«Детектор медіа» уже сообщала о том, что в начале февраля 2007 года российский журналист, корреспондент оппозиционной «Новой газеты» Александр Косвинцев попросил политического убежища в Украине. Соответствующее заявление до 25 февраля рассмотрят местные власти Львова.

Александр Косвинцев, более 20 лет проработавший журналистом и редактором в городе Кемерово, известен критичными и разоблачительными материалами о местной власти. С недавних пор он работал корреспондентом «Новой газеты». По его словам, его жизни угрожает опасность. Александр надеется, что украинская власть обеспечит безопасность ему, а в будущем – и его близким.

Дать интервью Александр согласился сразу. Мы встретились с ним в одном из киевских кафе. Бросилась в глаза его осторожность: он специально выбрал место, где громко играла музыка, словно опасаясь прослушки…

– Александр, когда вы приняли решение просить политического убежища?

– Гипотетически я уже в августе допускал такую мысль. Тогда возникла угроза моей безопасности и я сказал, что, если ситуация ухудшится, буду просить политического убежища в Украине. Правда, не все мои коллеги по «Новой газете» меня поддержали. В Москве я оказался после того, как стал опасаться возвращения в Кемерово. В «Новой газете» я отработал 3 месяца и 3 недели, был редактором отдела региональных выпусков, должен был заниматься развитием сети региональных приложений. За три месяца сложно что-то сделать, согласны? Я только успел вникнуть в ситуацию и разработать довольно перспективный план работы, который сейчас осуществляется.

До этого я работал в Кемерово главным редактором газеты «Российский репортер», последний номер которой вышел в апреле прошлого года. Проводил журналистские расследования, писал статьи, где фигурировали все высшие чины силовых структур УВД, прокуратуры, лично губернатор Кемеровской области. Знаете, какими они махинациями занимались, какие совершенно дикие схемы реализовывали? Губернатор области подал на меня в суд (как юридическое лицо). Мне не дали вызвать свидетелей, сломали моего защитника, преследовали его по линии ГАИ и т.д. Я не желаю доверяться этой судебной системе, которая уже неоднократно принимала в отношении меня совершенно беспредельные решения. Московские адвокаты возмущены, говорят, что дело совершенно смешное, в нем нет состава преступления. У меня спрашивают, что ты обращаешь внимание на глупости. А я обращаю – потому что у нас вызывают на допрос и мгновенно из подозреваемого делают тебя обвиняемым, а потом зачитывают обвинительное заключение. Дальше может быть только передача дела в суд.

А в России судебной системы как таковой нет. Есть здание, на котором написано «Суд», – но это не суд, а балаган, здесь нет правосудия. В Кемеровской области выстроен жесткий авторитарный режим, я бы сказал азиатского типа. Там дошло до того, что губернатор напрямую вмешивается в работу судебных органов. В прошлом году уполномоченный по правам человека в России Владимир Лукин вынужден был сделать публичное заявление в прессе о том, что губернатор потребовал от областного суда объяснений, почему в Кемеровской области принимаются мягкие приговоры. А председатель областного суда убедительно доказал, что степень карательности в Кемеровской области значительно выше, чем в среднем по стране. И уполномоченный был возмущен: суды должны объективно рассматривать дела, а не идти на поводу у чиновников.

В декабре меня заочно судили, областной суд обязал меня выплатить 100 тысяч рублей возмещения морального ущерба юридическому лицу (губернатору) – а по Гражданскому кодексу, моральный ущерб компенсируется только физическим лицам.

– Газета «Российский репортер» считалась оппозиционной? На какие средства вы ее издавали, как распространяли?

– Я бы назвал ее независимой, газетой, которая пыталась объективно и правдиво освещать события в области. Историю газеты можете найти на сайте. Были времена, когда тираж доходил до 50-ти тысяч, в 2004 году он составлял 10-15 тысяч. В Кемеровской области нам запрещали ее издавать, поэтому мы печатались в Томской. Газета была убыточной: хотя мы распространяли ее платно, получение прибыли не было главной целью. Но нам постоянно чинили препятствия, и чтобы газета не пропадала, мы ее просто отдавали на проходные различных предприятий. Где мы брали деньги? Это хороший вопрос. Деньги давали учредители, и я в том числе. Конечно, у нас была и спонсорская, и благотворительная помощь. Но на самом деле на газету шли достаточно скромные суммы – это были мои семейные накопления, поэтому теперь я весь в долгах. Хотел уже даже свою квартиру продавать …

Сейчас газета закрыта: эфэсбэшники незаконно изъяли свидетельство о регистрации СМИ. Газету практически закрыли волевым путем. Это беспредел – первый в России случай официального документального подтверждения того, что журналист преследуется по политическим мотивам. В «Новой газете» по этому поводу была публикация «Тулеев набросился на журналистику» и комментарии юристов.

– Александр, а почему вами занималось ФСБ? Не мелковатое ли для нее дело?

– Да, мы крошечная организация, у нас доход за все годы существования – менее 250 тысяч рублей. Поэтому думаю, это из-за моих политических убеждений. В августе я поехал в Москву на конференцию «Другая Россия». Они приставили ко мне человека – следить за мной. Но я его вычислил, поскольку он постоянно меня спрашивал: «Вы когда домой поедете?» Меня это насторожило, и я остался в Москве. 3-го августа, в мое отсутствие, эфэсбэшники провели у меня дома обыск, возбудили уголовное дело и целый месяц держали это в тайне. Как потом заявили, искали свидетельство о предпринимательской деятельности автономной некоммерческой организации. Но таких свидетельств не существует в принципе – вот они и забрали у бухгалтера свидетельство о регистрации СМИ. У меня изъяли компьютер, на котором хранились свидетельства о серьезных правонарушениях со стороны власть имущих, забрали аудиокассету с записью совещания в областном управлении по борьбе с организованной преступностью.

Очень интересная кассета: там шла речь о том, что силовики наняли киллера для убийства криминального авторитета – им не хотелось расследовать его дело. А киллер ошибся и убил не авторитета, а женщину и двух ее несовершеннолетних детей. 17-летнего сына застрелили, женщину зарезали, а младшего сына забили спящим в постели. А потом квартиру подожгли. И вот на совещании силовики обсуждают эту ситуацию. Какой-то высокий чин из регионального отделения по борьбе с организованной преступностью говорит, что ж вы так, невинных людей из-за вас по ошибке убили? А ему отвечают: «Не всегда получается так, как хочется». Он в ответ – киллеров нужно получше. Они – ха-ха-ха. Как вам это нравится? Пусть это было еще в конце 90-х, но ведь на преступления такого рода нет срока давности.

Потом я проводил расследование, в котором фигурировал областной начальник ФСБ. Он в пьяном виде стрелял по подросткам и ранил одного из них. Друзья отвезли мальчика на мотоцикле в больницу. На следующий день к нему пришли люди, которые представились адвокатами, и сказали: «Напиши, что не имеешь претензий. Если не напишешь – мама долго будет искать твою голову». Он перепугался и сбежал из больницы, потом сам снимал себе швы. А в больницу вообще боялся идти. Я его понимаю, это действительно страшно.

Ко мне однажды тоже ломились в дом. Говорят, «откройте, милиция». Так сильно стучали, что испугали моего маленького ребенка. Я позвонил в областную прокурату, вызвал СОБР (специальный отряд быстрого реагирования), так люди за дверью сразу исчезли – видно, их предупредили. Об этой ситуации я потом написал. И в ответ получил заявление, что милицию никто не посылал и она вообще не приезжала. Представьте себе, если б я открыл – а там вооруженные люди...

Кроме того, в отношении меня постоянно устраивались какие-то провокации. Например, однажды я должен был лететь в Москву на митинг оппозиции. (Я являюсь членом федерального совета Объединенного гражданского фронта, который возглавляет Гарри Каспаров.) Прохожу регистрацию, и вдруг ко мне подходит мужчина (видно, что оперативник), хватает меня за руку и говорит: «Ты почему с моей женой в Москву летаешь?» Я отвечаю: «Вы меня с кем-то путаете», – а он начинает меня выталкивать к выходу. Я вынужден был позвать на помощь милицию – так меня тут же схватили и повезли в отделение. Везли через пустырь за городом, чтобы психологически воздействовать. Начали обыскивать, проверять мои документы, читать мои бумаги… Знаете, было страшно: я же знаю, я сам такие случаи расследовал! В газете «Труд» я описывал случай, когда менты схватили парня, долго его избивали, а потом вывезли за город, приставили к сосне и застрелили. Отец парня оказался начальником спасательного отряда, поэтому дело так не оставили, их осудили. Но парня-то уже нет!

У нас уже даже прокуратура возмущается (по крайней мере, низшие чины), что милиционеры в открытую грабят и избивают граждан, забивают до смерти подозреваемых, а потом говорят, что смерть наступила от сердечной недостаточности. Это для Кемерово стало привычным делом. И меня еще спрашивают, мол, какая конкретно опасность вам грозит!

– Если вами занималась ФСБ, почему власти Кемерово так в вас заинтересованы?

– Весной 2006 года губернатор Кемеровской области Амангельды Тулеев (которого у нас называют царем) написал политический донос в областную прокурору. В этом доносе, совершенно не стесняясь, губернатор заявил, что моя деятельность внимательно отслеживается – и как редактора оппозиционной газеты, и как руководителя регионального отделения Объединенного гражданского фронта. Я был польщен! Тулеев даже описал соответствующие меры: они устраивали провокации, устрашающие акции, незаконно запрещали нам принимать участие в публичных мероприятиях… Например, приходили милиционеры и незаконно требовали объяснений, вызывали в милицию и прокуратуру. Меня, в частности, вызвали в прокуратуру и требовали объяснений по поводу членства в легально существующей организации. Требовали предъявить ее документы, угрожали привлечь меня к административной ответственности (15 суток). А оказаться за решеткой – это ведь не шутки.

Однажды накануне первомайских праздников мы с близкими ехали на машине. Нас остановили и говорят, что я не заплатил штраф за переход улицы в неустановленном месте. Представляете?! Они не имели права меня останавливать и предъявлять такое обвинение. Сначала нас всех доставили в городское УВД, долго мариновали, при этом они между собой по рации переговаривались: «Политического еще не увезли?». И один человек в погонах предупредил меня, что нужно сделать все, чтобы не попасть за решетку. Мне чудом удалось вырваться! Если бы я попал к ним в руки, последствия могли быть непредсказуемыми – у меня не было никаких средств защиты.

– Пытались ли вы в России обращаться к кому-нибудь за помощью?

– Я пытался обратиться в Генпрокуратуру – через заместителя председателя Комитета по информационной политике депутата Госдумы Бориса Резника. Он сделал запрос, из Генпрокуратуры прислали наглую отписку, в которой не был прокомментирован ни один факт правонарушений представителей власти. А в отношении меня просто переврали факты: написали, что доход моей некоммерческой организации (газеты) – 445 тысяч рублей (по закону, он не должен превышать 250-ти тысяч). А потом, когда следователь приезжал в «Новую газету», – уже фигурировала цифра 256 тысяч, но и тех у нас не было.

– Когда вы приехали в Украину?

– Я приехал сюда в командировку в начале декабря, заболел. А потом получил сигнал от близких, что меня разыскивают. Они предупреждали, чтобы я ни в коем случае не возвращался. Видно было, что они вцепились в меня, как волки, ведь я располагаю информацией, которая их компрометирует.

– А вы думаете, здесь вас не смогут достать?

– Нет, я же сейчас нахожусь под юрисдикцией Украины. На прошлой неделе один ответственный сотрудник ГУВД позвонил моим близким в Кемерово и в буквальном смысле угрожал. Он сказал: «Пусть он лучше приедет, иначе мы будем принимать гласные и негласные методы его розыска и доставки». Что значит «негласные»? Это значит, что они меня найдут и нелегально вывезут. Могут и избить.

– Александр, у вас в Кемерово осталась семья?

– Есть любимая женщина, мать моей шестилетней дочери. Мы дистанцируемся, потому что я не хочу их подставлять.

– Почему вы выбрали именно Украину?

– Потому что для меня это не чужая страна. У меня есть еще две дочери от первого брака, их мать украинка. Еще потому, что я как журналист вижу здесь смысл своего существования. Я хочу, в меру своих сил и возможностей, рассказывать украинцам, какую опасность представляет кагэбистская Россия. Чтобы вы берегли свою свободу, чтобы общество улавливало тревожные сигналы, которые свидетельствуют об узурпации власти. Если общество не будет реагировать, вы можете потерять свободу. В России ее давно уже нет. Так, отдельные случаи – для видимости. Во всех сферах (политика, бизнес, СМИ) выстроена кагэбистская вертикаль. Уже начинает выстраиваться и горизонталь, чтобы все люди ходили по струнке.

– А как вы оказались во Львове?

– Общие друзья свели меня с ребятами из «Поры», это хорошая команда. Они увидели суть проблемы и теперь помогают мне. Но никаких обязательств передо мной у них нет. Особенно я благодарен Владиславу Каськиву и Сергею Тарану, которые помогают мне и морально, и организационно.

– Я неоднократно бывала в России. У вас большинство людей так восторгаются Путиным…

– Нужно понимать, что власть очень сильно промывает людям мозги. Вся информационная машина работает на пропаганду. Нам навязывают мнение о Путине, и люди не в силах сопротивляться. Сегодня в России нет средств массовой информации – есть средства массовой пропаганды. За редким исключением («Новая газета», несколько сайтов и маленьких газет).

– Сохраняется ли нелюбовь к украинцам?

– Массовых настроений я не замечал. Люди, с которыми я общаюсь, очень дружественно настроены к Украине, они знают, что у вас есть свобода, и ценят это.

– Если вы получите политическое убежище, будете перевозить близких?

– Конечно. Я продам там квартиру, и на эти деньги можно будет купить жилье тут.

– А если в России поменяется ситуация, вы вернетесь туда?

– От добра добра не ищут. Мне здесь очень нравится, климат подходит. Если я здесь устроюсь, то уже останусь навсегда. Журналистом в России быть очень тяжело, если ты, конечно, хочешь быть профессионалом. Например, в Перми сидит в тюрьме фотокорреспондент – якобы за разглашение государственной тайны. Ему около 60 лет, он болен. Это сделали, чтобы прижать неугодного властям учредителя газеты. Я не хотел бы повторить его судьбу. Каждый человек имеет право на справедливое и объективное правосудие, но наши суды на это не способны. Даже трехдневное пребывание в камере – это уже пытка.

– Какова вероятность того, что Путин останется на своем посту на третий срок?

– Вероятность большая. Если появится кто-то другой, то это будет всего лишь технический преемник, опекаемый кагэбистами. Ведь эта чекистская клика пришла всерьез и надолго: они запаслись деньгами и сдвинуть их практически невозможно.

– Тяжело ли вам быть в чужой стране, вдалеке от близких?

– Мне здесь очень понравились люди. Народ в России, хотя и старается отстраниться от политики, – дескать, его дело сторона, – но чувствует, что жизнь ущербна, что от него ничего не зависит. Поэтому люди немножко озлоблены, менее добродушны и отзывчивы, на многих лицах – печать несчастья. А в Украине люди замечательные, очень отзывчивые.

– Во Львове вас не обзывают «москалем»? :)

– Ну что вы, мои друзья из «Поры» очень приветливы! Председатель Львовского областного совета пожелал встретиться и оказать поддержку. Меня пока не обижали, и надеюсь, не будут.

Справка (источник – http://rusreporter.ru). Александр Косвинцев родился на Урале. Образование – истфак Уральского государственного университета. Журналистский стаж почти 30 лет. Победитель регионального конкурса «Гражданское мужество» издательского дома «Провинция» 2001 года, лауреат всероссийского конкурса Благотворительного фонда имени Артема Боровика 2003 года. Председатель Кемеровского отделения Межрегионального общественного движения «Объединенный гражданский фронт», участник «Комитета-2008». Работал в нескольких областных газетах, собкором газеты «Труд».

1990-1996: редактор газеты «Репортер» (с 1992 года – «Российский репортер»), которую сам и создавал. (Газета «Репортер» первой в Кузбассе перешла на компьютерную верстку. Пользовалась большой популярностью. Однако издание не вынесло тягот, связанных с инфляцией.) Был делегатом двух съездов Союза журналистов России. Входил в состав исполкома Союза журналистов Кузбасса.

С декабря 2002 – учредитель и главный редактор «Российского репортера» (возобновленное с 2003 года издание). Неоднократно писал в защиту заключенных в СИЗО; после публикации расследования причин смерти молодого парня в СИЗО (на теле были обнаружены следы пыток) – заменено руководство данного учреждения. Впервые в регионе поднял тему «дружбы» криминальных элементов и сотрудников правоохранительных органов во главе с начальником областного УБОПа.

Имеет трех дочерей и внука.