Андрей Бенкендорф: «Я уверен: режиссер – это профессия взрослого человека»
Андрей Бенкендорф: «Я уверен: режиссер – это профессия взрослого человека»
Режиссер Андрей Бенкендорф известен как режиссер фильмов «Поездка через город» (1979), «Капель» (1981), «Благие намерения» (1984), «К расследованию приступить» (1987), «Работа над ошибками» (1988), «Балаган» (1990), «Снайпер» (1991), «Несколько любовных историй» (1994), «Бандитский Петербург», «Европейский конвой» (2003), «Наваждение святого Патрика» (2005), «Банкирши» (2006), «Бомж» (2006) и других. Со времени его последнего разговора с «ТК» он уже успел снять два двухсерийных фильма - «Старики-полковники» и «Отчим». О том, что еще случилось за это время в жизни Андрея Бенкендорфа, и над чем он планирует работать в ближайшее время, и о других не менее важных вещах – беседа режиссера с нашим изданием.
– Андрей Александрович, сейчас о вас говорят, как об одном из наиболее востребованных режиссеров. Сколько телефильмов успеваете снять в год?
– Фильм фильму рознь. Есть большие – восьмисерийные телевизионки. Больше одной в год, наверное, не снимешь. Сейчас пошли двухсерийные картины. Таких можно и две-три в год снять. Нужно, чтобы еще голова успевала отдохнуть. Да и возраст дает о себе знать. Если раньше я соображал в доли секунды, то теперь все не так здорово. Все равно я не снимаю то, что не хочется.
– От чего вы обычно отказываетесь и что обычно служит причиной, чтобы взяться за работу?
– Чаще, конечно, отказываюсь, чем соглашаюсь. К примеру, деньги для меня не самоцель. Хотя, я помню, полгода жил совсем без них – это ужасно. Сейчас я, слава Богу, могу позволить себе выбирать, твердо зная, что от голода уже не умру. Для меня важно, чтобы присутствовал хоть какой-нибудь интерес. Например, ведусь, когда вижу, что в картине может быть сильный актерский состав. Может зацепить сама история. Бывает, читаю сценарий и сразу как режиссер вижу и понимаю, как я бы ее сделал. А бывает – история никудышная, но к ней причастен мой сын, тогда я ее переделываю, поскольку ему отказать не могу. Выходит, мой сын и является для меня самым главным приоритетом.
– Вы осознаете, что, делая подобное заявление вслух, обрекаете себя на то, что этой слабостью может воспользоваться любой? А если вам через сына предложат снимать мыло?
– Я, наверное, голодать буду, но мыло снимать не стану! Для меня это что-то мерзкое. Там, по сути, нет никакой режиссуры. Мне кажется, это выглядит приблизительно так: «Текст знаешь? Выйдешь отсюда, станешь сюда, полчаса проговоришь». Кино – совсем другая структура. Там нужно снимать разные планы, соображать. Я все-таки в меру своих сил стараюсь снимать киношно. Мне интересно во время съемки что-то выдумывать вместе с актерами, художниками, операторами. В этом есть свой кайф. Приходишь на место съемки, а там торчит пень. Сразу хочется его обыграть. Может случиться так, что этот пень станет в эпизоде главным героем. Я не согласен с мнением Рене Клер, он говорил: «Сценарий написан, осталось только снять». Для меня любое, если только это не Шекспир и не в стихах, меняется на площадке. Мне интересно создавать в процессе. К примеру, актер не может сказать фразу. Ищем ее эквивалент, делаем поправку, находим нужным – меняем акцент ситуации. Мне кажется, что и актерам со мной удобно и интересно работать. В то же время для меня дико слышать, что актер диктует, в каком ракурсе его снимать или как на него правильно выставлять свет, или когда он просит укрупнить свой план. Актер должен слышать режиссера. Говорят, что кино – творчество коллективное. Ерунда. Кино – творчество режиссерское.
– Так вы диктатор на площадке?
– Даже с трудными актерами нужно знать, чего ты от них хочешь и добиваться.
– Вам довелось работать со звездами советского кино, а им, в свою очередь, со знаменитыми режиссерами. Наверное, иногда можно и у таких актеров что-то почерпнуть?
– В первой моей картине «Капель» снималась замечательная актриса Татьяна Васильевна Доронина. Тогда я был еще мальчиком. Так вот, эту картину снимал не я, а она. Мощнейшая личность. Она меня полностью подавила. Я старался во всем ей угодить, мол, чего изволите. Считаю, что она меня не пережевывая заглотнула. С тех пор я сделал какие-то выводы, больше никого из актеров не боюсь, а этот фильм не считаю своим. Она мне предлагала еще ее снимать, но я не решился. Сейчас, может быть, я бы с ней и потягался, но боюсь, что и сейчас она может меня победить. Наверное, я хвастаюсь, но актеры на меня не в обиде. Нет таких, кто не хотел бы со мной снова встретиться на съемочной площадке.
– А с продюсерами ладите? Они ж теперь кино заказывают. Легко подстраиваетесь под их требования?
– Считаю, если он меня пригласил, то уже не должен вмешиваться. Влезать в материал, в монтаж – никого не пущу. Я изначально говорю: «Это мое кино!». Не устраивает – не надо. А что от меня требуется? Чтобы я уложился в смету и кино удалось. Так я это делаю, к сожалению, даже с некой экономией, и то, что я делаю, – продается. Со мной нет хлопот. Можно, конечно, стать в позу и начать капризничать, что меня фон интерьера не устраивает. Даже когда вижу, что не очень устраивает, ищу компромисс.
– На чем еще готовы экономить?
– Если грамотно спланировать съемочный день, а это зависит от второго режиссера, то сокращается время съемочного периода. Не допускаю вызова актера для работы на двадцать секунд в кадр, я ведь работаю только с хорошими актерами. Поэтому день работы актера у меня заполняется разумно. Нахожу какие-то компромиссы, от чего-то, конечно, по ситуации приходится отказываться. Для режиссера это плохо. Он должен был бы упереться, но этим и отличается телевизионное кино. В нем режиссер должен упрощать, не хочу сказать халтурить, но это нечто близкое к этому слову. Все равно я, прежде всего, думаю о зрителе. Что ему интересно? Человеческая история, рассказанная внятно и занимательно.
– Хорошие актеры дорого стоят, вы же не можете в этих вопросах не советоваться с продюсером?
– Не могу сказать, что подбор актеров совсем не согласовываю. Продюсер имеет право считать, что актер, которого я предлагаю, не годится. Аргумент простой: те люди, которые будут покупать продукт, этого актера не купят. Тогда ищем то, что устроит нас обоих. Бывает, что актриса N приносит какую-то смету. Смотришь, если это не совсем клиника, берешься. Если понимаешь, что ничего не выжмешь, говоришь: «Ребята, я пас».
– У вас, наверное, уже появились постоянные продюсеры? С кем вы сработались?
– В первую очередь – это Володя Бортко. Он продюсировал несколько моих картин. С ним не может быть никаких претензий. Он говорит: «Делай, как считаешь нужным». С Film.UA (когда они были еще интеровской структурой) снимал первую картину «Европейский конвой». Обе картины получили какие-то призы на фестивалях. В последнее время работаю в компании «Файно Компани Украина», а также плотно сотрудничаю с Film.UA и их продюсером Виктором Мирским.
– Рискую спрашивать о творчестве Владимира Бортко, поскольку всем известно, что это ваш друг детства. Вы согласны с его высказыванием, что «Мастер и Маргарита» его лучший фильм?
– Его лучший фильм – «Собачье сердце»! Он говорит сейчас так об этом сериале, поскольку это его последний фильм. Снимет «Тараса Бульбу» – и будет говорить, что теперь это его самый прекрасный фильм. Мне, честно говоря, телесериал «Идиот» нравится даже больше, чем «Мастер и Маргарита». А еще больше нравится его фильм «Мой папа идеалист».
– Можете назвать какие-то понравившиеся фильмы из свежих?
– Чукча не читатель, чукча писатель. С одной стороны – это хорошо, что я не смотрю, с другой – может, что-то зеваю. По телевизору я смотрю новости дня, с удовольствием могу посмотреть научно-популярные фильмы про зверюшек. Бывает, мне позвонят и просят: посмотри на актера. Включаю, смотрю. Посмотрел картину «Штольня». Затрудняюсь дать вежливую оценку.
– А «Оранжлав» видели?
– Алан Бадоев парень интересный, но я сужу о нем как о клипмейкере, его фильма я не видел. Новое поколение что-то снимает, но это не мое кино. У меня вопрос: «Для кого это?». Если для своей референтной группы, то понятно, у каждого она есть. Нужно заслужить право, чтобы снимать авторское кино, сначала нужно снять фильмы для зрителя. Мне кажется, кино сейчас стало похоже на эстраду, только под него не попрыгаешь. Может, такое кино и имеет право на существование… Однако я уверен, что режиссер – профессия взрослого человека. Нужно что-то, пережить, понять, чтобы было что рассказать другим. Хотя встречаются исключения. Я сейчас веду курс в институте. Недавно принимал экзамены. Сдавали на степень бакалавра. Одна студентка сделала блистательную работу – программу о маркизе де Саде. Задумано и снято блестяще. Сижу и мысленно рассуждаю: «Вот, Андрюша, ты говоришь, что молодым рано снимать, а ей не рано. Она имеет право, поскольку без сомнений видно, что она одаренный человек». В этом деле еще мера таланта играет роль.
В 90-х годах профессию режиссера девальвировали. К примеру, вы знакомы с каким-то банкиром, а с профессией не знакомы. Что ж делать, если он именно вам предлагает деньги и говорит: «Пожалуйста, снимай!». Или какая-то девочка приятна продюсеру. Вариантов, чтобы начать заниматься не своим делом, было много. Привело это к тому, что профессия окончательно девальвировалась телевидением. Там нет никакой режиссуры. Это что-то другое. Эфирное время заполняется сплошным мельканием. Странно, но народ смотрит. Я тоже попробовал посмотреть «Исцеление любовью». Не смог. Задумался. Может, это связано с отсутствием своей личной жизни у людей? Они привязываются к героям, и те уже становятся членами их семьи.
– Старшее поколение режиссеров с удовольствием поддержали бы вас в оценке происходящего. Но у вас есть и перед ними преимущество: вы в этот период не судили, а творили. У вас хватило смелости в 90-х годах на экранизацию «Декамерона».
– Да, это первая эротическая картина на постсоветском пространстве. Вообще, это детское кино. Вы в каком возрасте подобное читали? Лет в 12-13?
– Я – нет. Мне некому было посоветовать читать «Декамерон», у меня родители сказки «Тысяча и одна ночь» отнимали.
– А мне разрешали читать все, кроме «Швейка», поэтому я его несколько раз с фонариком в постели перечел. Интересно, что я про Бокаччо вспомнил, когда появился инвестор и сказал: «Снимай, что хочешь». На тот момент это оказалось настолько неожиданным, что я не знал, что хочу. Понимая, что возможность уникальная, стал лазить по книжным полкам и набрел на Бокаччо. Про себя думал: они говорят – что хочешь; попробуем, а не слабо им итальянские новеллы? Они согласились, по-моему, даже не подозревая, о чем речь. Я за две недели написал сценарий. Они утвердили. Когда мы сняли картину, я сам ужаснулся. Получилась не порнуха, а чернуха сплошная. Решили, что все будем переснимать. Было очень тяжело. Нашли выход: перекрыть все это действо эстетикой кадра, и все равно по тем временам это было очень откровенно. Тогда я от всех прикрывался фразой: «Это ж классика. Это все давно написано».
– А сейчас что вам хотелось бы снять?
– Хочу снять, но никогда не сниму «Иосиф и его братья» по Томасу Манну. Это прекрасная тема, но думаю, что сейчас она мало кого волнует. Хочу снять «Короли и капуста», но при одном условии: что съемки будут происходить на Кубе. Там есть необходимые для достоверности натуральные пейзажи.
– А чем вас не устраивает уже имеющийся фильм Николая Рашеева?
– Понимаете, он очень хороший режиссер, но эту картину он снимал не в то время, а это очень важно. Актерский ансамбль у него сильнейший, но он не мог по-другому – в его «Королях» присутствуют антиамериканские мотивы. Сейчас есть возможность снять без этого налета, да и техника невероятно продвинулась. Она дает уникальные возможности. Появились клипы, они изменили технику монтажа. Снять оба эти фильма – моя мечта. Первый фильм я бы снимал как кино прокатное. Второй можно как телевизионное. Сейчас наблюдается сценарный голод в стране. Большей частью попадаются либо пошлые примитивные сценарии, либо то, что в нормальной голове не укладывается.
– Вам не кажется, что и герой фильмов изменился – он должен быть успешным?
– Вы о том, что наблюдается уклон в американ? Есть такое, но похоже, что период, когда был востребован острый сюжет со стреляниной и бандитами, закончился. Сейчас мы мирно перешли к мелодраме. Все-таки ее герои вызывают какое-то сопереживание, они склонны к нормальным сомнениям, чувствам. Я доволен сценарием, по которому снял свой последний фильм «Отчим». По-моему, это первый сценарий Наталии Галаган, еще у меня лежит прекрасная история Ирэн Роздобудько. Мне понравились и ее роман, и сценарий. Пока руки не доходят. Мне кажется, что мы на подходе к духовному кино. Сняли же фильм «Остров» – и то, как о нем заговорили, свидетельствует: есть голод на духовность. Мне кажется, что мелодрама – одна из маленьких тропинок к духовности.
– Ваш любимый собственный фильм – тоже последний, кажется, вы назвали его «Отчим»?
– Мой любимый фильм – «Балаган». Сценарист Георгий Шевченко, он, к сожалению, ушел из жизни. По его сценариям я снял две картины: «Капель» и «Балаган» – первая моя самостоятельная картина. Почему-то она не очень пошла. Последний телефильм мне, как ни странно, нравится. «Отчим» сняли Film.UA и «Файно Компани Украина». Это две серии с хорошими российскими и украинскими актерами. Главную героиню, на мой взгляд, успешно сыграла российская актриса Ксения Князева. Из наших я доволен работой Сергея Озаряного и актрисой Руснак. Хотя не могу сказать, что легко снималось. Большую часть работы пришлось осуществлять в Стамбуле.
– Чем вам не угодил Стамбул?
– Я четвертый раз в Стамбуле, но на этот раз он мне понравился больше, нас очень хорошо кормили. Я снимал в Германии, Греции, во многих других странах, но за границей работать тяжелее, чем дома. Во-первых, там никого нельзя послать. Там нужно снимать быстрее, поскольку все намного дороже. Едешь туда с минимальной группой. Работаешь сам за гримера, осветителя и художника-постановщика. У того же продюсера требования к тебе возрастают. Одним словом, не люблю снимать за границей. Возможно, мне бы больше понравилось, если бы это было прокатное кино.
– Известно, кто купил фильм?
– В первую очередь «Интер», слышал, что «Россия». Мне кажется, что этот фильм будут смотреть. История больно человеческая, да и показана она незамысловато.