В своей книге «Жизнь репортера» американский тележурналист Уолтер Кронкайт вспоминает президентскую кампанию 1960 года и то, как кандидат Джон Кеннеди пытался повлиять на ее освещение на телесети Си-Би-Эс. Кронкайт показывает один из первых конфликтов между новостийщиками и политиками в демократическом обществе, который со временем стал очень распространенным и повсеместным: попытка манипулировать медиа и стремление медиа не быть манипулированным.

«Попытки политиков контролировать телевидение приводит к некоторым отрицательным конфронтациям, - пишет Кронкайт. - Во время одного из этапов президентской кампании 60-го года в штате Висконсин мы проверяли, насколько существенным может оказаться волеизьявление католических общин. Мы пригласили одного из кандидатов Джона Кеннеди придти в эфир вечерней передачи и во время интервью я естестенным образом спросил его об этом.

Об был явно расстроен услышать такой вопрос, и как я впоследствие узнал, организатор его кампании брат Бобби поставил перед нашими продюссерами условие: Кеннеди придет на передачу, только если его не будут спрашивать о католиках. Мне никто не сказал о том, что кто-то из продюссеров это пообещал… и я бы не пошел на такое условие ни за что.

Немногим позже Джон Кеннеди позвонил президенту Си-Би-Ес Френку Стентону с жалобами и угрозами. Он заявил, что в случае избрания на пост президента Соединенных Штатов, он вспомнит это отношение, когда будет назначать членов Федеральной комиссии по коммуникациям, от которой телесеть Си-Би-Эс зависит по многим параметрам. Доктор Стентон отважно выстоял перед лицом такой угрозы со стороны Кеннеди, как он и ранее много раз делал в подобных ситуациях, отстаивая право на свободу слова», - вспоминает Кронкайт.

Итак, это была скрытая угроза. Лицензия на вещание для отдельной телевизионной станции в те времена была ахиллесовой пятой и ее финансовая цена была, безусловно, велика. Позже в том же году Кронкайт предложил записать получасовые телевизионные интервью с Кеннеди и кандидатом от республиканцев Ричардом Никсоном. Последний согласился, а Кеннеди, телевизионный образ которого впоследствие будет признан, как самый удачный, сразу же отказался. Он согласился присоединиться к дебатам в последний момент. Как вспоминает Кронкайт, примечательно, что Никсон уверенно отвечал на самые каверзные вопросы, тогда как Кеннеди терялся деж перед самыми простыми.

«Я пытался делать то, что так важно на телевидении – найти способ показать кандидатов такими, какими они есть изнутри, показать, какие личности скрыты за внешним лоском их костюмов. И я предложил им полностью незаготовленный диалог, во время которого поставил несколько личных вопросов. Сейчас эта формула настолько стандартна для американского телевидения, что выглядит странно, что я тогда думал о ее радикальности. Продюссеры сказали, что я могу сделать такие передачи, но они весьма скептично оценивали возможность таким образом раскрыть личности кандидатов.

Никсон впервые принимал участие в таком интервью, в отличие от соперника, для которого во второй раз было гораздо легче находиться перед камерой. В начале я спросил у него: «Мистер вице-президент, я знаю, что вы опасаетесь… тех, кто может сказать, например: «Я не знаю что это за человек, но он мне не нравится. И поэтому я не буду за него голосовать» Как по вашему, что такие люди в вас не любят?»

Никсон парировал так, будто это была заготовка. Он сказал, то это возможно по трем причинам: его агрессивная кампания в Калифорнии против Джерри Вурхиса в Палату представителей и против Хелен Гэхэген в Сенат, его активная деятельность в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, а также собственно – его физиономия. Он сказал, что не достаточно привлекателен, поскольку лысоват, а из-за густой щетины не всегда гладко выбрит… Все оставшееся время записи Никсон отвечал на вопросы так, будто бы перед ним был автоподсказчик. Он был настолько глянцевым и уравновешенным, будто не было никакой записи.

На следующей неделе мы брали интервью у Кеннеди в его доме в районе Джорджтаун в Вашингтоне. Он выглядел неучтивым и немного раздраженым нашим присутствием. Вопросы, как мне казалось, не были жестче, чем вопросы для Никсона, ведь у Кеннеди не было за плечами тех политических достижений, которыми обладал его соперник. Последний вопрос был аналогичным: «Какое качество, по вашему мнению, будет основополагающим для вас, когда вы вьедете в Белый дом?»

Это был настолько предсказуемый и простой вопрос, что если бы Кеннеди видел предыдущую передачу с Никсоном или если бы ему о ней рассказали, он был бы готов ответить. Но, он это жестоко провалил. Кеннеди стал оглядываться вокруг и в конце концов брякнул, что его атрибутом будет «ощущение причастности к истории». Камеры выключились, он встал, небрежно простился и поднялся к себе наверх.

Я вышел из дома Кеннеди к вагончику Си-Би-Ес припаркованному на улице, раздумывая о том, что сегодня вечером это интервью покажут, как меня нагнал продюссер Уоррен Буш. Он сказал, что Кеннеди просит переписать интервью заново. Он настаивает, поскольку ему кажется, что он неподвижно и непривлекательно сидел на диване. Меня поразило то, что Кеннеди расстроила его поза, а не ответы, которые он давал!

Продюссер добавил, что Кеннеди отбросил все его аргументы по поводу невозможности перезаписи. И теперь, когда вся страна узнает, что интервью с Никсоном было выдано в эфир без склеек и редактуры, мы оказались перед угрозой критики за то, что интервью с Кеннеди было переписано по его требованию.

И я пошел к Кеннеди на второй этаж. Он лежал на двухспальной кровати в спальне, которая напоминала комнату студенческого общежития с характерной фотографией здания Гарварда на стене. Пиджак, туфли и галстук валялись на тахте, сорочка была расстегнута.

«Готовы начать?» спросил Кеннеди.

«Нет, - ответил я. – Я готов изложить вам еще несколько аргументов».

И я рассказал ему, о том, как нечестно будет выглядеть перезапись, и в конце концов, как неприглядно это будет воспринято людьми, когда они узнают об этой подмене. Но, Кеннеди был непреклонен, сказав, что это его не волнует. И в тот момент, я вспылил:

"Ладно! – сказал я. - "Но, мне кажется, что это глупейшая передвыборная кампания, которую я когда-либо видел!».

Я уже был на полдороге к двери, как он окликнул:

«Будь по вашему!», - сказал он. – «Да будет так!»