– Изменилась стратегия и тональность медийной системы. Напрочь ушел медийно-революционный романтизм, пропали какие-то живые нотки оптимизма. Безусловно, ушли завышенные ожидания и мессианизм. В 2004-2005 годах медийная волна во многом раскрутила волну революционную. Медиа были посредникам между историческим запросом на перемены и реальной активностью людей. И эта жажда обновления, вера в медийный инструментарий – что он может не просто изменить политику, а перевернуть, поменять украинский политический и неполитический мир – все это было. Но вместе с деромантизацией образа оранжевых событий 2004 года и украинской политики вообще ушла и эта революционная медийная романтика. И медиа вынуждены были переходить в режим рутинной работы, что на выходе показало неоднозначные результаты.

 

В чем позитив? Романтизм смазывает профессиональные критерии, смывая их революционной волной: журналистам прощаются профессиональные недостатки, некие дефекты квалификации. А в условиях необходимости перехода на качественные, системные профессиональные стандарты – их отсутствие уже не спишешь на политическую необходимость и не скроешь революционным пафосом.

 

Выход на первый план профессиональных критериев способствует формированию медийной системы, работающей по собственным оперативным кодам и критериям. Такая система оценивается не с точки зрения истории и не с точки зрения революционности: «Вот это – революционное добро, а это – контрреволюционное зло», – она оценивается по стандартам медийной системы.

 

И тут все было бы хорошо, если бы революционная романтизация действительно сменилась качественной профессионализацией медийной системы. Но произошла некая инверсия, связанная с тем, что возврат медийной игры произошел в диапазоне от революционной романтики к прозаической коммерции. Поскольку влияние бизнеса на украинскую политику стало более интенсивным, более контактным, то журналистика – как корпус профессионалов и как система – не могла не подвергнуться соблазну коммерциализации. Наверное, этот инверсионный этап после революции необходим. Он был во всех революциях – когда на смену революционному пафосу приходил пафос обогащения. Знаменитое бухаринское «обогащайтесь!» характерно не только для ситуации 20-х годов России – это неизбежный этап любой революции. Да, этап непростой, много искушений и возможностей сколотить не только профессиональную репутацию, но и состояния…

 

– Совершенно верно. Дело в том, что деньги, которые закачиваются в медийную сферу, анонимны и непрозрачны. Неслучайно много говорится о «джинсе». Но это не те деньги – характерные для олигархических групп, – которые можно ночью пощупать в виде, скажем, «Бентли» и коттеджей в Конча-Заспе. Это совершенно другие, в смысле «меньшие», деньги.

 

Но проблема профессиональности – это не проблема количества денег. Потому что «левые», «джинсовые» деньги начинают искажать профессиональные критерии и ломать профессиональные репутации изнутри. Не извне, когда можно сказать, что журналист X выполняет «заказуху» для бизнесмена Y. Нет, это внутренняя проблема. Потому что она сбивает цель. И тогда любые программы, популярные и не очень ток- и не ток-шоу начинают терять в своем гражданском пафосе. Правильно уйдя от революционного пафоса, медийная система не смогла грамотно перейти к гражданскому пафосу. Остановившись на полпути между подыгрыванием политическим элитам и заигрыванием с людьми, но не доходя до гражданских «срединных» социальных слоев.

 

Потому что «население», «народ» – понятия абстрактные. И всегда среди населения есть более мыслящие слои, которые определяют гражданскую повестку дня и гражданский уровень восприятия. Вот здесь телевидение работает посредником между бизнес- и политической элитой и населением. Но пока оно отстает в формировании именно гражданского мнения на все события. В том числе – на будничные события.

 

Сейчас это проблема номер один – как найти эту гражданскую оптику, как найти гражданский взгляд на трагические и нетрагические, будничные и небудничные события. Как массмедийной системе от периодов романтизации и деромантизации перейти в фазу деполитизации.

 

Это тем более актуально, что наша массмедийная система живет преимущественно политикой и с политики и по-другому, наверное, не может и не умеет. Учитывая то, что наша политика попросту выдохлась в этом многолетнем марафоне революции, выборов, перевыборов, то и медийная система, ориентированная на политику, также начинает выдыхаться. Не в техническом, а в смысловом отношении. В техническом – все в порядке. Возникают новые сайты, новые носители, новые ток-шоу. Улучшается дизайн студий и одежда ведущих. Но дизайн смыслов усыхает. И вот последние поствыборные ток-шоу показали, что и спикеры политических сил, и сами журналисты продолжают жить инерцией той предвыборной демагогии, которая уже неуместна, когда нужно подводить смысловые итоги.

 

Пример с разрушением дома в Днепропетровске высветил проблему наших современных медиа с их сверхполитизацией. Гражданская оптика всех СМИ предполагала бы более многомерный взгляд на эту проблему – начиная от тональности и заканчивая временем показа и новостной линейкой. Во-первых, мало сострадательности, не задевает – это действие уже выработанного иммунитета журналиста по отношению к политике. Но журналисты получили своеобразный иммунитет и к резонансным, знаковым гражданским событиям. Тем более с трагедийной составляющей. Второй момент: те же новости из Днепропетровска шли в одном ряду и в одной тональностью с политическими событиями. Например, с созданием коалиции. И никакого перехода от темы к теме.

 

Более того, мне показалось, что многие журналисты (за исключением, по-моему, СТБ, который в выходные не вещал) уже подготовили свои аналитические еженедельные сюжеты – и тут врывается событие совсем другого масштаба, человеческое горе, а не банальный торг между политиками. И журналисты не смогли перестроиться, эту тему затрагивали даже как-то нехотя. Они не знали, какие слова подобрать и как это показать. Поэтому ограничились прямыми включениями и комментариями Шуфрича, которые абсолютно не воспринимались как уместные, возможно потому, что его имидж и масштабы трагедии никак не соразмерны.

 

– Совершенно верно, это превращалось в фарс. Но это значит, что нужно было искать какие-то другие варианты показа. Не было экспресс-реакции экспертов по газовым и коммунальным отношениям. Все свели к репортажно-новостному показу, не затронув глубинные социальные пласты не только этой трагедии, а всей страны. Я сделал вывод, что наше телевидение привыкло работать в режиме политической динамики и производства кабинетной политической журналистики. Надо учиться вырабатывать гражданскую оптику. Революция закончилась, страна входит в стабильную фазу, даже несмотря на то, что эта стабильность, скажем так, не всегда стабильна.

 

Кроме того, СМИ ведь не просто элемент современного политического поля, но и государствообразующий фактор. В украинских СМИ отсутствует еще и государственническая оптика. Не в смысле защиты власти. Государство – это не команда одного человека, не Банковая и не Грушевского. Государство – это наша идентичность, это мы, это наше место в мире. И вот из этих позиций должны исходить СМИ. Что мы видим сейчас на экранах? Описание текущей политической конъюнктуры, много скандального пафоса. Наши медиа слишком политизированы, они живут в политике и находят там все – и пафос, и скандал, и «желтых» персонажей, и высокое и низкое. Явно не хватает государственнического пафоса.

 

Хотя, скажем, на российском телевидении мы видим еще больше такого пафоса. Необходимо искать оптимальное соотношение оценки событий с точки зрения маленького человека, обремененного заботами и проблемами выживания, и панорамы, которая позволила бы за текущими мелкими событиями, кулуарными политическими интригами увидеть, расшифровать, необходимость новых государственнических смыслов.

 

Ключевые вопросы: как выйти на гражданскую оптику, не оставив на задворках оптику национальную и государственную? И в то же время, как освоить государственную и нациообразующую оптику, не забывая об интересах маленького человека?

 

Нужны изменения в содержательной части наших новостных и аналитических программ, ток-шоу. Все они до сих пор замкнуты на электоральных проекциях интересов действующих политических сил, вместо того чтобы сосредоточить внимание на проектировании украинского развития.

 

– Конечно, более эффективно использовали медиа, особенно самый массовый медийный институт – телевидение, те силы, которые имели бюджет, сопоставимый с бюджетом голливудского блокбастера. Кто органичен, телегеничен и мог по максимуму сфокусировать внимание аудитории на знаковых персонах, в данном случае – лидеров. Чемпионами по информационной части избирательной кампании были те силы, которые имели ярко выраженного лидера. Это Блок Тимошенко и Блок Литвина. Партия регионов – в меньшей степени. Не потому что она в абсолютном измерении потеряла более 100 тысяч избирателей, а потому что фокус внимания был размыт по многочисленным спикерам, а не сосредоточен на лидере. Это касается и «Нашей Украины», в которой фокус персонификации был размыт в не меньшей степени.

 

Выборы – это всегда продажа товара. БЮТ, понятно, продавал Юлию Тимошенко. Партия регионов – Януковича, Блок Литвина – Литвина. Даже у коммунистов, партии коллективного типа, солировал лидер. А «Наша Украина» непонятно кого продавала. Ющенко? Луценко? Кириленко? Всю пятерку? Кризис «персональной идентичности» и обусловил слабый результат партии. А почему это важно? Потому что основные месседжы политических сил запускались либо в режиме политической рекламы, либо в режиме попадания в топ-новости. Если обратиться к контент-анализу прямых включений или присутствию в студии ведущих каналов, то здесь мы увидим господство БЮТ и Партии регионов. «НУ-НС» – в меньшей степени. Поскольку Блок Литвина – именной блок, здесь внимание концентрировалось на лидере. С другой стороны, колоссальную роль сыграло то, что последние дебаты на ICTV и других каналах Литвин посещал лично. Это не могло не быть позитивно оценено избирателем, видящим мужество политика, который постоянно участвовал в дебатах, демонстрируя знание темы.

 

БЮТ лучше всех смог воспользоваться всеми недостатками и преимуществами нынешней медийной системы. Неслучайно на последнем перед выборами шоу Савика Шустера выступление Тимошенко, несмотря на ее очевидную, бросавшуюся в глаза усталость, было на уровне и возможно, именно ее финишный рывок определил колеблющихся. Многие говорят, что кампания была вялой и депрессивной. Я бы сказал, что она была рутинной, потому что Украину удивить трудно. Мы же живем в этом мире, привыкли. Да и время креативных вещей закончилось.

 

– Да, потому что эффективность телевизионной рекламы тогда на высоком уровне, когда нет реальных интересов. В вакууме реальных интересов и срабатывали такие «фишки». Фактически в таком режиме политические силы и работали. Пришел, засверкал – и в Верховной Раде. А сейчас есть реальные интересы. Избиратель более-менее четко разделен между двумя блоками голосования. Основные перетоки идут внутри оранжевого и бело-голубого избирателя. Политическая арена у нас устоялась. 2004 год положил начало длительной структуре электоральных предпочтений. Изменения могут быть в процентах, но фактически силы устоялись. Я считаю, что при нынешних условиях электоральный ресурс является основным, потому что сегодня, после выборов, среди политиков может быть больше сторонников формирования широкой коалиции, но риск потерять своего избирателя не дает возможность сформировать желаемый образ власти. Нужно учитывать предпочтения избирателя. А это задает иные правила игры.

 

– Совершенно верно. Сколько бы мы ни говорили о том, что на сегодня политика элиты вновь доминирует над политикой масс, но маневры элит осуществляются в коридоре возможностей, которые определяет электорат. Возможно, если бы через 2 года не было президентских выборов, можно было бы пренебречь электоральными показателями. Но будущие президентские выборы диктуют необходимость считаться с избирателем. Если говорить о позиционных итогах выборов, то они очень интересны. И не правы те, кто говорит, что эти выборы ни к чему не привели, что они зафиксировали только то, что и было. Во-первых, сама такая фиксация – это уже неплохо. Во-вторых, важны тренды – электоральные, исторические. И эти тренды состоят в том, что, начиная с 2002 года, когда на гребне успеха была «Наша Украина», побеждают те силы, которые условно представляют оранжевый политический пласт. И потом – переход Мороза изменил внутрипарламентскую комбинацию, но не электоральную. Иначе говоря, уже нет электоральной гегемонии Востока и Юга, что можно было наблюдать в 90-е годы.

 

2007 год показал, что незначительное большинство было на стороне оранжевых сил. Впрочем, не все так однозначно. Всегда есть три измерения: есть социологическое большинство, есть электоральное большинство, а есть парламентское. Часто бывает, что измерения не совпадают. И не только у нас. Но факт остается фактом: электорального доминирования Востока Украины, как это было в период Кучмы, уже нет. Есть, по крайней мере, паритет. А это значит, что есть сдвиг во внутренних механизмах развития Украины. Это значит, что электоральное доминирование Востока Украины и, соответственно, российского геополитического «магнита», уменьшается. Это такой тренд, который сдвигает Украину из постсоветского прошлого в европейское, хотя и до конца не ясное, будущее.

 

– Украинский проект и его реализация, являясь вызовами сами по себе, сталкиваются еще с целым рядом внешних вызовов. Эти вызовы связаны с непростой, нетривиальной динамикой развития постсоветского пространства. Мы сейчас живем на рубеже 20-летия советской перестройки, которая фактически продолжается до сих пор. Это перестройка всего советского геополитического, политического, исторического, структурного, культурного «магнита», из поля которого мы выходим уже 20 лет, но пока еще не сделали окончательный прыжок из советского прошлого в украинское будущее.

 

Постсоветские страны демонстрируют разную динамику, разные тренды развития. Это зависит от констелляции [взаимного расположения] элит, географического положения, исторических традиций или их отсутствия. Некоторые страны пошли революционным путем, в сжатый период решив задачи, на которые в случае эволюционного развития им понадобились бы десятилетия. Некоторые пошли по пути консервации существующего положения, посчитав, что основные задачи постсоветского развития ими выполнены. Одни страны перешли к демократическим формам разрешения кризисов, поскольку демократия у нас – это пока больше форма разрешения кризисов, чем генератор развития. Другие посчитали, что демократический этап они уже прошли и для них теперь важнее сохранение стабильности и преемственности власти и государственный интерес. Третьи законсервировались еще раньше, посчитав, что для них важно сохранить себя в нынешних глобальных геополитических конфигурациях.

 

Но сейчас намечается общий тренд. Подъем державности, мобилизация державной воли, что связано с наступлением эпохи капиталистической дисциплинарности. Капиталу нужна дисциплина в стране, на производстве, в офисах, во власти. Иногда капиталу выгодна демократия как способ не проиграть и удержать перспективы капитализации. Но когда эти задачи решаются и становится понятно, что ни одна из финансово-промышленных групп и аффилированных с ними политических сил не выигрывают, тогда нужно переходить к дисциплинарному обществу, а не обществу скандализированной индивидуальной воли. Частично этим можно объяснить то, что происходит в Грузии. В какой-то степени это коснется Украины. Это императив времени. Россия идет особым путем, хотя нерешенность проблемы демократии провоцирует там проблему преемника, и внутри нынешней российской власти может быть накоплен колоссальный кризисный потенциал.

 

Последние события в Грузии свидетельствуют: для капитала – и международного, и внутреннего, – а Украина одна из немногих стран на постсоветском пространстве, где национальный капитал выступает субъектом политики и претендует на то, чтобы стать субъектом развития, – для этого капитала все более императивной становится капиталистическая дисциплинарность, приход к обществам дисциплинарного типа. Она даст возможность перейти к последовательным формам развития. И вот здесь важно, чтобы эта дисциплинарность не перечеркнула демократические формы и была увязана с задачами национального и государственного строительства. Вот это и есть политологическая суть современной эпохи, которую следует определить, прежде чем говорить о конкретных политических раскладах, стратегии политических сил.

 

– Почему сегодня, несмотря на все усилия, не выстраивается нормальная система власти и оппозиции – как ее ни пытаются вылепить. Потому что проблема не в том, чтобы создать коалицию, сформировать правительство и создать красивую «для телевизора» кадровую композицию. Проблема в том, как сформировать политический класс, ответственный за страну.

 

Когда сегодня ни одна из больших партий не хочет идти в оппозицию – это в какой-то степени правильно. Оппозиция – это на данный момент контрэлита. Трудно представить в контрэлите БЮТ, потому что там много здравомыслящих, ответственных людей, и они должны не просто править по итогам выборов, а принимать участие в украинском строительстве. То же самое касается и Партии регионов. Будут ли они в оппозиции или во власти – но они должны быть в правящем политическом классе. Наличие полноценного правящего класса – это уже стратегическая сфера, на выходе из которой мы можем получить эффективные государственные решения. Это сфера, где формируются национальные интересы и направления внешней и внутренней политики. Претензии на то, чтобы их формировать, может манифестировать любой политик. Но реализовать их сам он не может, будь он премьер-министр или президент с сильными полномочиями. Сделать это может только правящий класс в целом, у которого есть непосредственная связь с выбором избирателей, волей людей.

 

Проблема создания коалиции заключается, прежде всего, в проблеме оптимального для национального развития выстраивания конфигурации политических элит – будет ли она компромиссной или конфликтной, получим ли мы сильный консолидированный политический класс, либо раскол элит, который будет барьером на пути оформления стратегической воли страны.

 

Если бы мы жили в классической парламентской стране, то вопросов бы не было – партия или коалиция выиграла выборы, она формирует правительство, все идет своим чередом. Но мы живем в недопарламентско-президентской республике, которая является своеобразным президентско-парламентским «кентавром». Конституционные изменения 2006 года не обеспечили симметрию между ветвями власти.

 

Поэтому избрание премьер-министра упирается в дилемму: коалиция – или оптимизация конституционных полномочий президента и премьера. Если был бы нейтральный технический премьер, этой проблемы не было бы. Но если это лидеры политических партий, то сразу возникает вопрос – как будет себя вести премьер-политик при президенте-политике.

 

Вторая дилемма: если будет создана коалиция – демократическая или широкая, то вопрос – это коалиция по итогам выборов-2007, или коалиция на 2010 год, которая учитывает итоги выборов-2007? Мы все прекрасно понимаем, что как только будет проголосована любая кандидатура из лидеров ведущих политических партий на должность премьера, с этого момента можно давать официальный старт неофициальной президентской кампании. Итак, вместо стабильности и развития мы уходим в очередной «загул» электоральной демократии.

 

Я уже представляю, как взбодрятся ведущие ток-шоу, редакторы и журналисты. Это же новые скандалы, это та же целевая аудитория, но с новыми персонажами. Шоу продолжается. Но тогда демократия опять начинает работать на холостом ходу и до 2010 года мы получаем веселую страну. Когда-то Маркс говорил, что революция – праздник угнетенных. Перефразируя, телевизионная демократия – это праздник бедных. Экономические задачи уходят на второй план. Тогда как во всем мире именно экономические вызовы выходят на первый план, меняется экономическая архитектура, впервые, кстати, страны с бедным населением именно в 2007 году опередили богатые страны по валовому национальному продукту. Мы в этой борьбе за место в новой экономической мировой структуре участвовать не будем – у нас вопросы «поважнее», кто у нас премьер, кто президент, кто лидер коалиции и т. д. Это привычно, знакомо, не надо думать. Хотя думать есть о чем – закладываются угрозы новых конфликтов. Если, например, не будет создана демократическая коалиция с премьером Тимошенко, на смену конфликтной линии 2006-2007 годов «Ющенко-Янукович» приходит линия «Ющенко-Тимошенко».

 

Выводы: если будет коалиция «помаранчевых» сил, то это должна быть коалиция на 2010 год. Это должна быть не просто коалиция БЮТ и «НУ-НС» – это должна быть коалиция премьера и президента. Должны быть расписаны роли на 2010 год, поскольку это уже не личная проблема Ющенко и Тимошенко, это проблема оранжевого проекта, его исторической реализации и результатов. Если хотите – это проблема истории. 2010 год должен дать ответ на вопрос: чем был год 2004-й – непонятным и сомнительным эпизодом украинской истории или импульсом к реальному, а не только к электоральному, историческому прорыву. Поэтому должна идти речь о программе деятельности демократической коалиции на 2007-2015 годы. О более широких, фундаментальных, проективных основаниях деятельности демократической коалиции. О системе власти посторанжевых сил, которые возьмут на себя основную ответственность и перед избирателями, и перед историей.

 

Вопрос стоит так – или пат, или пакт (который можно называть по-разному – универсал или как угодно). В этом случае будет стоять задача интегрировать в политический класс Партию регионов, а это будет очень непросто, учитывая, что сегодня для многих государство – это прежде исполнительная власть – мол, если я не во власти, то я и не интегрирован в государственную систему. Значит нужно подумать, как эти понятия разъединить. Тогда и оппозиция будет выступать в качестве структурообразующего элемента политического класса.

 

Без такого пакта будет конфликт, не будет никакой коалиции, а только бескоалиционное большинство и бескоалиционный парламент. Тогда и. о., видимо, останется Янукович, и ситуация неопределенности пролонгируется до того времени, когда будет исчерпан конституционный срок запрета на перевыборы после внеочередных парламентских выборов.

 

Конечно, ситуация будет нуждаться в публичном разъяснении, поскольку Тимошенко набрала большинство голосов в рамках оранжевой коалиции. Также нужно учитывать тот факт, что и в 2006-м, и в 2007 году оранжевые избиратели отдавали свои голоса за премьера Тимошенко при президенте Ющенко. Это дуэтное избрание, которое подразумевалось и в 2006-м, и в 2007-м. А дуэт этот дуэт оформился в 2004 году. Так что сегодня стоит вопрос – будет дуэтное или дуэльное сосуществование этих двух политиков.

 

Еще один момент. Впрямую Тимошенко и Ющенко еще не конкурировали. И заблуждаются те, кто сегодня говорят, что Ющенко выпадает из конкуренции трех лидеров. Если Ющенко пойдет на создание широкой коалиции, он может потерять свой электоральный ресурс. Но и Тимошенко рискует потерять свой ресурс – если будет думать только о коалиции 2007 года, а не в более исторических, более проективных измерениях.

 

Вся нынешняя возня вокруг создания коалиции, начала работы парламента, деятельности рабочей группы – это внешние и не имеющие особого значения события, это аранжировка процессов. Истинная работа истории происходит именно вокруг тех дилемм, которые я попытался обрисовать выше. Вот почему все это делается медленно, неспешно запрягается.

 

Конечно, непосредственным обстоятельством, препятствующим быстрому оформлению власти, является отсутствие четко прописанной процедуры поствыборного формирования парламента и Кабмина. Вместо процедуры играет свою роль режиссура и есть много желающих занять место режиссеров этого процесса. Но само отсутствие процедуры – всего лишь следствие неокончательной ясности тех позиций, на базе которых ответственные политические силы могут приступать к реализации основных задач украинского строительства.

 

– Задачи любого современного государства укладываются в концептуальную «триаду» – демократия, государство, нация.

 

Есть страны, где в этой триаде, делающей государство субъектом внутренней и мировой политики, могут быть инверсии. Но ее логический порядок – государство, нация, демократия. Постсоветская история шла другим путем – вначале демократия. На базе либерализации советского режима, его разгерметизации, формировались новые национальные государства. Все они начинали с демократической процедуры, с массовой демократии.

 

Скажем, страны Балтии пошли по пути цензовой этнократической демократии. Они, как и страны Центральной и Восточной Европы, успели «под зонтик» европейской демократии. У кого-то же демократия уже закончилась и страна упаковывается в рамки авторитарного режима. У кого-то, как в Туркменистане, демократия вообще не начиналась. Но в целом источником развития новых наций была все-таки демократическая «хаотизация» и постимперская турбулентность 90-х годов.

 

Украина сегодня переживает вторую фазу демократического развития, начало которой было положено оранжевыми событиями 2004 года. И очередные, и внеочередные выборы показали, что в Украине демократическая процедура работает, и работает как инструмент решения вертикального (массы – элиты) и горизонтального (внутри элит) конфликта. Оказалось, что цена иных (в том числе силовых) способов разрешения таких конфликтов выше, чем цена переговоров, пактов, пакетов, договоренностей и других форм политики компромиссов.

 

Так что в Украине демократия состоялась. Но говорить о демократии состоятельной – в разных смыслах этого слова – еще рано. И с точки зрения уровня жизни людей, и с точки зрения умения быстро находить и гасить конфликтные зоны в рамках территории, нации, экономических и социальных сфер. Это возможно лишь при наличии консолидированной нации и эффективного государства в смысле вертикальных институтов и структур, эффективного управленческого аппарата, более-менее определенных и четких государственных и национальных интересов. И, разумеется, без политического класса. Сегодня же это скорее группа элит, носители «кусков власти», ресурсов. И эти куски плохо складываются во что-то цельное и путное. Такое впечатление, что для властвующей элиты «неподъемна» демократическая Украина в ее нынешних географических границах. «Национал-демократы» могли бы эффективно властвовать над Западной и Западно-центральной Украиной, но не более того. А регионалы могут лишь исторически освоить Восток и Юг Украины. Нет политического класса, способного управлять всей Украиной – эффективно и в рамках демократических процедур.

 

Вот самое последнее разочарование украинцев – нет единой элиты, которая была бы по своему потенциалу и «властьумению» соразмерной Украинскому государству – как с точки зрения исторических вызовов, так и с точки зрения нынешнего территориального масштаба.

 

Демократия без нации и государства несостоятельна. При видимом расцвете демократических процедур она не сможет ответить на более серьезные вызовы, которые могут возникнуть в этом вакууме национальной общности и ее государственной формы. Поэтому следующий этап – формирование нации и оформление того, что называется states – управленческого менеджмента, управленческих элит, которые – в отличие от политических злит, приходящих и уходящих – несмотря на все волновые изменения в политике остаются нетронутыми. Это такая иммунная система страны, которая должна включать в себя постоянную демократическую процедуру, национальную солидарность и эффективный государственный менеджмент.

 

Мы много сделали для утверждения демократии, но она сильно опережает процессы национального и государственного строительства. И это опережение приводит к тому, что демократия начинает работать на холостом ходу. Отсутствие нации приводит к тому, что демократия подчеркивает региональные различия, но не интегрирует их в общность. Демократия ценна лишь тогда, когда есть народ и государственная воля – тогда воля народа конвертируется в государственную, политическую, державную волю. А когда механизмов такой конвертации нет, воля народа может генерировать разрушительные импульсы. На входе – перепроизводство демократии, множество интересов, медийных эффектов и аффектов, но абсолютная неэффективность на выходе. И демократия начинает разлагаться.

 

Сегодня нам нужно работать над моделью нации. Важно, чтобы эта работа была неконфликтной и сама модель не несла в себе конфликт. Нам нужно работать над формированием класса управленцев – у нас переизбыток политиков и нехватка квалифицированных менеджеров. А когда политики становятся управленцами – тем более в полуразрушенной вертикальной системе власти, которая осталась в наследство от советских времен – тогда получается, что процесс управления превращается в амбиции карнавальных, гротескных фигур. Мы все имели возможность наблюдать за этим в последние месяцы: во время экологических и техногенных катастроф, пожаров и т. п. политики вели себя не по-государственному, а скорее политически и популистски. Когда нет государства, любая демократия превращается в популизм. И такое популистское перерождение демократии ничуть не лучше ее авторитарных перерождений. Ибо первое перерождение демократии, как правило, порождает и второе.