерепортажах и в аналитических статьях - так это на то, что и методологически события развиваются необычайно пёстро. В этом действительно массовом, и, что бы там ни говорил Эрдоган, скорей всего, никем заранее не планировавшемся общественном взрыве, в его поводах и причинах, в его развитии, в действиях властей и в реакциях зарубежных государств и международного сообщества - легко различимы ключевые элементы самых разных революций, мятежей и протестных движений последних лет.

Практически без натяжек вычленяются узнаваемые (и потому кажущиеся понятными) черты египетского Тахрира и московской Болотной, митингов в защиту Химкинского леса и киевского Майдана, тунисской «второй Жасминовой» революции и всемирного движения Occupy (начавшись с «Захвати Уолл-стрит», оно скоро докатилось до тихоокеанского побережья США и до Европы).

Вырвав из этого лоскутного одеяла обрывок со знакомым узором, любой смело разворачивает его в широкую панораму, наиболее соответствующую личным представлениям, симпатиям и идеям. «Дело идет к турецкой весне?» - задаётся вопросом французская Le Point. «Куда может завести турецкая весна?» - подхватывает французская же Atlantico. «Происходящее - не Турецкая весна и вряд ли ей станет» - возражает американский Quartz. «Протесты в Турции и России - разные, но одинаковые» - заходит с другой стороны британская Business New Europe.

Эрдогана и его действия, митингующих и их мотивы стараются понять - через события в России, в Египте, в Ливии, даже в Китае, где тоже «постоянно проходят массовые - пусть и замалчиваемые в прессе - мятежи и протесты» (The Wall Street Journal). В статьях - почти постоянный нерв: Эрдоган - он кто? Мубарак или не Мубарак? Путин или не Путин?

«Это реакция, которую можно было ожидать от такого диктатора, как российский Владимир Путин - его примеру, как кажется, Эрдоган и следует», - упрекает турецкого лидера The Washington Post в редакционной статье. «Новый султан, который пошёл по пути "путинизации" в её османской версии» - вторит Le Point.

Поймав свежий тренд, турецкий журналист Нильгюн Джеррахоглу, судя по его тексту, крайне недовольный методами своей власти, но вовсе не рвущийся сильно с ней ссориться, переводит стрелки на Запад (и на Путина, естественно): «Один западный дипломат... отметил: "В течение недели Эрдоган потерял свое реноме, которое создавалось десять лет!"» И далее: «Информация о том, что в турецких тюрьмах содержится больше журналистов, чем в иранских, становится известна всем, кто находится у экрана телевизора. Самый вежливый эпитет в адрес Эрдогана - "ещё один Путин"».

Интерлюдия. Не нужен им берег турецкий...

Это настолько любопытно, что стоит остановиться. Всё же, насколько известно, у Путина в тюрьмах вовсе не находится ни «больше журналистов, чем в иранских», ни хотя бы столько же. Даже Алексея Навального судят, не швыряя до приговора в застенок (хотя, наверное, приговорят и швырнут). Причём судят его по делу, хоть, по мнению блогера, и неправосудному, но до сих пор, что сам он признаёт, всё ещё не фальсифицированному. Путин не бросает в зиндан десятки журналистов и блогеров за раз, и не хватает пачками адвокатов и правозащитников.

Формально, если бы Эрдоган встал на путь диктаторской «путинизации», он должен был бы всех их освободить максимум через 15 суток и пустить по следу какой-нибудь местный Следственный Комитет - отыскивать неполитический, но уголовно наказуемый компромат на пять-шесть самых активных. Впрочем, похоже, Реджеп Тайип Эрдоган готов взять на вооружение и эти методы, и многие другие, и вообще не склонен себя ограничивать рамками какой-нибудь одной автократической модели.

Когда всё ещё только начиналось (3 июня), он отбыл с визитом в Марокко - весьма вероятно, рассчитывая, что вернётся в страну, усмирённую в его отсутствие, и тем самым обеспечит себе официальное алиби и сохранит личное реноме «умеренного». Но уже тогда глава правительства на прощанье предупредил: «Обращаюсь к тем, кто стоит за этими событиями: наши спецслужбы уже работают. Пока нет необходимости называть какие-то имена. Мы, впрочем, поговорим с их лидерами и если нужно, заставим отвечать за свои поступки». Я же говорю - по-своему очень честный человек. И глаза наверняка - добрые-предобрые.

Нет смысла повторять затёртые места про «двойные стандарты». Ну да, - они есть, всегда были и пребудут вовеки, как из-за специфики политической деятельности, так и в силу человеческой природы, для которой своя рубашка всегда ближе к телу. Но в данном случае налицо всё-таки явный перебор. Если не в отношении к Путину, то уж точно - к Эрдогану. Действительно, как-то странно было до такой степени игнорировать происходившее в стране, которая является членом НАТО с 1952 года и уже лет тридцать (ещё со времён ЕЭС) то ведёт, то не ведёт переговоры о вступлении в Евросоюз (с 2004 года - снова ведёт, уже даже в официальном статусе кандидата).

«Мы мирились со всем, что творилось последние десять лет в стране Реджепа Тайипа Эрдогана. Мы мирились с арестами журналистов и интеллектуалов, с каждодневным самоуправством и террором. Мы мирились с запретом на продажу напитков под предлогом заботы о здоровье народа и обвинительными приговорами в богохульстве против писателей, юмористов и пианистов», - предаётся теперь самобичеванию французский публицист Бернар-Анри Леви.

Г-н Леви приводит далее причины, по которым «мы» (т. е. они, имеется в виду Запад) со всем этим так долго мирились. К этому вопросу мы ещё вернёмся. Но стоит отметить, что французский исследователь не прав в своём обобщающем «мы». Уже несколько лет в европейских СМИ появлялись серьёзные материалы, фиксирующие рост исламизации Турции за время правления Эрдогана и неторопливую, но неуклонную смену идеологической парадигмы в этом государстве, явно пресытившемся бесконечным топтанием в прихожей Евросоюза. В частности, влиятельная и авторитетная Die Welt, по крайней мере, с 2011 года публиковала обзоры вроде «Эрдоган мечтает о создании арабо-турецкой великой державы» и «Эрдоган мечтает о новой Османской империи».

О растущей исламизации турецкого государства, которое Кемаль-паша создавал на руинах Блистательной Порты как принципиально светское - об этом задолго до покушения на парк Гези охотно рассказывали и российские государственные телеканалы (прежде всего, «Россия-1» и «Россия-24». См., например, «Исламизация Турции: мечеть вместо собора»).

С началом противостояния вокруг Таксима турецкие репортажи в центральных российских СМИ, стали, как и повсеместно, регулярными. И, конечно, выдержаны они, как и во всём цивилизованном мире, в тоне искреннего сочувствия демонстрантам и осуждения властей за жестокость. Но вот что характерно: по сравнению с «дотаксимскими» материалами в них значительно поубавилось неподдельной тревоги. Поначалу мелькали даже нотки злорадства: «Особенно же негативно повлияли события в Сирии - турецкие власти в последние годы слишком увлеклись речами о том, что демократические идеи повстанцев должны стать реальностью. Вряд ли в Анкаре предполагали тогда, как подобного рода заявления подействуют на определенные категории граждан в самой Турции, решивших, что и у них есть право на восстание, если их чем-то не устраивает правительство» (Первый канал, «Воскресное время» 9 июня).

В дальнейшем таких бестактностей больше не случалось. Да и в целом, несмотря на сочувственные к манифестантам интонации в СМИ, позиция российских официальных институций была более чем просто корректной.

Никакого намёка на корпоративную «антиреволюционную» солидарность. Просто российские власти никогда не возлагали на Турцию особых политических (тем более, военных) надежд, как Штаты. И для Кремля изначально была совершенно безразлична степень турецкой демократичности, поэтому у российских властей не было никаких причин по этому поводу обольщаться и теперь горько разочаровываться, как властям европейским.

Связи с эрдогановской Анкарой у Москвы развивались чрезвычайно интенсивно и плодотворно. Достаточно вспомнить договорённость о строительстве АЭС «Аккую» или такой политически значимый для России проект, как «Южный поток». Чуть ли не единственной тенью, омрачавшей эту идиллию, была поддержка Эрдоганом сирийских повстанцев. Однако теперь эта проблема сама собой если и не разрешилась вполне, то, вероятно, отложена надолго - что не без удовольствия констатировал в своей «реплике» Александр Привалов - ещё на первом этапе событий, когда, как мы говорили, такое злорадство допускалось.

Под Палестины знойным небом, в сирийских шумных городах...

Как ни парадоксально, но сирийская трагедия имеет к событиям в Турции самое непосредственное отношение. Правда, отнюдь не в том аспекте, о котором говорил премьер Эрдоган, в первые дни протестов сгоряча указуя на президента Сирии Башара Асада чуть ли не как на вдохновителя начинавшегося движения.

Последнее крайне маловероятно. Не потому, что, согласно рассуждениям Привалова, «у добиваемого режима Асада едва ли нашлись бы силы для организации таких трудностей». Германскому Генштабу в 1917 году тоже было не до жиру, но на поддержку антивоенной агитации большевиков сколько-то сот тысяч марок (золотом) как-то наскребли.

Куда более весомый аргумент - изменение позиции Эрдогана, который точно не Асада имел в виду под «неискренними друзьями». Просто потому, что друзьями они перестали быть несколько лет назад, когда турецкий премьер проявил свою неискренность первым.

С другой стороны, поддержка правительством Турции сирийских повстанцев, возможно, и входит в большой список претензий протестантов (что поначалу отмечал и «Евроньюс»). Но если и входит, то на каких-то совсем последних местах. Дней за десять до нынешней волны массовых манифестаций в городе Рейханлы вблизи сирийской границы, и в Стамбуле у здания офиса премьера прошли антиправительственные демонстрации, участники которых как раз выступали против сирийской политики Эрдогана. Звучали даже обвинения в адрес премьера из-за недавнего теракта в Рейханлы. Но ни эти демонстрации, ни их подавление полицией (с помощью всё того же слезоточивого газа) никакой общенациональной протестной бури не вызвали. А ведь там речь шла не об угрозе парковым деревьям. При взрыве только погибло больше пятидесяти человек...

Куда большее влияние оказал сам характер гражданской войны в Сирии, в которую во всё большей степени вмешивался Эрдоган. Авторитарному, если не диктаторскому, но светскому правительству Асада там противостоит чрезвычайно разнообразная по составу оппозиция, в лозунгах своих (может, и искренне) взывающая к идеалам демократии, однако в наиболее боеспособных своих частях состоящая из исламистов, в том числе радикальных. Самая же боеспособная сила воюющей оппозиции - «Джебхат ан-Нусра» - и вовсе совершенно официально является местным отделением пресловутой «Аль-Каиды».

Военную поддержку Асаду оказывают Иран и связанные с Тегераном части «Хезболлы», политическую - Россия и Китай. В свою очередь, оппозиция получает разностороннюю помощь от Турции, Египта и монархий Залива. Поскольку с начала года по целому ряду причин могло показаться, что свержение Асада стало лишь вопросом времени, естественно, становилось всё более актуальным давнее соперничество между потенциальными победителями. Прежде всего, между Анкарой, с одной стороны, и Дохой и Эр-Риядом - с другой. (Напомним об уже отмечавшихся ранее «великоосманских» претензиях турецкого премьера.)

И поскольку, в отличие от своих западных друзей, Реджеп Эрдоган гораздо лучше знает подлинные предпочтения и вкусы вождей сирийской оппозиции, не преимуществами демократии (пусть даже специфической турецкой) попытался он их прельстить, но очередными шагами по углублению исламизации своей страны. Ведь по сравнению с нравами и установлениями, действующими в Саудовской Аравии или том же Катаре, нормы жизни в Турции, даже после десятилетия правления Партии справедливости и развития, всё равно остаются кемалистскими, то есть недопустимо светскими. Что, конечно, ослабляет позиции Анкары в борьбе за доминирование в регионе, несмотря на всю помощь, оказываемую сирийским исламистам. И с этим приходилось срочно что-то делать.

Это как в знаменитой сказке Искандера, где каждый кролик в момент проявления патриотического гнева автоматически обретал более высокое положение, чем тот кролик, против которого его гнев был направлен. И где «против патриотического гнева было только одно оружие - перепатриотичить и перегневить патриота».

«Переисламистить» саудитов вряд ли возможно. Но показать свои добрые намерения в этом направлении было просто необходимо. Тем более что «направление» полностью отвечает внутренним представлениям самого Эрдогана и концептуальным установкам его партии. И произошли невинные, в сущности, вещи, вроде дальнейшего ограничения употребления алкоголя или, скажем, предписанный стюардессам запрет на яркий макияж.

Однако при всей своей скромности эти решения ознаменовали принципиально новый этап отказа от наследия Ататюрка, поскольку означали уже прямое вмешательство государства и церкви в сугубо личное пространство граждан. Во всяком случае, именно так это было воспринято теми, и весьма значительными общественными стратами, которые с таким курсом не согласны, и уже давно. Поскольку «ползучая исламизация» со дня избрания лежала в основе политики Эрдогана, и проводилась последовательно и неуклонно. Для многих в стране это представляется губительным и совершенно неприемлемым. Новые запреты показали, насколько далеко всё зашло, и воочию явили перспективу окончательного торжества исламизма, уже совершенно не такого «мягкого», каким он старался выглядеть в первые годы правления Партии справедливости и развития.

Чрезвычайно характерно, что причиной общественного взрыва стали именно аполитичные деревья Гези, а не, скажем, те же жертвы теракта в Рейханлы. Поддержать протест против сирийской политики Эрдогана - означало выражать неприятие лишь одного, очень конкретного, аспекта его деятельности, а не всей агрессивно-клерикальной идеологии ПСР.

Но правы и те аналитики, которые считают, что турецкие волнения Дамаску очень на руку, и что в ближайшее время большой активности Анкары в сирийском вопросе ожидать не приходится. Что так думают не только «пикейно-жилетные» аналитики, подтверждается тем, что, видимо, уже без расчёта на зенитно-ракетные комплексы «Пэтриот», ещё в прошлом году установленные в Турции, уже в первых числах июня было объявлено о решении завезти аналогичные системы на учения в Иорданию, куда они и были поставлены и где остаются после учений. (Что служит косвенным подтверждением слухов о планах объявления над Сирией «бесполётной зоны», подобной ливийской, сыгравшей определяющую роль в кампании по низвержению Каддафи.)

Также в этой связи стоит отметить и возросшую активность египетского президента Мухаммеда Мурси Иса Аль-Аййата, объявившего о разрыве отношений с правительством Асада и призвавшего мировое сообщество к введению над территорией Сирии той самой «бесполётной зоны». По забавному совпадению, это произошло именно в те дни (15-16 июня), когда было объявлено, что «Пэтриоты» останутся в Иордании и после учений.

Демократический протест против авторитарной демократии

Как уже отмечалось, для описания и объяснения ситуации в Турции приводят множество параллелей с революциями и протестными движениями последних лет. Лидируют «Арабская весна» и московская Болотная, так же как Эрдогана, желая его то ли обидеть, то ли усовестить, попрекают «путинизмом», а когда надеются усмирить, намекают на судьбу Мубарака и Каддафи. Довольно странно, что именно в этой связи не вспоминают Мурси.

А ведь стоит назвать имя нынешнего демократически избранного египетского президента - и всё сразу становится на свои места. И, прежде всего, постоянные ссылки на каирский Тахрир. Ведь помимо Тахрира-1, ставшего символом свержения Мубарака, есть и Тахрир-2 - на котором протестуют уже против нынешнего президента, избранного на сложнозапутанных, «многосерийных», но, тем не менее, свободных, открытых и вполне демократических выборах.

Совершенно очевидно, что требования митингующих Таксима едва ли не идентичны тем, которые выдвигают протестующие на сегодняшнем Тахрире: положить предел нарастающему и институционально формализующемуся авторитаризму, не допустить тотальной исламизации общественной и политической жизни, восстановить демократические принципы правления и прекратить подавление гражданских свобод в целом и свободы СМИ в частности.

Различия между режимами второстепенны и все они, т.с., технического свойства. Прежде всего, очевидно, что к той авторитарно-исламистской модели, которую избранный после революционных потрясений Мурси внедряет в Египте в ускоренном порядке, его коллега Эрдоган вёл плавно и неспешно более десяти лет. Что странным образом подтверждает тождество принципа. Ведь если Мурси пришёл на площадку, где влияние генералитета уже было почти полностью смыто революционной волной, то с традиционной властью турецкой военной касты, со времён Ататюрка исполнявшей роль антиисламисткой стражи, Эрдогану пришлось долго и упорно бороться. Прежде всего, инспирируя громкие судебные процессы - то за организацию давних (как раз антиисламистских) переворотов, то по откровенно надуманным обвинениям в новых заговорах.

И Запад принимал эти обвинения, почти наверняка не веря в «заговоры», якобы плетомые генералами, но зато (и чаще всего, совершенно справедливо) не сомневаясь в их авторитарных привычках и в причастности к чудовищной коррупции. (Это же, кстати, имело место и в Египте.)

Что на смену погрязшим в коррупции генералам придут идеологи исламизма и благочестивые муллы - об этом старались не задумываться. Но такая коллизия вообще на данном этапе и в данных сообществах, видимо, не имеет решения. Злой, но умный Евгений Сатановский как-то сказал, что исламский идейный терроризм можно победить демократическими методами только морально и только посмертно. Представляется совершенно очевидным, что сказанное тем более справедливо относительно исламского идейного авторитаризма.

Принципиальная ошибка митингующих Таксима, как и Тахрира, заключается в одновременном требовании большей демократии и прекращения авторитарных практик. К сожалению, это далеко не всегда однозначно взаимоисключающие понятия. Точно так же, как, скажем, выглядело бы трудновыполнимым требование демократии и прекращения уродств. Поскольку демократия на практике далеко не всегда обладает внешностью Анжелины Джоли. Ну, или демократичностью. Об этом можно сколько угодно сожалеть, но нельзя не учитывать.

Эрдоган честно говорит: «Можете называть меня излишне жестоким, но я такой, как есть, и я не изменюсь». И он имеет полное право на эту честность. Потому что именно за такого Эрдогана и за его партию уже трижды голосовало большинство турецких избирателей. С каждым разом - всё более уверенное большинство. Несмотря на то, что Эрдоган, уже хотя бы в силу оказываемой ему поддержки, с каждым разом становился всё более авторитарным, и всё более открыто вёл страну по пути всё большей исламизации.

Поэтому требование митингующих Таксима (как и Тахрира-2) немедленно отправить в отставку Эрдогана (и Мурси) не только юридически незаконно, но и действительно антидемократично по сути. Приходится напомнить: все жестокости, совершённые полицией в первые дни, не поколебали популярности главы правительства. Объясняется это предельно просто: те, кто поддерживают Эрдогана, и те, кто недоволен его политикой - это разные, малопересекающиеся общественные группы, разные слои. И для поддерживающего ПСР большинства митингующие и впрямь - лишь зачинщики беспорядков, плохие и наверняка аморальные люди, расправа над которыми либо оправдана, либо не вызывает серьёзного протеста.

И в этом аспекте первые обольщения от присутствия на протестных митингах отдельных представителей различных социальных страт и общественных слоёв могли лишь вводить в заблуждение. Это явление вообще характерно для членов малых (и/или замкнутых) групп. А в современном мире - ещё и для граждан постинформационного общества, «тусующихся» в социальных сетях в «своих» компаниях «по интересам» - разумеется, в самом широком смысле понимания «интересов». Что создаёт психологически комфортную, но изначально недостоверную иллюзию всеобщей поддержки именно твоей позиции (точнее, позиции твоего сообщества).

В этом аспекте упоминавшийся ранее «замечательный» пост, приведённый г-ном Шрайком, характерен в высшей степени. Дело даже не в том, что ощущение - «с нами - всея Турция» - в нём создаётся главным образом за счёт упоминания душевного единения присутствовавших курдов и турок и рассказа о братании конкретных участвующих в акции фанатов обычно яростно соперничающих футбольных клубов. Важнее, что речь идёт о людях, которые уже пришли на митинг. Иначе говоря, изначально обозначили сходство позиций. При этом непришедшие то ли некритично приплюсованы себе в поддержку, то ли, что более вероятно, их позиции полностью проигнорированы - как несуществующие или несущественные в силу ущербности, реакционности, непродвинутости. Т. е., как в принципе недостойные внимания и не имеющие значения, потому что «их вообще нет, раз их нет в "Фейсбуке"».

Словом, с демократией всё гораздо сложней, чем это представляется тем, кто забывает, что это не столько идеал государственного устройства, сколько инструмент решения конкретных общественных проблем.

Об опасности завышенных ожиданий

Берегитесь строить воздушные замки: эти постройки легче всех других возводятся, но тяжелее всего разрушаются.

Бисмарк

Стоит искренне посочувствовать либералам, с содроганием обнаружившим, во что в течение нескольких дней превратился инструмент демократии в руках турецкого лидера и кем предстал сам этот лидер в их глазах. «Ещё один Путин», - что хоть и неверно, но зато передаёт степень эмоционального шока.

Тут не до иронии - мол, вольно же было закрывать глаза, обольщаться, обманываться, словом, по уже цитировавшемуся выражению Бернара-Анри Леви - «мириться со всем, что творилось последние десять лет в стране Реджепа Тайипа Эрдогана».

Для такого ослепления (или смирения) должны быть весомые причины, и французский автор их честно называет: «Во имя "умеренного исламизма", который, как считалось, представлял премьер... Мы сказали себе, что Анкара стоит мессы, и сами поверили в миф о "модели ПСР", которая основана на государственном, а значит контролируемом и разумном исламизме и напоминает чуть более "силовую" версию христианской демократии в Италии или Германии... НАТО обязывает (как впрочем, скажем прямо, и трубопроводы из Средней Азии, которые, как мы думали, в один прекрасный день позволят убрать руку Москвы с вентиля энергоснабжения европейских столиц)».

С верностью североатлантической солидарности всё понятно, да и относительно среднеазиатских трубопроводов (которые так и остаются на стадии обсуждения проектов) автор всё разъяснил. Однако идея о «модели ПСР» и её «умеренном исламизме» нуждается в более детальной расшифровке. Дело в том, что эта модель, модель «страны Реджепа Тайипа Эрдогана» все последние годы была чем-то вроде выставочного образца - примером, на который ссылались, убеждая друг друга и всех вокруг в возможности создания жизнеспособного гибрида современных европейских ценностей и традиционной исламской культуры.

Эта концепция сыграла немаловажную роль, когда страны Запада определяли своё отношение к революциям «Арабской весны». В частности, в дни первого Тахрира французский политолог Жиль Кепель, известный специалист по исламу (и автор монографии о египетском движении «Братьев-мусульман») в интервью «Евроньюс» успокаивал общественность тем, что турецкая ПСР является ориентиром и для «братьев», «и для других исламистских движений». Политолог считал весьма обнадёживающим фактом то, что в процессе удержания власти ПСР «пришлось сменить традиционный язык на демократическую терминологию», и то, что в заявлениях «Братьев-мусульман» (на арабском языке - т.е., как бы для своих, а не для зарубежных экспертов) - «их традиционная исламская терминология больше не появляется... идёт речь о народной, демократической революции», и «они тоже вынуждены подстраиваться под общество».

Сейчас г-н Кепель, преисполненный разочарования, обнародовал статью с печальным заголовком: «Прощание с турецкой моделью. Стамбульская весна погрузила арабский мир в кризис». Вполне возможно, эксперту виднее.

Точно можно говорить о кризисе в отношениях Турции и Евросоюза. Но и он, похоже, надолго не затянется. Тем более что жаркая турецкая весна уже сыграла важную роль, став удачным поводом в очередной раз отложить решение вообще неразрешимой проблемы переговоров о вступлении Турции в Евросоюз.

К сожалению, нет никакой возможности узнать, чем на самом деле были заявления на арабском языке, так вдохновлявшие специалиста по исламу Жиля Кепеля - сознательной мистификацией, специально подготовленной для пытливых западных экспертов, или авторы заявлений считают, что совмещение традиционных ценностей ислама с ценностями европейской демократии не представляет никакого труда, если осуществляется на уровне одной лишь риторики? Или что вполне возможно апеллировать к демократическим принципам, вкладывая в них своё понимание, иногда весьма радикально отличающееся от понимания европейцев?

Последнее представляется наиболее вероятным. По крайней мере, турецкий премьер-министр на протяжении многих лет демонстрировал высокое искусство владения именно этим риторическим стилем. И, судя по степени его возмущения реакцией союзников на предпринятые полицией силовые меры по разгону демонстрантов, Эрдоган точно не считал себя ни притворщиком, ни лицемером.

Кроме того, премьер остаётся самым популярным политиком Турции, так что перспективы его кажутся... ну, практически безоблачными. В этом смысле положение Реджепа Тайипа Эрдогана и впрямь во многом сходно с положением Владимира Владимировича Путина. И намного лучше, чем, скажем, у Виктора Фёдоровича Януковича...

* * *

...Тогда Непреклонный Император приказал Великого Художника повесить.

Он опирался о землю только большими пальцами ног. Когда он устанет...

Он опёрся о землю одним большим пальцем. А другим большим пальцем нарисовал мышей на песке. Мыши были нарисованы так хорошо, что они вскарабкались вверх и перегрызли верёвку.

И так как Непреклонный Император сказал, что вернется, когда Великий Художник ослабнет и закачается в петле, Великий Художник тихонько ушёл восвояси.

И увёл за собою мышей...

Андре Мальро, «Метаморфозы искусства»

Фото - AFP с Lenta.ru