Политическая пропаганда – это особый тип коммуникации, когда у населения забирают возможность уклониться от невыполнения ее установок, поскольку за такое отклонение почти автоматически следует наказание. Такова государственная политическая пропаганда, расцветы которой были в период сталинского СССР и гитлеровской Германии. Оттуда пришла негативная оценка такого рода пропаганды. В демократическом обществе каждая партия может вести свою пропаганду, что особенно заметно в период выборов. Такая пропаганда направлена на критику оппонентов, но она не делает из них врагов и в борьбе с ними не переходит из информационного пространства в физическое, делая из них “врагов народа” с ограничениями в правах и арестами.

Пропаганда – это процесс унификации говорения и мышления, когда люди в публичном пространстве, стараются удерживать в коммуникации точку зрения государства, чтобы не попасть под наказание.

Человечество всегда живет в мире пропаганды, например, медицинская пропаганда призывает вакцинироваться от ковида, что является нужным и приемлемым. Когда же государственная политическая пропаганда начинает смыкаться с наказанием несогласных, это ведет к уничтожению в стране демократии.

Пропаганда является характерной чертой именно массового общества. Сами с собой люди спокойно и привычно разговаривают с помощью индивидуальных, а не массовых коммуникаций. При этом тогда совершенно понятны характеристики как того, кто говорит, так и того, кто слушает, чем достигается реальная эффективность таких коммуникаций. В массовой ситуации это не так, там эти характеристики спрятаны за массой получателей, которых тоже стараются делить на группы, чтобы каждая такая группа получала те аргументы, которые наилучше на нее подействуют. Читатель/зритель сам ищет то, что интересно ему. Мы говорим с теми, кто нам приятен или нужен по каким-то причинам.

Персонализированный характер коммуникации можно усиливать в массовом варианте также, что делает, к примеру, кино, максимально опираясь на использование эмоций, которые на всех действуют и одинаково, и автоматически. По сути кино это такой же заменитель реального мира, как и пропаганда. И если пропаганду мы получаем бесплатно, за кино еще надо платить,и реально кино содержится за деньги зрителей, еще и принося прибыль.

Индивидуальные коммуникации принципиально важны для нас, так как они повествуют о самом необходимом. Мы в первую очередь слушаем/читаем того, кому доверяем. Российское понятие “иноагентов” как раз направлено на выведение из индивидуальных коммуникаций такого рода спикеров, поскольку государство признало их опасными. Им нельзя, например, читать лекции студентам. Уже новинкой сегодняшнего дня стало наказание тех, кто, условно говоря, способствует выходу их на аудиторию. Они теперь тоже будут получать наказание. Чужие и чуждые слова власть приравнивает к настоящему оружию.

Массовые коммуникации нужно делать такими интересными, чтобы связь не прерывалась. Они должны быть принципиально другими, например, религия рассказывает как бы важные для выживания человека вещи, если не в этом, то в загробном мире. И рассказывает так, чтобы присутствовала определенная достоверность, поскольку она повествует о вещах, условно говоря, невидимых зрением. Они есть только в голове говорящего и слушающего. Отсюда становится понятной появление конгрегации пропаганды в Ватикане в 1622 г.. Там занимались эффективными методами обращения в веру язычников. Это было таким индустриальным способом распространения католичества среди населения. И конкретные приемы такого общения-обращения сформулировал И. Лойола, глава ордена иезуитов. Кстати, Эйзенштейн изучал его приемы воздействия. То есть его успешность тоже опирается на определенную технику работы с мозгами, причем достаточно осознанную. Это в определенной степени тип когнитивной атаки, от которой трудно уклониться.

Такая техника есть и в пропаганде. Например, считается, что опровержение должно быть косвенным, поскольку опровергая, мы одновременно распространяем обвинения наших оппонентов. Так, в свое время в избирательной тактике Обамы времен его президентской кампании было рекомендовано не спорить с тем, что враги говорили, что Обама мусульманин, а просто в поездках начать посещать христианские церкви. Люди просто видели своими глазами в теленовостях, и ничего не надо было опровергать.

Или сегодня в сетевой коммуникации рекомендуется не спорить с троллями, поскольку это только увеличивает интерес к ним, что им и требуется. В принципе надо не спорить, а продвигать свой собственный комментарий.

Или вот еще одна подсказка по сетевому поведению. Фрейминг можно делать заранее, чтобы новость заранее с ним входила в массовое сознание. Еще есть методы отвлечения внимания и атаки на оппонента. Все это Дж. Лакофф называет “алгоритмической войной”.

Количество информации, которая обрушивается на голову гражданина, бесконечно. Поэтому мы заранее по сути начинаем подстраиваться под такие информационные потоки, которые не противоречат нашим представлениям, а скорее наоборот – подтверждают их. Никто не хочет иметь войну мнений в своей собственной голове. Это подобно тому, как мы заранее соглашаемся с начальством, поскольку знаем, что спорить с ним бесполезно.

Пропаганда – это длинный “хвост” правильных мнений. Он входит в головы, и от него трудно избавиться. Нам остается только повторять мантры соловьевых-киселевых. А повторение – это мать ученья…

Пропаганда старается закрыть от нас моменты, неприятные для власти. Власть делает это почти автоматически, даже просто громко повествуя о своих победах, реальных или мнимых. Но ее коммуникации всегда будут сильнее, они доминируют в информационном пространстве. Ее повествование является своеобразной моделью “розовых очков”. Она говорит о позитиве, а о негативе предпочитает умалчивать, поскольку мы видим только скрытые его проявления в виде снятия того или иного чиновника.

Пропаганда создает в наших головах образ правильной и мудрой власти, а ее оппоненты всегда подаются как такие, которые хотят нарушить наш мир и покой. Любимая фраза, которой их характеризуют, звучит как “рвутся к власти. Хотя по сути это абсолютно нормальное поведение в демократическом государстве, где сменяемость власти является краеугольным камнем демократии.

Современная пропаганда строит “правильный” мир, поскольку реальный мир имеет множество отклонений, в ряде случаев опасных для власти. Пропаганда работает с мозгами, она ориентирована на виртуальное пространство. Власть основную свою цель видит в физическом и информационном пространстве, поскольку они меняются очень динамично. Здесь контроль и наказание должны приходить моментально. Виртуальное пространство не столь динамично, поэтому его “истины” кажутся вечными. Но они тоже меняются, например, в случае кризисных ситуаций типа войны или смены политических режимов. Примером “долгоиграющих” механизмов создания виртуальности являются кино, литература и искусство. Сегодня и телевидение взяло многие приемы оттуда, чтобы точно так приманить нас к своему экрану. Кино и телевидение, будучи визуальным в своей основе, понятны даже неграмотному. Поэтому квалифицированные в этом плане телеведущие являются настоящим подарком для власти. Ради них власть и содержит телевидение.

Перенасыщение информацией, пришедшее в наш мир, создает свои требования к той информации, на которую обратит внимание массовое сознание. И главным теперь становится информация, которая несет одновременно эмоции. Соловьев и другие активно пользуются этим, создавая в студии, атмосферу криков и обвинений. До этого эмоциональным было только кино, но оно никогда не имело подобной, условно говоря, базарной эмоциональности, которая пришла с современными телевизионными ток-шоу.

Это связано с тем, что внимание является важным ресурсом во времена переизбытка информации. К созданию фейковой информации активно подключается и искусственный интеллект. А его обогнать в этом никто не сможет.Так что наше будущее будет становиться опаснее, поскольку “телепроповедники” будут становиться все изощреннее.

Сетевые коммуникации готовы предложить облегченный вариант поиска: “«Гугл» уже давно не столько поисковый, сколько рекомендательный сервис: вместо решения задач пользователя по поиску ответа, он решает задачи сайтов, по получению переходов через продвижение в поисковой выдаче или контекстной рекламой. А на самих сайтах уже царит Дикий запад. Пользователи жалуются на накрутку и фейковые отзывы на многих ресурсах, которые стараются создать видимость активной пользовательской базы и респектабельности”.

Информация – ничто, внимание – все! Только коммуникативная цепочка, которая не прерывается зрителем-читателем, имеет шанс на успех. А еще надо преодолеть когнитивные барьеры в их головах, поскольку они заранее могут быть настроены с разной степенью негативности к передаваемому содержанию.

Пропаганда в СССР находился в этом плане в более выгодном положении. В его информационном пространстве по определению не могло быть ничего вызывающего ненужные вопросы из-за мощной и системной цензуры. Кстати, Советский Союз начинает и рушиться в головах, когда снимается глушение зарубежных радиопередач, поскольку они несли альтернативные интерпретации происходящего. Пропаганда не любит чужого мнения, поскольку тогда ее работа усложняется. А так она живет в мире и согласии сама с собой…

И когда слова Сталина “Жить стало лучше, жить стало веселее” на все лады повторялись и цитировались, то понятно, что большинство населения получило правильную аксиому, которая объясняла происходящее. Если же человек чувствовал, что у него не так все хорошо, то уже воспринимал это как отклонение от общего правила у него лично. А страна гремела праздниками и салютами в подтверждение этой аксиомы. Мы переводим многое в подобную аксиоматику сами, когда видим те или иные элементы поведения в кино или читаем в литературе. Виртуальность по своему воздействию на массовое сознание, пероятно, даже сильнее реальности. Она сразу работает с правилами, подкрепленными художественностью, а правила в жизни надо создавать самим. И там так все устроено, что чаще вину за не то свое состояние мы в первую очередь берем на себя, перекладывая ее с государства. Это происходит потому, что государство провозгласило лозунг “Всё во имя человека, для блага человека”. И этот лозунг закрывает нам рот… А ведь он был провозглашен еще в 1961 году.

Наша реальная жизнь может расходиться с лозунгами, однако сказанное часто оказывается сильнее выполненного. Информационное и виртуальное пространства часто побеждают жизнь, поскольку реальность не имеет единственной интерпретации.

Нам нравится жить в виртуальности и виртуальностью. В кинофильме “Веселые ребята” Л. Утесов пел “Как много девушек хороших, Как много ласковых имён!”, и это было не менее важным, чем сама реальность. Виртуальность чаще не столько конкурирует с реальностью, не спорит с ней, а просто вытесняет ее, будучи более приятной для человека. Приятное всегда побеждает… Человек пытается создать вокруг себя комфортное пространство.

Государство помогает ему в этом, удаляя его от негатива, которым наполнена реальность. В случае войны оно заменяет негатив массовых смертей апофеозом победы. Государство всегда подает себя как светоч справедливости, а свою войну как восстановление утраченного порядка, который нарушили враги.

Парадоксально, но на виртуальность может идти даже более сильная реакция, чем на реальность. Это, вероятно, связано с тем, что виртуальность все же может показать то, от чего человек “отворачивается” в реальной жизни, например, с помощью тех аргументов, которые порождает для него власть. Пропаганда в принципе прячет негатив, создавая позитив, которым закрывает возможность задуматься.

Создатель мультсериала “Масяня” О. Куваев говорит так о своем опыте создания серии о войне: “В принципе, я ничего нового не сказал. Меня немножко разочаровало, что люди отреагировали очень сильно на мультфильм, а вот на оригиналы, что называется, такой сильной реакции нет. То есть люди изолируют себя от страшной информации. А через мультфильм мне удалось довести ее. Ну почему бы, действительно, не послушать людей, которые пережили кошмар в Мариуполе и других городах, почему бы не посмотреть, действительно, оригинал? Меня даже разозлило, что была такая сильная реакция. Но свести реакцию к какой-то одной — не получится. Потому что, во-первых, из России практически не исходит ничего. Имеется в виду нефильтрованная информации. И даже в чат-мессенджерах люди побаиваются писать то, что они вправду думают. Я, например, не могу сказать, что понимаю, что происходит в России на данный момент, потому что за границы России исходит в большой части подставная информация, большое количество всяких ботов. Я каждый день сижу и стираю однотипные комменты: «Донецк, Луганск… 8 лет, 8 лет…» Они идут просто сплошным потоком. Это затмевает то, что думают и пишут нормальные люди. Поток, идущий из России, очень грязный, и очень цензурируемый, и очень исправляемый кривыми ручонками всех этих ольгинских троллей. Там же куча денег получена на том, чтобы информацию подменять — вот правильное слово… Мои, например, друзья, которые там остались, боятся мне даже в мессенджере писать что-нибудь, на всякий случай. То есть они знают, что они под колпаком, и боятся действий этого колпака. И их можно понять”.

Это важный параметр – цензура личных коммуникаций. В кризисных ситуациях он очень необходим. В сталинские времена взрослые боялись разговаривать даже при детях, чтобы они ненароком не повторили сказанное публично. Шепот должен оставаться шепотом – таков закон выживания в цензурные времена.

Российские власти сегодня заменили даже директоров известных музеев. Скорее всего это такая перестраховка со стороны министерства культуры, руководителям которого тоже надо сохранить свое кресло. Хоть музеи отражают застывшее прошлое, но в них проходят выставки, которые могут “врываться” в настоящее и тем самым формировать будущее.

Сегодня “убиваются” не только медиа, но и целые структуры. Например, ведется целенаправленная борьба против Ельцин-центра
“Публичные заявления с критикой Ельцин Центра появлялись и раньше. Так, Владимир Соловьев в 2022 году назвал Ельцин Центр сатанинским капищем. Александр Бородай призвал закрыть его, а сотрудников проверить органам государственной безопасности. Депутат Госдумы Анатолий Вассерман назвал Ельцин Центр храмом тоталитарной секты. Певица Виктория Цыганова 10 июня заявила, что «в Ельцин Центре гнездится много темных либерастов». Это, впрочем, не помешало певице выступать на его сцене. После этих событий в Центр отправился Владимир Мединский, председатель Межведомственной комиссии по историческому просвещению. По словам пресс-службы Центра, разговор с руководством проходил за закрытыми дверями, детали разговора не разглашаются”.

Как видим и здесь, а не только в чисто информационном пространстве, власть увидела опасность. В советское время функционировала фраза “к штыку приравняли перо”. В постсоветское время музеи тоже приравняли к штыку.

Под жесткие правила публичных коммуникаций сегодня шаг за шагом подводится все. Школа получила “разговоры о важном”. Студентов и преподавателей убирают из университетов за антивоенные высказывания. Это нехорошая атмосфера, когда каждый начинает чувствовать себя под колпаком. Реально поменялись не только общественные, но и личные коммуникации.

В принципе можно жить, правда, с разной степенью привычности, и в системе с жестким контролем, и в система с мягким контролем, которая пришла в постсоветское время. Но к хорошему привыкаешь, мало кто хочет вернуться к жесткости сталинских времен. И понятно, что уважение к чужому мнению приносит лучшие варианты не только литературы и искусства, а и науки тоже. Именно разнообразное мышление принесло все новые технологии, которыми человечество активно пользуется. Интернет не нужен и опасен для системы жесткого контроля.

Первыми ощущают ненормальность и опасность таких систем контроля литература и искусство, поскольку в их основе лежит новизна. На новое также ориентирована и наука. Все они производят творческие продукты и очень страдают, когда в стране начинает править цензуры мышления. Политика молчания о недостатках ведет к стагнации общества и государства. Точно так происходит и в случае несменяемости первых лиц, поскольку тогда пропаганда начинает бесконечно хвалить их и благодарить.

А. Архангельский называет сегодняшнюю атмосферу подрывом моральных устоев: “сейчас оппозиция отброшена обратно “на кухни”, российские или съёмные заграничные, где опять остается только “разговоры разговаривать”. Отличие в том, что, условно, в 1970-е у этих разговоров была потенциальная “рамка будущего”, а теперь её нет или вариант хорошего будущего кажется ещё более утопичным. При этом “разговоров” фактически стало на порядок больше и качественно они расширились: благодаря новым средствам коммуникации этот разговор можно вести на относительно большие аудитории. Однако новые возможности коммуникации – вот парадокс! – почти никак не влияют на общественное мнение внутри России. По сути коммуникация работает только на сохранение, удержание лояльной аудитории (об этом говорят цифры просмотров, они принципиально не растут). Есть ли в таком случае смысл во всех этих разговорах? Эти разговоры происходят не “для чего”, а “почему”. Главная их функция сегодня – терапевтическая. За два десятилетия путинский режим с помощью репрессивных законов и новых методов слежки научился буквально “ловить на слове” любого человека. Кремль соединил советские тоталитарные практики и древние магические представления, приравняв слово и жест к поступку – и, соответственно, к проступку и преступлению. Целью этих репрессивных практик является затруднить коммуникации и сделать свободный обмен мнениями невозможным. По сути это новая попытка законопатить сознание, заставить речь спотыкаться на каждом слове, приучить общество жить с оглядкой, в ожидании окрика или тычка. Поэтому разговоры остаются одним из немногих способов спасти себя как личность, сохранить свободную русскую речь и мысль. Сегодняшняя избыточность и сверхконцентрация на разговорах, кажущиеся со стороны пустым непродуктивным занятием, есть попытка избавиться от страха говорить вслух, не потерять способность называть вещи своими именами. Смысл этих разговоров по крайней мере в том, чтобы хотя бы для небольшой части общества сохранить внутреннюю свободу”.

Пропаганда в ближайшие десятилетия будет идти на упрощение. Это связано не только с тем, что искусственный интеллект сможет выдавать на гора все новые и новые нужные тексты, но и интеллектуальным “падением” новых поколений, перелом который стали наблюдать с 2012 года, когда “к власти” над умами пришли смартфоны и подобные гаджеты.

Описывая эту новую ситуацию С. Карелов в своем телеграм-канале (https://t.me/s/theworldisnoteasy) и статье приводит такие американские данные: “Анализ общенациональной репрезентативной выборки из 8700 13-летних подростков по каждому предмету показал, что по сравнению с предыдущей оценкой (2019–2020), средние баллы детей снизились на 4 балла по чтению и на 9 баллов по математике. По сравнению с тем, что было десять лет назад, средний балл снизился на 7 баллов по чтению и на 14 баллов по математике. Оба тренда сломались с положительных на отрицательные в 2012 году. По сравнению с 2020 показатели и чтения, и математики (кроме «отличников») снижаются по всем процентилям; причем в верхних процентилях («отличники и хорошисты») снижение не столь сокрушительное, как в нижних (напр. в математике снижение варьировалось от 6–8 баллов для учащихся со средним и высоким уровнем успеваемости до 12–14 баллов для учащихся с более низкими показателями успеваемости). Наименьшее обрушение баллов у детей белых родителей (напр. в математике -6, а у остальных совсем швах: у детей испаноязычных семей -10, чернокожих -13, индейцев -20). Это данные из американского анализа, где исследуется уровень чтения и математики 13-летних школьников.

В этом американском исследовании есть еще одна интересная цифра. В 2023 году 14 процентов студентов читали для удовольствия каждый день, что на 3% ниже 2020 года и на 13 процентов от 2012 года. То есть это число самое малое за весь период наблюдений.

То есть уровень будущих потребителей пропаганды стремительно падает, чем сближает эти два потока: людей и пропаганды. Более того пропаганда стремительно опережает потребителей, становясь умнее и умнее, в то время как потребители ее пятятся назад.

Проблема еще в том, что и пропаганда не нуждается в том, чтобы быть правдивой. Ей нужно быть результативной, а как достигается этот эффект становится вторичным. Тем более победителей не судят…

Д. Кейн, к примеру, фиксирует такое: “Вы с неизбежностью получите свою политическую модель мира задолго до того, как вы узнаете взрослое слово “политика”. Когда вы станете тинейджером определенные идеи, символы, имена и понятия уже будут иметь долгую историю, делая из вас члена приличного общества, в то время как другие будут ощущаться опасной ересью. Однако проблема состоит в том, что этот павловский механизм предоставляет вознаграждения и наказания вне зависимости от правдивости того, что говорится. Точка зрения не должна быть правдивой или последовательной, чтобы быть доминирующей в вашем мире. Что популярно и что правильно могут совпадать, но они никогда не будут одной вещью. Если все вокруг вас будут настаивать, что мир плоский, вас будут принимать, когда вы так скажете, и вы будете чувствовать себя полным неудачником, когда вы скажете, что она круглая, независимо от реальной формы земли”.

Как получается из этих слов, присоединение к большинству всегда спасает, вне зависимости от правдивости сказанных слов. И на этом по сути и держится пропаганда, поскольку ее распространяет наибольшее количество существующих в данном обществе источников. И по сути Россия смещается все больше и больше к чисто сталинской модели пропаганды, когда шаг влево или вправо от нее трактуется как предательство.

В случае войны все информационные проблемы становятся стократ болезненней. Информация смещается из статуса инструментария в статус оружия, хотя и условного. И государство начинает защищаться, переводя своих политических оппонентов в разряд врагов.

А. Колесников анализирует данную ситуацию следующим образом: “Это проблема информационного обеспечения происходящего. С одной стороны, нужно показывать героизм, нужно поддерживать тот тезис, который высказали все официальные лица, включая патриарха: что героическая смерть будет вознаграждена на том свете. Настоящая смерть, желательная смерть, конечно, на полях сражения – этот тезис бесконечно повторяется. Это, с одной стороны, некрофилическая героика. С другой стороны, во-первых, нужно скрывать масштаб потерь, во-вторых, нужно скрывать, что потери в высшем военном эшелоне тоже существуют. Эти две задачи входят в некоторое противоречие. В принципе информационная политика современной путинской России – это скрывать все, закрывать любую информацию, любые мотивы. Если взять такой вроде бы далекий от военных дел предмет, как экономическая статистика, то она же в очень серьезной степени закрыта. Все становится секретным, закрытым, треть расходов бюджета – это секретные расходные статьи. Это очень закрытая страна, которая не хочет ничего показывать, все запрещено к показу. Потом информация прорывается по каким-то косвенным признакам, просто эти признаки нужно уметь считывать. Например, Путин говорит: у нас повысились реальные доходы населения. Давайте посмотрим, почему они повысились: потому что в структуре доходов населения основная часть – это зарплаты и социальные выплаты. Почему растут социальные выплаты? Потому что есть погибшие, есть раненые, за это платят много денег, настолько много, что растут реальные доходы населения. То же самое с зарплатами: почему это они у нас вдруг выросли на фоне, по сути дела, очень серьезного экономического и бюджетного кризиса? Дефицит бюджета очень серьезно увеличивается, и никто не думает его регулировать. Зарплаты постоянно повышаются силовикам, они у нас теперь средний класс, самые обеспеченные слои населения – от полиции, которая защищает режим от внутренней фронды, до ФСБ и армии, которая на передовых рубежах везде и всюду, и вовне, и внутри страны].

Мы все жили в другие времена в достаточно контролируемом обществе. Переход к системе с меньшим уровням контроля информационных потоков воспринимался как благо. Поэтому сегодняшние попытки возврата такого контроля читающим и пишущим сегментом населения воспринимается предельно негативно. Но возвращая себе контроль, государство упрощает себе функционирование. Это как в пьесе Шварца, где начальник полиции выходит на площадь подслушивать население в сапогах со шпорами. Он дает этому такое объяснение, что в противном случае можно такого наслушаться, что потом всю ночь не спишь…

Пропаганда сильна и непоколебима в периоды, когда ей небезопасно возражать. В норме общество нуждается во множестве мнений. Только так можно найти правильный путь движения вперед, а не бесконечного хождения по кругу.