27 мая отдельная панель пятого Львовского медиафорума Lviv Media Forum 2017 будет посвячена теме «Дезинформация и популизм vs. Фактчекеры». Дискутировать будут пресс-атташе представительства ЕС в Украине Давид Стулик, главный редактор ресурса factcheck.com.ua Александр Гороховский, политолог Константин Батозский и шеф-редактор портала «Детектор медиа» Наталья Лигачева.

Предваряя дискуссию, «Детектор медиа» публикует статью одного из участников панели. Константин Батозский — политолог, директор Агентства по развитию Приазовья (Мариуполь), в 2014 году советник главы Донецкой областной государственной администрации Сергея Таруты, эксперт по вопросам российской агрессии против Украины, тактик противодействия гибридной войне и пропагенде. Полагаясь на собственный опыт, автор рассказывает, в каких социально-политических условиях и настроениях общества начиналась российская агрессия на Донбассе, каким было информационное поле, как команда главы области реагировала на первые вызовы российской пропаганды, какими методами противостояла дезинформации и манипуляциям.

Часть 1. Контекст

25 мая исполнилось три года с того момента, когда я был вынужден покинуть свой родной город. В этом городе осталось многое: воспоминания, часть семьи, могилы родных, родительский дом. Разумеется, в мае 2014-го я не допускал и мысли о том, что покидаю Донецк на годы и что единственной осязаемой связкой с тем временем и местом окажется дорожный рюкзак, паспорт с донецкой пропиской и ключи от машины, которую на следующий день взорвут боевики из Осетии в ходе первого боевого столкновения за Донецкий аэропорт.

До последнего дня мне было крайне тяжело анализировать опыт своей работы в качестве советника донецкого губернатора Сергея Таруты в 2014 г. Дело было не в короткой памяти (увы, события тех дней я помню слишком хорошо), а в эмоциональном неприятии самого факта оккупации. Мне было крайне тяжело понять (не говоря уже о том, чтобы «принять»), что же заставило мой родной, мирный, сытый и благополучный город стать доступной мишенью для оккупанта? И что заставило его жителей стать на путь саморазрушения, деградации и войны?

Рабочая гипотеза может быть сформулирована следующим образом. На момент активной фазы российской агрессии население именно Донецкой и Луганской областей оказалось, в основной своей массе, фрустрированным и дезориентированным. В этой ситуации оно оказалось невосприимчивым ко всем традиционным каналам коммуникаций. Что, в свою очередь, было использовано врагом для нагнетания конфликтного потенциала и перевода массовых акций в управляемое силовое противостояние.

Фрустрация и дезориентация, характерные для коллективной психологической травмы, имеют конкретные признаки и четкое социологическое измерение. Первый признак — это ощущение обрушения системы власти в стране.

Так, по данным социологического исследования, проведенного Киевским международным институтом социологии по заказу аналитического еженедельника «Зеркало недели» в апреле 2014 г., 53 % жителей Донецкой и 49,9 % жителей Луганской области считали, что Александр Турчинов занимает должность исполняющего обязанности Президента Украины незаконно. Для сравнения: в соседних Харьковской, Днепропетровской и Запорожской областях этот показатель составил 30,4 %, 19,3 % и 29,1 %, соответственно. Примерно такое же количество граждан посчитало незаконным правительство Украины во главе с Арсением Яценюком. При этом степень неприятия Верховной Рады была несколько ниже — только 35,1 % жителей Донецкой области и 33,5 % жителей Луганской области посчитали этот орган власти вне закона. При этом, 55,6 % дончан и 40 % луганчан не считали Виктора Януковича законным Президентом Украины. В то же время 70,5 % респондентов в Донецкой области и 61,3 % респондентов в Луганской области считали события на Майдане «государственным вооруженным переворотом, организованным оппозицией с помощью Запада».

Недоверие к центральным органам власти проецировалось и на региональный уровень. По данным Донецкого института социальных исследований и политического анализа, более 50 % дончан весной 2014 г. не доверяли областным силовым органам власти: милиции, СБУ, армии.

Второй признак — массовое ощущение небезопасности. По данным КМИСа, 51,5 % населения Донецкой и 37,5 % населения Луганской области заявили, что у них вызывает тревогу разгул бандитизма в стране. Соответственно, 44,3 % и 37,5 % респондентов заявили, что опасаются краха украинской экономики. 32,4 % и 26,7 % респондентов опасались невыплаты зарплат и пенсий. Опросы, проведенные Донецким институтом социальных исследований и политического анализа, конкретизируют фобии жителей региона. Так, на вопрос «От кого сейчас исходит основная угроза жителям Донецка?» 60,5 % респондентов ответили, что от «радикально настроенных жителей Западной Украины», еще 47 % опасались центральной власти в Киеве, у 38 % дончан вызывало страх вмешательство европейских и американских политиков.

Третий признак — предчувствие войны. 55,9 % жителей Донецкой области и 51,9 % жителей Луганской области ответили утвердительно на вопрос, считают ли они возможной гражданскую войну в Украине. В Днепропетровской и Запорожской областях этот показатель был в среднем вдвое меньше.

Очевидно, что настроения жителей Донбасса весной 2014 г. находились под влиянием нескольких факторов. Первый — это аннексия Крыма. Второй — рост протестной активности на Донбассе. Однако сами по себе эти факторы влияния не сыграли определяющую роль. Протестная волна была зафиксирована во всех регионах Юго-Востока — от Харькова до Одессы. Стабильным было и влияние вражеской пропаганды. Значит, исход событий на Донбассе был предопределен другими факторами.

Главный из них — институциональные ограничения. А именно — тотально монопольный характер всех аспектов общественного управления в области. Не секрет, что абсолютной политической властью в Донецкой области на всех уровнях обладала в 2014 г. Партия регионов, а конкретно — Виктор Янукович и его ближайшее окружение. Результатом этого стала стагнация управленческих кадров. Например, городской голова Бахмута Александр Рева или глава Славянска Неля Штепа не смогли сориентироваться в ситуации массовых протестов, делали противоречивые заявления то в пользу сепаратистов, то в пользу Украины и в результате утрачивали контроль над ситуацией в городах.

Важно отметить, что предпринятая ротация глав районных администраций ситуацию не выправила. И «новые», и «старые» руководители до последнего момента находились на своих должностях, решали проблему выживания и не имели большого влияния на настроения людей.

Отчасти это обусловлено тем, что в решающий момент истории основной костяк областных руководителей находился под «перекрестным огнем» установок от беглого президента и новой власти.

Аналогичные тенденции прослеживалась вдоль всей линии вертикали власти в области, в том числе в правоохранительных органах. Только с поправкой на то, что практически весь кадровый состав областной милиции и СБУ был так или иначе задействован на Майдане, а следовательно — нелоялен и демотивирован. В частном разговоре один из правоохранителей сформулировал это следующим образом: «Люди, которые вчера стояли от нас по другую сторону баррикад на Майдане, сегодня заставляют нас применять силу против безоружных людей, таких же как они».

Следствием монополии на политическом рынке была абсолютная монополия на рынке СМИ. Рейтинговый областной телеканал «Донбасс», газеты «Вечерний Донецк», «Донецкие новости», «Приазовский рабочий» входили в корпоративный контур группы СКМ Рината Ахметова и занимали во время горячей фазы конфликта, по сути, страусиную позицию. Областная ГТРК, газеты «Жизнь» и «Муниципальная газета» также не смогли стать посредником между властью и обществом, а большинство руководителей местных СМИ отличало тотальное непонимание сложившейся ситуации и неспособность оценить ее как угрожающую. Инициативы по выпуску специальных выпусков областных газет разбивались о сложную схему взаимодействия внутри управленческих структур — отсутствие утвержденного областного бюджета, бумаги, средств. Налицо также было нежелание высказывать публичную позицию в отношении происходящих событий и ожидание того, что ситуация будет разрешена путем договоренностей Рината Ахметова с абстрактной «киевской властью».

Правда, гипотеза о том, что областные СМИ оказывали существенное влияние на общественное мнение, также не оправдалась. Поняв в один момент, что восприятие жителями Донбасса «Правого сектора» было крайне агрессивным и далеким от реальной картины мира (по данным КМИСа, 50,2 % жителей Донецкой области расценивали «Правый сектор» как «крупное военное формирование, пользующееся влиянием во власти и представляющее угрозу гражданам и целостности страны»), мы организовали выход большого интервью Дмитрия Яроша в эфире областного телеканала «Донбасс», в ходе которого лидер «Правого сектора» предпринял попытку развенчать мифы дончан о его организации. Повторенное в эфире несколько раз, интервью не было «услышаным» областью. Как потом показала социология, только 34 % респондентов доверяли украинским СМИ, 24 % — российским, а большая часть населения доверяла интернет-источникам — 44 %.

В областных элитах также наблюдались «разброд и шатания». В частных разговорах статусные жители города — сотрудники корпораций и представители бизнеса — расценивали сложившуюся ситуацию как «разборки олигархов» и атаку на активы Рината Ахметова со стороны конкурентов. В чувство их не приводил даже аргумент Крыма — в их представлении это было все, что угодно, кроме как аннексия Россией территорий Украины.

Многолетняя монополия выработала у людей безусловный рефлекс патернализма — все ждали, но так и не дождались четкого и однозначного сигнала от Рината Ахметова. С их точки зрения, волнения в области должны закончиться в результате некой договоренности между Ринатом Ахметовым, Владимиром Путиным и «киевской властью».

Чувство общей угрозы и первая кровь также не смогли консолидировать и немногочисленный проукраинский актив. В отличие от Харькова, Днепра, Запорожья и Одессы, где вопрос о границах протестов был решен в ходе уличных столкновений и однозначной победы «украинской улицы», в Донецке и Луганске подобных процессов не наблюдалось. Опять же, не в последнюю очередь из-за того, что поле публичной политики в регионе было фактически выжжено индустриальными элитами, оказавшимися неспособными к принятию решений в самый ответственный момент истории.

У наблюдателей может сложиться ощущение, что при описанных данных развитие силового сценария было предопределено. Это не соответствует реальности. При всей сложности и противоречивости социологической картины, изменение административно-территориального деления Украины, присоединение к России — не поддерживалось большинством жителей Донбасса. Наоборот — в условиях обрушения традиционной картины мира у людей был единственный и очевидный запрос на наведение порядка, но не на эскалацию насилия.

В частности, по данным КМИСа, на вопрос «Поддерживаете ли вы действия тех, кто с оружием в руках захватывал административные здания в вашем регионе?» 72 % жителей Донецкой и 39,2 % жителей Луганской областей ответили однозначно негативно.

Не менее однозначным было отношение жителей Донбасса к политическому сепаратизму (даже после аннексии Крыма Россией). На вопрос «Поддерживаете ли вы мнение, что вашей области следует отделиться от Украины и присоединиться к России?» негативно ответили 52,2 % жителей Донецкой и 51,9 % жителей Луганской областей. Сопоставимые данные приводятся также в опросе, проведенном в апреле 2014 г. фондом «Демократические инициативы» — 51,7 % жителей Донбасса были однозначно против присоединения к России. Такое же негативное отношение респонденты высказали в отношении перспектив создания на территории их областей независимых государственных образований.

Более того, по данным Донецкого института социальных исследований и политического анализа, половина жителей Донецка хотела бы жить в унитарной Украине. Из этого количества 32 % населения высказались за предоставление областям Украины больше полномочий в сфере экономики и налогообложения. 15,5 % опрошенных высказались за преобразование Украины в федерацию, состоящую из нескольких федеративных округов. 8,7 % высказались за вхождение Украины в целом в состав России или союза, подобного СССР. 18,2 % поддержали идею объявления независимости Донецкого края для его дальнейшего вхождения в состав РФ. И лишь 4,7 % поддержали идею абсолютной независимости Донецкой области как от России, так и от Украины.

Такой результат был обусловлен отчасти тем, что жители Донбасса слабо идентифицировали себя с российским культурным контекстом. Так, на вопрос, заданный КМИСом, «Согласны ли вы с утверждением, что в Украине ущемляются права русскоязычного населения?» 57,2 % жителей Донецкой области и 60,8 % жителей Луганской области ответили однозначно негативно.

Таким образом, по ситуации на май 2014 г., следует отсутствие объективных предпосылок для политического сепаратизма Донбасса. Все утверждения о том, что большинство жителей Донецкой и Луганской областей выступали за отделение от Украины, просто не соответствуют действительности. Все, что случилось дальше, было следствием военно-политической агрессии Российской Федерации против Украины.

Быстро сообразив, что повторение крымского сценария на Донбассе невозможно, Кремль предпринял усилия для эскалации ситуации и перевода её в управляемое военное противостояние. Когда стало очевидно, что одними акциями протеста за абстрактную «федерализацию» Донбасс не раскачать, Москва сыграла на повышение ставок и способствовала вооруженному захвату органов украинской власти в Луганске, Славянске, Горловке, Мариуполе. Таким образом Кремль предопределил вооруженное противостояние. Вернее — сделал его практически неизбежным.

Часть 2. Кровь и пропаганда

Новую тактику Кремля, предпринятую им на Донбассе в период с мая по август 2014 г., можно сформулировать как максимизацию насилия при маскировке фактического присутствия. Основными агентами российской экспансии на Донбассе стали отряды «ополченцев», состоявших преимущественно из отменно подготовленных к войне российских граждан, и тотальная, массированная пропаганда.

Главное свойство этой пропаганды — размывание фокуса внимания людей и ликвидация альтернативных источников информации. Это включает в себя как создание множества однотипных каналов коммуникации, так и производство как можно большего количества информационных вбросов. Ведь если сто источников в интернет-СМИ и социальных сетях тиражируют одну и ту же неправдивую информацию, наблюдатели склонны будут ей поверить. Особенно в ситуации отсутствия альтернативных источников. После захвата областных СМИ (к которому враг был однозначно готов, поскольку переключение вещания в области на ретрансляцию российских каналов было осуществлено неместными специалистами в течение пары часов после захвата мощностей) в области были созданы идеальные условия для распространения тоталитарной пропаганды.

В такой ситуации людям бесполезно давать официальные опровержения. Не работают традиционные каналы коммуникаций, типа газет и телеканалов. Рациональный разговор становится не столько неэффективным, сколько бессмысленным. Тем не менее, за месяцы дальнейшей работы в прифронтовых условиях нам удалось выработать несколько эффективных способов противодействия тоталитарной вражеской пропаганде.

1. Борьба за первую интерпретацию. Когда на Донбассе развязался маховик насилия, стало очевидно, что в любой крови вражеская пропаганда будет обвинять украинскую сторону вне зависимости от фактической стороны дела.

Более того, летом 2014 г. нам стала очевидна тактика врага, направленная на провокацию боевых столкновений с целью создания и ретрансляции «правильной» картинки для российских СМИ. В Донецке от местных жителей было тяжело скрыть тот факт, что российские пропагандисты зачастую оказывались на месте обстрелов жилых кварталов города раньше, чем происходили эти самые обстрелы. Как будто бы они знали, что произойдет здесь в ближайшие минуты. Естественно, пропаганда обвиняла во всем украинскую сторону. А на самом деле обстрелы были произведены силами оккупантов. Задача вражеских пропагандистов в данном случае состояла в том, чтобы первыми дать обстрелам «правильную» интерпретацию в СМИ и заставить украинскую сторону оправдываться. Часто ложь российской пропаганды и вовсе не нуждалась в подкреплении хоть какими-то фактами, как это было в случае с пресловутым «распятым мальчиком» в Славянске.

Чтобы противостоять этому, право первой интерпретации необходимо как можно раньше присваивать себе. Показательной является история со сбитием малазийского «Боинга». На момент совершения этого теракта мы не обладали всей полнотой информации о случившемся и находились в Мариуполе, в более чем 120 км от места трагедии. О теракте мы узнали в результате звонка главы района губернатору и сначала не могли оценить случившееся. Глава района находился в шоковом состоянии и его единственной осмысленной фразой было то, что «на нас с неба падают мертвые монголы». После дополнительного подтверждения информации о сбитии гражданского борта перед офисом губернатора встала задача информирования граждан о случившейся катастрофе.

В условиях отсутствия полной картины происшедшего, мы, тем не менее, решили дать этому событию первую интерпретацию, состоящую из простых пунктов: 1) произошел теракт, в результате которого погибли пассажиры гражданского воздушного судна; 2) это случилось на территории, не подконтрольной украинской власти; 3) ответственность за трагедию несет Российская Федерация и её ручные приспешники, ведущие террористическую деятельность на территории Донбасса; 4) на место трагедии должны быть немедленно допущены представители украинского МЧС и представители международных организаций и дипломатических миссий. Именно это заявление было подхвачено всеми национальными и международными СМИ, что сделало дальнейшие попытки террористов выправить информационную ситуацию бессмысленными.

2. Перехват повестки. Для нас было очевидным различие между крымским сценарием и событиями, происходившими в Донецке. Вопреки утверждениям кремлевской пропаганды, у пророссийской повестки на Донбассе отсутствовала абсолютная социологическая поддержка. А в основе протеста лежал не этнический (религиозный, лингвистический) раскол, а социальный. Именно поэтому мы не наблюдали динамики протестов. Наоборот, мы видели один и тот же набор активных «гастролеров», устраивающих митинги в разных городах области. А еще мы видели большое количество российской агентуры, обеспечивавшей логистику и охрану этих «гастролеров». Фактически мы наблюдали как людей, ориентированных на мирный протест, усиленно подстрекали к штурму административных зданий и переводу противостояния в горячую фазу. Для нас было важным донести этот факт мировому сообществу.

Для этого мы пригласили на Донбасс группу оппозиционно настроенных российских публичных интеллектуалов, которая включала в себя Михаила Ходорковского, Юлию Латынину, Леонида Гозмана, Александра Рыклина, Илью Пономарева, Станислава Белковского, Дмитрия Орешкина и ряд других. Нам не понадобилось прикладывать никаких специальных усилий — достаточно было краткосрочного визита этой группы к захваченному зданию областной администрации и столь же стремительной эвакуации её от враждебно настроенных манифестантов — чтобы они поняли природу протеста, её абсолютно искусственный характер и ретранслировали свое экспертное мнение как в российские СМИ, так и мировые. Ведь вопреки утверждениям российских СМИ, протест был локализован вокруг здания областной администрации. В остальном же город-миллионник жил своей обычной повседневной жизнью. Это красноречиво опровергало версию Кремля о массовости и тотальности протеста.

Не менее важным было послать сигнал русскоязычному населению Донбасса о том, что не все в России приветствуют развязывание вооруженного конфликта на востоке Украины.

3. Восстановление единого информационного поля. Протест на Донбассе был сосредоточен вокруг крупных городов, в то время как многочисленные сельские районы области после захвата террористами мощностей по ретрансляции теле- и радиосигнала, фактически выпали из информационного поля и оказались уязвимыми перед оккупантами. К тому времени была выведена из строя телевышка на горе Карачун, захвачены отделения «Укрпочты», а с логистикой между областями то и дело возникали проблемы безопасности.

Мы понимали, что не можем оставлять людей один на один с бедой. Особенно после захвата вещательных и полиграфических мощностей террористами. На этот момент в Донецке и Горловке стали выходить «общие газеты», которые издавал проукраинский актив. В Донецке и крупных городах стала выходить газета «Говорит Донбасс». Деньги на ее издание и распространение были собраны силами гражданских активистов. В Горловке печаталась газета «Диалог». Совокупный тираж этих изданий превышал 300 000 экз., а их распространением занимались частные курьерские компании.

В обоих случаях газеты работали по модели «мягкой силы». Это были издания, стремящиеся объяснять читателю суть происходящих событий и предоставлять ему поле для принятия решений. В условиях тотального недоверия к украинским и российским СМИ эти издания пользовались интересом и во многом сдерживали информационную экспансию врага.

Для команды губернатора было важно поддержать эти издания. Но перед этим мы вынуждены были решать проблему доверия. Нам удалось наладить контакт с издателями после того, как я организовал в апреле 2014 г. движение, занимавшиеся по ночам уничтожением в городе символики т. н. ДНР. К моему удивлению, похожие на квест ночные гонки с террористами и уничтожение их рекламных плоскостей быстро обросли своей легендой, благодаря чему гражданские активисты нарекли меня Костей-партизаном. Пройдя, таким образом, своеобразную процедуру «инициации» нам удалось наладить отношения с основной массой проукраинского актива и преодолеть традиционное недоверие, существующее между гражданским активом и представителями власти. Ведь от нас ждали гораздо больше решений, чем мы могли физически обеспечить в сложившихся на тот момент условиях. Но, как бы там ни было, газета оказалась эффективным инструментом коммуникации.

24 января 2015 г. российские террористические войска обстреляли жилой микрорайон Восточный в Мариуполе из двух установок системы залпового огня «Град». 31 человек погиб и более ста получили ранения. Естественно, враг пытался дать свою интерпретацию событий, согласно которой этот теракт был произведен силами ВСУ.

Для противодействия раскачке общественного мнения в прифронтовом городе мы предложили выпустить за счет городской казны специальный выпуск газеты «Приазовский рабочий», посвященный исключительно разбору случившегося теракта и делающий вину российской стороны очевидной для широких масс. Главный материал газеты предлагал любому человеку самому определить направление артиллерийского удара при помощи обыкновенного компаса. Артиллерийские снаряды являются неуправляемыми. Но определить место запуска довольно просто: на него указывает хвост боезаряда, который всегда направлен в ту сторону, откуда произошел запуск. В условиях войны это позволяет безошибочно определить направление удара и установить ответственность за него.

4. «Говорящие действия». Коммуникация в условиях гибридной агрессии не сводится к словам. В условиях утраты доверия, действие, а не слово, становится основным каналом коммуникации. И в этом, пожалуй, состоит мой самый ценный опыт противодействия гибридным тактикам агрессора. Действие переключает внимание человека с пропаганды. Действие выводит человека из зоны дискомфорта, стресса и помогает ему найти ответы на сложные вопросы.

Исследование воронок с компасом — это действие. Появление губернатора в ходе публичного мероприятия в прифронтовом городе — это действие. Организация волонтерской помощи украинской армии и добровольческим батальонам — это действие. Эвакуация всех сирот и инвалидов из области — это действие.

Ценность действия хронически недооценивается политиками, привыкшими работать в привычно виртуальной пиар-логике. Но она же является наиболее эффективным способом борьбы с гигантской машиной лжи и фальсификации, построенной путинским режимом в Москве.

5. «Аквариум». Публичность — один из аспектов «говорящих действий». Осознавая факт недостаточности полномочий губернатора для инициации и управления специальными операциями и прогнозируя большой общественный спрос с руководителя воюющей области, команда приняла решения сделать его работу максимально прозрачной.

Находясь на должности губернатора, Сергей Тарута дал более 2000 интервью иностранным и национальным СМИ. Фактически каждый день его работы запротоколирован и доступен обществу.

Огромное влияние было уделено фактическому присутствию губернатора в горячих точках, его доступности для граждан. В частности, во время наступления регулярных российских войск на Мариуполь в сентябре 2014 г. нахождение Сергея Таруты в городе сыграло большую стабилизирующую роль. Он не только выезжал на передовые блокпосты, но также участвовал во всех мобилизующих мероприятиях, митингах и акциях. Люди видели, что власть находится вместе с ними, она не дрогнула, и это внушало им уверенность.

Разумеется, что эта мера не остановила российскую агрессию. Однако она позволила снять линии напряжения в отношениях между командой губернатора, центральной властью и украинским гражданским обществом.

Часть 3. Правда как один из важнейших проектов будущего

Одна из наиболее устойчивых линий критики украинской власти состоит в хроническом проигрыше России в информационной войне. При этом как у критиков, так и у симпатиков власти не существует единого мнения о том, как этот «проигрыш» преодолеть.

Совершенно очевидно, что мы не можем тягаться ресурсами с машиной кремлевской пропаганды. Более того — одними только коммуникационными инструментами невозможно добиться деоккупации оккупированных территорий.

Очевидно и то, что информационная политика нашей страны не может базироваться на механическом опровержении основных тезисов этой пропаганды, потому что таким образом мы становимся ведомым субъектом и растрачиваем так необходимое нам моральное преимущество.

Властям России кажется сегодня, что они изобрели новое оружие массового поражения и могут влиять через него на исход выборов и формирование политических повесток в других странах мира. При этом игнорируется один из базовых законов физики, согласно которому всякое действие равно противодействию. Чем больше Россия задействует для дискредитации своих противников интернет, тем больший иммунитет вырабатывается у аудитории к разнообразным «фейковым новостям», «альтернативным фактам» и «правды, которую от вас годами скрывали». Этот иммунитет будет проявляться не только в технических решениях, позволяющий обнаруживать и локализовывать волны дезинформации, но и в утрате доверия к России со стороны мирового сообщества. И в этом состоит колоссальное преимущество для Украины.

История ХХ века показывает, что самым надежным источником передачи информации в вопросах истории, войны и мира в Украине являются семьи. Это наши семьи пронесли с собой информацию о Расстрелянном возрождении, Голодоморе, сталинском и советском терроре. Наши же семьи пронесут информацию о том, кто напал на Украину в 2014 г., кто начал войну и кто должен быть за это наказан. Задача же государства на сегодняшний день — это обеспечение исторической памяти.

Завершение создания в Киеве мемориала Небесной сотне, создание национального Пантеона, тщательная документальная фиксация фактов оккупации, внедрение в образовательные стандарты информации о российской агрессии — все это не милитарные, но от этого не менее важные способы противостояния гибридной тактике противника. Можно сколько угодно наплодить сайтов, телеканалов, написать книг и снять фильмов. Все это будет ничтожным в сравнении с исторической памятью и семейной болью нескольких десятков миллионов человек. Потому что побороть эту память невозможно.

Ну и, разумеется, государство в своих коммуникациях должно перейти от слов к делу. «Говорящие действия» должны лечь в основу любой государственной политики. В этой модели разговор о результатах и достижениях предшествует разговору о намерениях. Это чрезвычайно сложная задача для политического класса, привыкшего к легким победам на выборах исключительно силой слов и примитивных манипуляций (характерным примером, к слову, является обещание одного из кандидатов в Президенты, данное им в том же мае 2014-го, прекратить за две недели войну с ядерной державой-агрессором). Однако война заставила всех нас повзрослеть.

Задача же гражданского сектора и журналистского цеха состоит в выставлении «красных флажков» для власти и давлении на нее с целью выполнения данных ей же обещаний обществу. В конечном итоге выстоявшая, сильная и развивающаяся страна с консолидированным обществом — это и есть главное оружие против всего ресурса кремлевской тоталитарной пропаганды.

Но главное — гражданское общество должно выработать общеприемлимую для нации позицию в вопросе деоккупации оккупированных территорий. Власть оказалась не в состоянии это сделать. Ценой промедления являются напряженность в обществе и его потенциальный раскол, а главное — гибель лучших из наших граждан. Решение этой проблемы станет ещё одним тестом на состоятельность государства и зрелость общества.

Фото: 62.ua