Пропаганда — это не наше прошлое, это наше счастливое будущее, поскольку читатели и зрители пропаганды самые счастливые люди, так как они не находятся в конфликте с властью. Власть всегда любит своих пропагандистов, поскольку они делают счастливыми ее граждан.

Сегодняшняя пропаганда никогда и никому не скажет, что она пропаганда. Она каждый раз мимикрирует и воплощается в разных видах. Иначе она не будет работать. В советское время приоритет отдавался газете и радио (потом телевидению) как средствам доставки чужих мыслей в наши головы. Кино тоже стояло в этом ряду, но оно всегда было не прямым, а косвенным воздействием, когда правильный герой был красивым, по этому актеру женщины были без ума, а вот враг обладал даже физическими дефектами. И мы понимали, что то, что говорит он, гроша ломаного не стоит…

Для пропаганды, как и для любой коммуникации, достижение результата покоится на доставке нужного типа смыслов, созданных под конкретную аудиторию, ее душу и сердце, то есть эмоциональной коммуникации. И делать это надо таким образом, чтобы целевая аудитория сама проанализировала и сделала нужный вывод в своей собственной голове, а не дословно повторяла услышанное. То, что ты понял сам, отменить никак нельзя…

Был также простой путь, по которому сейчас пошла Россия, вообще убирать от массовой аудитории любых «нехороших» людей, для чего их делают «иноагентами», надеясь, что подобный «ярлык» просто не позволит им появиться на экране. И законы эти множатся [1 — 2]. Политолог-иноагент просто окажется мальчиком для битья на экране. А бить телеведущие умеют хорошо… Они так хорошо бьют своих далеких врагов, что их впору переименовать из телеведущих в «телебьющих»… 

Один Киселев вещает, другой объявлен в розыск  [3]. Невзоров вроде режет правду-матку, но издалека. Правда, больно. Вот его слова из телеграм-канала: «Св. Франциск Ассизский, о котором говорит Соловьев, любил поймать в шевелюре вшу, поцеловать ее и запустить обратно в волосы. Так и Кремль иногда вытащит Соловьева, чмокнет его в самый мозг, даст орден и отпускает обратно, в гущи лобкового волоса, в родную среду обитания» [4]. Или о деле Яшина: «Никогда ещё в России не было настолько трусливой власти. Она панически боится любого слова, любого звука, любого сомнения в своей «божественности, правоте и непогрешимости». Помимо всего прочего, Кремль -это сборище феерических трусов. Что ещё раз доказывает очередное «дело»» (там же). Но с родных экранов все те же и те же «чревовещатели»… Против тех же врагов…

Теперь возникло два параллельных мира: в одном телевыступления, в другом — аресты. И люди эти не пересекаются… Хотя говорят  друг о друге. 

Перед нами вновь возникает модель, корни которой можно как раз было увидеть в советском кино. Тогда хорошие люди говорили все правильные вещи, а нехорошие смотрели им в рот. Кстати, вот и В. Соловьев, который на днях обзавелся орденом, кстати, «за заслуги в формировании позитивного образа России» [5 — 6], умеет бить «словесными палками» редких гостей с неправильной точкой зрения. Поэтому некоторые враги государства даже готовили на него покушение [7]. Видимо, так ему государство создает дополнительное внимание.

Принципиальной особенностью этой модели пропаганды является малое число правильных мыслей, которые должны тиражироваться максимальным образом. Таким образом, если бы в норме они бы могли занимать половину, отдав другую половину другим, но сейчас тиражирование, в смысле повторение того же, но из разных говорящих голов, занимает все время. Поэтому «неправильные» мысли не имеют права быть произнесенными. Чужие мысли здесь не ходят…

Практически перед нами советский агитпроп, но в более мягкой обертке… И чем чаще мысль звучит, тем более правдивой она кажется. От бесконечного повтора она получает истинность. Мы ее хорошо знаем, а психологи установили, что то, что легко возникает в нашей памяти, мы считаем правдой. То, что восстанавливается долго, внушает подозрения.

Интересно, что кино не удалось поставить на такие же рельсы. Возможно, это связано с тем, что время простого пропагандистского кино безвозвратно утеряно. В кинотеатре людям еще и деньги платить надо, а они этого делать не хотят, если не получают удовольствия. Кино в целом проиграно Западу. И там удерживают свою точку зрения. Но делают это на более глубинном уровне. Можно сказать, что даже на подсознательном. А постсоветское кино все равно норовит дать Павку Корчагина или Павлика Морозова…

Советская пропаганда строилась на героях. Идеальный герой отдает свою биологическую жизнь ради спасение жизни социальной. Он бросается под танк, как это происходит во время войны. Или, изнемогая, строит узкоколейку в мирное время. Снова-таки отдает себя ради достижения социальной цели.

Все это простая общественная арифметика. Но сегодня новый тип зрителя хочет уже социальную алгебру, которой нет. Сегодняшние враги не имеют лица. К Чубайсу и др. вынужденным эмигрантам государство еще только подбирается. Оно еще не знает, можно ли уже стрелять по Пугачевой с Галкиным, или еще подождем. Точнее пока выстрелили по Галкину. Видимо, для профилактики или предупреждения…

С одной стороны заявили такое: «Галкин после начала спецоперации уехал в Израиль, откуда неоднократно грубо высказывался о России. После ряда его высказываний о ВС России в правоохранительные органы были приглашены эксперты, которые усмотрели в словах артиста признаки состава преступления о дискредитации ВС России» [8]. Правда, потом все это стали опровергать [9 — 10]. Но Пугачева все равно вернулась в Россию одна [11].

Страна без героев выталкивает на их место «героев» из досуга. Отсюда внимание массового сознания к Галкину и остальным «жителям» развлекательного пространства. Раньше массовое сознание смотрело на героев, теперь на актеров, поскольку и те, и другие способны удерживать на себе внимание.

Массовое сознание — особый феномен. Оно должно получать свое «питание», и на этом строится и множество бизнесов, и политика. Это такой низовой устой государства. Может фундамент этот и плох, но он таков, какой он есть. Его государство и построило своим телевидением. Если раньше телевидение было выше зрителя, то сегодня, наоборот, оно по своему интеллектуальному уровню опустилось ниже зрителя.

Когда нет настоящих героев, то нет и врагов. С другой стороны, если нет настоящих врагов, то откуда взяться подлинным героям. Сталинская пропаганда сознательно строилась на героях, а не только на словах. Говоря, например, с Довженко, Сталин предлагал ему сделать фильм об украинском Чапаеве. Из этой беседы и появился фильм о Щорсе. То есть герои должны быть приближены к зрителю даже этнически. Чужие герои неинтересны для подражания.

Но они все равно ужасно интересны для зрителей и меньше для политиков. Чужие герои, например, даже пришельцы из космоса, очень интересны. Сейчас когда западное кино из-за санкций не будет пересекать океан, возникла проблема с финансированием российских кинотеатров, поскольку зритель в принципе отвык от своих фильмов. И это говорит одновременно об отсутствии своих героев.Сегодняшние «патриотические» фильмы носят искусственный характер, а свою собственную жизнь в условиях строгого надзора особо и не покажешь. То есть в условиях советской цензуры это было возможным, а в условиях постсоветской «нецензуры» это не удается.

Это видно по постепенно «миграции» Н. Михалкова, любимого зрителями в советское и потерявшего любовь в несоветское. Критики пишут так: «Отчего влюблённый в Михалкова постсоветский зритель разлюбил его — на этот язвящий вопрос у Бесогона нет ответа. Можно сколько угодно апеллировать к злокозненному интернету, высмеивающему мэтра, или проискам коварных либералов, но вот беда: любовь — чувство, неподвластное пропаганде. Ностальгически лёгкого, воздушного и антитоталитарного Михалкова времён «Неоконченной пьесы для механического пианино» зритель любил. А усвоившего звериную серьёзность неосоветского псевдоимперского канона — нет» [12].

Деньги, власть и любовь зрителей редко сходятся. Иногда любовь приходит бесплатно. Хотя Михалков во многом всеяден, даже западный бизнес  ему приятен. Как пишут нехорошие критики: «Ультрапатриотические взгляды режиссёра не мешают ему участвовать в бизнесах, связанных с зарубежными компаниями» (там же). 

Пропаганда сегодня сильна, как никогда. Мир пропаганды вновь зацарил над миром. Сегодняшняя пропаганда покоится на хорошей социологии. И уже не только на просто психология, поскольку в эту сторону смотрит все новое — даже нейропсихология.

Бизнес давно знает, например, какие фильмы и почему будут иметь коммерческий успех. Последние президентские выборы во всех странах также используют новый уровень научных разработок. Все системы воздействия на человека усиливаются, поскольку в них заинтересовано множество «игроков»: бизнес, госуправление, политехнологи. Мир с новым инструментарием становится более предсказуемым для тех, кто им обладает. И слово пропаганда пора забыть, от  него веет чем-то старым. Перед нами новая пропаганда — newprop. Она такая же сильная и могучая, но рассчитана на современного человека, для которого соцсети не менее важны, чем телевизор.