«Йой, що робити?!» – у відчай впала жуналістка Зіна Підалькіна, побачивши у любому її серцю телевізорі замість яскравої картинки чорну прірву. Кнопками заклацала – намарно. Потрусила ящик – ніц не видно. Зажурилась. Хоч бажання оживити картину оптимізмом зафарбоване було, та не тішило око жалюгідне темне видовище. Уявити не могла, сердешна, що ж їй робити без телепередач. Як їй новини гарячі почути, як телегероїв нових добродійних зустріти. Так і сиділа б, у сіре вікно, вглядаючись, якби не думка, котра несподівано залетіла до її голови. Надумала Зіна піти в нарід. Просто. Потусуватися по кав’ярнях і попитати люд – що і як у тому телесвіті є.

Забігла до «Квартири Бабуїн». Озирнулася. За столом двоє з Броварів сидять – музикант, колишній лідер гурту з гарною назвою «Іванов Даун», а потім «Даун-таун» і таке інше, Льоша Макет та діджей Лимон. Лицарі ще ті – пиво п’ють, на дівок око кидають. Підсіла до них дівуля, а парубок Лимон їй диск під носа суне, розважає, як може, смутне серце дівчини. «Вот «Дневник путешествий»,  – каже, - баянная музыка Макета». «То й що з того?» – захихотіла Зіна у відповідь, бо той диск і той Макет її дівоче серце ніяк не розраджували. «А то, Зина, что дело это важное. – наполягав Лимон яснолиций. - На нас попса отовсюду сунет, а мы против попсы».  Злякалася Підалькіна, каже: «Знаєте, добродії, мене тільки телевізор цікавить. І крапка».

Тут Льоша Макет, почувши диво те від дівчини, взяв і тужливу завів: «Что телевизор... У нас здесь - деребан. Кто-то друг-подружка, по-кумовски все решается. Речь о музыке на телевидении не идет. А идет о том, чтобы закрепить имена, за которые заплачены деньги. Если мне, как музиканту, захочется писать что-то, то в первую очередь к начальнику стучаться надо будет. Да не хочу я! Вот придумывают тендера, ты в них участвуешь, тебе говорят: спасибо! -  и все. А оказывается, что за тендер деньги тоже надо платить. Никто этого в Украине не делает».

Проказавши таку промову, Льоша  в задуму важку занурився. По всьому видно було, що він не вельми радий Зіну за столом бачити. Та Підалькіна не зважала. Хлопцям допит з пристрастю влаштувати схотіла.

Зіна (до Лимона): А що ти думаєш про музику на телебаченні, діджею Лимоне?

Лимон (захлинаючись чи то від емоцій, чи то від слів): Сериал – это поток. Но мне кажется¸ Зина, что  из каждого потока можно сделать эксклюзивчик. Вот если бы ты внимательно все просмотрела, то поняла бы, что шум ветра и лай собаки почти во всех сериалах  одинаковы. У меня телевизор работает целый день. (на цих словах Зіна червоними заздрощами залилася) Я сканирую программы, сериалы. Обращаю внимание на озвучивание фильмов, шумовые эффекты, подачу музыки в сериалах. Как минимум все сериалы вызвучены эффектами одной и той же библиотеки. Это огромнейшая ошибка. Чтобы люди записывали свой саунд звучания для сериала, такого нету. Они идут путем наименьшего сопротивления. Некоторая музыка записана на инструментах-самограйках. Это синтезатор, который может прописать партию барабанов – вроде как и скрипки, вроде как виолончели, фортепиано… Но это не живость. Этой пластмассой заливают уши. Это просто доходит до смешного. Пластмассовыми звуками хотят показать, как у них звучит симфонический оркестр. А все потому, что хотят взять себе пять тысяч долларов, а не две. Никому не хочется отдавать три тысячи  на приглашенных музыкантов. Вот и получается, что в сериалах можно услышать, как кто-то налабал на синтезаторе оттеночки. Почему хотя бы не взять ту библиотеку звуков, из которой все черпают и не обработать ее какими-то приборами?

Льоша Макет (вставляючи слово): Лет десять тому назад я решил себя попробовать в рекламно-телевизионной деятельности. Первую работу я делал творчески, но мне сказали, что рамки рекламы этого не требуют, надо то, что определено брифингом, заказчиком. Я опешил, потому то это было тупое выполнение не лучших желаний. Но я нашел выход. В этих рамках существует множество лазеек, через которые я смог проявляться. Это игра с другими правилами. В узких рамках, предоставляется большая возможность продвинуть в широкие массы то, что ты хочешь сказать, потому что многие телезрители это услышат. Телевидение – это конвейер, поэтому музыкант может не сосредотачивать свое внимание на творческом акте, а получить за работу деньги, и заниматься творчеством в другом месте. Но мне не хочется влезать в это все. Вот Вакарчук, например, начал писать музыку для кино. Трясущимися пальцами он сыграл пару нот на фортепиано, и все – считается уже музыкантом. А исполняет он все те же украинские коломыйки. Возможно, что телевидение того и требует, и зрители тоже. И вообще, чтобы телевидение на что-то вдохновляло, надо, чтобы оно изменилось. Смотришь «Дискавери» - и радуется сердце. А у нас передачи все о политике или еще о какой-то чепухе. И еще артист на телевидении – это живое вкладывание денег, поэтому пихают его во все дыры, потому что он популярный. Если бы мир был однозначен, как его представляет телевидение, спорить не пришлось бы. А так, слава Богу, есть выбор.

Зіна (занепокоєно): Та глядачі ж перебувають у вакуумі! Вони не мають можливості дізнатися про існування іншого світу, тому що телевізор їм цього не показує!

Макет: Мир популярных артистов - тоже вакуум. Они замкнуты на себе и на публике, которая их боготворит. Мой вакуум меня устраивает, я не стремлюсь быть телевизионным композитором, мне не нужно торговать лицом, тратить на это время.

Зіна (незадоволено): Якось по-радянськи це виходить  – не хочете мене, то й не треба, я й так геніяльний. 

Макет: Я до мозга костей советский человек, хочу или нет, а такой. А советский человек свое лицо настойчиво не предлагал.

Зиркнула Зіна на темне обличчя Макета, на світле лице Лимона око поклала. «Що то за двоє»... – міркувати почала. Не йняла віри словам деяким дівуля. Здавалося їй, що є й інший бік медалі життєвої. З її комунікативністю падлючою, соціумом, котрий одних викидає, а інших, навпаки, до себе пригортає. І чомусь не було драйву в Підалькіної мову вести про це. 

Зіна (в серцях): Але ж, Льошо, поки ти, як митець, думаєш про своє лице, яке продається чи ні, славнозвісні «танцюючі труси» заполонили інформаціний простір. Чи не здається тобі, що саме через таку пасивну позицію ми й сьорбаємо з екранів те, чого дивитися ніколи б не схотіли?

Макет: То, что мне не нравится -  это, говорят, круто. От меня танцующие трусы им нравятся. Где-то нужно усреднить позицию – не все меломаны, гурманы.

Ледь не гепнулася Зіна Підалькіна зі стільця від слів таких. Озирнулася. Не могла збагнути, що з хлопцями тими робить у клубі київському. Ніяк прийняти не могла вона такої позиції – і нашим, і вашим. Ніяк. Бо вболівала її душа за майбутнє. За суть речей уболівала. За телебачення. Не розуміла, як може музикант, котрий називає себе крутим рокером, котрого інші звуть легендою української рок-музики, як може Льоша Макет, від музики которого дівчина шаленіла, такеє верзти, що й на лоба не натягувалося.  

Макет (дивлячись на розгубленість дівулі, злостиво): Почему я должен быть любезен для интервью? Или я должен говорить так, как тебе хочется?

Лимон (намагаючись призупинити дівоче кліпання очима, міняючи тему): Я был у мамы. Караси были, бутылочка коньяка. (ковтаючи слину) Было прекрасно. Мама была рада. (знову різко міняючи тему і вказуючи на диск) Грех не предоставить прекрасному окружению то, что было сделано за эти годы. (підсовуючи Підалькіній «Щоденник подорожей») Любая музыка несет знания, незаметно. Музыка – это больше чем видение, потому что самый лучший способ понять, что происходит вокруг тебя – это слух… Музыка на телевидении не продвигается, а продвигаются шаблоны. Раньше люди работали на зарплаты. Как работал наш Дом звукозаписи ДЗЗ? Там было два-три человека на ставках, которые переносили так называемые отражатели звука, искали правильную форму звучания записи симфонического оркестра. Сейчас об этих отражателях забыли. Это говорит о том, что они считают, что сало есть сало. Мы потому диск Лешин «Дневник путешествий» выпустили, что не хотим сала. Хотим мяса. Это диск Лешиной музыки, записанной в течении десяти лет. В нем есть трек, записанный Лешей со мной  вместе.

Зіна (до Льоші  Макета): А чи можна тебе, Льошо, називати в інтерв’ю просто музикантом?

Макет: Смотря о чем интервью. Если это общественное мнение в кафе, тогда - да.

Ярослава Лебедєва – дизайнер (несподівано з’явишись в клубі і підсівши за столик): Вся жизнь, Леша, общественное мнение в кафе, пока ты лицо неофициальное… Ты, Леша – официальное лицо?

Макет (переконливо):  Да.

Ярослава (здивовано): Это где же?!

Макет (відбиваючись від дівулі): Всюду!

Ярослава (в недовірі й захопленні): Оба-на!… (продовжуючи тему про телебачення) На нашем ТВ – все нормально. Пока не удовлетворят местный рынок, дальше нем двинутся. Это рыночные отношения¸ рыночные рычаги. Весь мир – это рынок. (до Підалькіної) Наивным нужно быть, чтобы надеяться, что-то изменить. Это делают те партизаны, которые уезжают отсюда. Но и там, за границей они живут по законам другого рынка. 

Лимон: (піддаючись скептицизму дизайнера): Все будет происходить, как и было. Будут покупать попсу, желать ее на телевидении, и только  некоторые люди будут хотеть музыку Макета. Иногда хочется разбить телевизор. Я в последнее время смотрю только старые фильмы и детские мультфильмы. Отдыхаю и учусь правильному творчеству и правильному искусству.

Макет (підтримуючи тему): Пригласили меня как-то на телевидение в передачу о еде и предложили приготовить то, что я ем. Я принес банку повидла с золотом – это индийская фигня. Крыжовник огромный и золотые добавки. Телевизионщики испугались, не дали показать, сказали – режь огурцы и помидоры.

Лимон: (скрививши лице): Я пробовал это повидло. Оно своеобразное. 

Сцена №2. В кнайп-клюбі «Купідон». Та ж компанія, але без Ярослави-дизайнера

Лимон (про телебачення): У меня идут два канала – «1+1» и «Э»-канал… (Зіна, збагнувши, що йдетья про «Еру», залилася сміхом). Я не избалован музыкой на телевидении. «Аншлаг» раньше радовал, а сейчас нет. Плохи дела с юмором на телевидении, если показывают летнюю программу. У юмора есть время года. Летом, когда жарко, одни мысли приходят. А в холод - другие. Я Гальцева люблю. А его летом не было. Мне очень нравится заставочка на «Интере», где показывают Лондон, Будапешт…. И минимализм музыкальный многообещающий (наспівав так, що Зіна аж почервоніла) ту-ту-ту-ту... Эта музыка правильно продумана. Я мог бесконечно смотреть, как показывают города во время рассвета, заката и слушать эту музыку. Показывали бы чаще фильм «Капитан Немо», и особенно музыку ставили, когда идут титры. Благодаря этой музыке наша нация была бы намного тоньше, красивей, духовно сильней. А так гоп-ца-ца – сало и вареники. Приходится на выступлениях и самому начинать с гоп-ца-ца, а потом подмешивать нечто поглобальней. Хорошая музыка незаметно возрождает нового человека в слушателе. И после хорошего фильма, выходит маленький человек поиграть в песочнице и по-другому воспринимает реальность.

Макет: Продюсеры в своем кружке хвалят друг друга, делятся умозаключениями и концепциями, а на самом деле все фальшь, потому что сводится к одному – получат за это деньги или нет. А в это время мир  параллельно движется своим путем.  Раньше у социума была идея, мечта, все стремились к коммунизму. И жили на одну зарплату, и у всех была цель. А сейчас все поняли, что жизнь проста, кушаешь, проживаешь свои деньги и не к чему стремиться.

Зіна: А яку роль відіграло телебачення в цій ситуації?

Макет: Предназначение телевидения психологическое. Почему выпускаются фильмы ужасов? Потому что они снимают стресс. И, как это ни парадоксально, взрослый человек легко засыпает. Почему показываются передачи о катастрофах, войне, и так мало познавательных и научных? Телевидение контролирует общество, это серьезное психологическое оружие…

Сашко Лисокобилко – продюсер (підсаджуючись за столик до компаніі, підтримуючи тему про телебачення): Пытаются тебе впихнуть каких-то чебуреков. Сколько можно? Программные директора определяют, что нам смотреть. Они все в ненавистном слове «формат», который определяют папы, дающие деньги. Если приносит это копейку, тогда - формат. Не приносит – пусть оно золотое, все равно неформат. (вказуючи на на Макета) Макет - это неформат. Включи радио, не услышишь его. Его пытаются причесывать, а он как ежик, как ни причешешь, все равно колется.

Зіна(здивовано): Але ж усі телевізійники кажуть, що неформат – це те, чого лише вузьке коло глядачів потребує!

Сашко: Это огромное заблуждение. При Советском Союзе с идеологической точки зрения не принималась массовая культура Запада. Все, что в Союзе – это хорошо, а что там – это все попса. Совок рухнул, все сразу же ухватились за так называемую массовую культуру. Берется некий усредненный уровень интеллекта, и неясно, кто давал право определять уровень интеллекта нации. Они ориентируются на Поплавского, Киркорова, Сердючку. Но если провести социологический опрос, то из ста это может нравиться только десяти.

Зіна: А рейтинг?

Сашко (усміхнувшись наїівності дівчини): Сначала работают деньги. Песня идет в эфир как на телевидении, так и на радио. Это навязывается, потом проходит год-два и все превращается в зомбирование. А народ очень легко ведется, потому что он вечером приходит с работы, и ему некогда думать о высоких духовных ценностях. Для него духовные ценности - чтобы семья была одета, обута, не голодна. Он включает телевизор, радио, а там Поплавский или Сердючка, и он привыкает к ним. Деньги делают деньги. Настругали таких уродов, как Поплавский, и они приносят деньги. А в других странах, чтобы такого не происходило, есть департаменты культуры. В физике есть момент, когда пар превращается в капельку росы, и называется он точкой росы. Министерство культуры должны быть настолько высокодуховным, чтобы контролировать эту точку и не давать воде превращаться в пар.

Неформат – начиная от этноса и заканчивая экспериментальным джазом. Министерство должно контролировать, но не может, потому что людей, работающих там, устраивает присутствие Поплавского. Раньше была идеология, которая устанавливала жесткие рамки, покруче, чем формат, но в «ящике» были и фольк, и рок, и классика. Все равно талант находил выход, потому что это было честно. Наша попса деланная, но кроме нее есть много того, чего народ не знает и в ближайшие годы не услышит. Это бизнес тех людей, которые купили каналы радио и телевидения. Нужен контролирующий орган, как таможня,  на телевидении.

Зіна (несподівано): А Вакарчук, Скрипка – теж попса?

Сашко: Вакарчук - попса, потому что в каждой второй песне я узнаю, у кого он украл музыку. Может, тексты он пишет сам, но сомневаюсь. У Скрипки бывает много конъюнктуры. Извините, всем кушать хочется. Но у него все честно сделано, не украдено у кого-то. Что касается остального, то на российском телевидении есть проект «Поющие деньги». Там показываются те люди, которые платят деньги  за свои выступления. Жены богатых мужей и прочие. Кстати, Поплавский вполне мог бы выступить в подобной передаче, но у нас почему-то боятся это афишировать. Вы говорите «попса», но на западном телевидении, есть у тебя деньги или нет – ты бы не прошел. Там все пашут. А Поплавский берет со своих студентов деньги и позволяет себе выступать. Он бизнесмен. Сам говорил, что после его концерта к нему подходит человек сто потенциальных студентов. Я бы на месте Министра культуры привел бы его к ответственности за злоупотребление служебным положением… А у нас он «форевер», так о какой культуре может идти речь?

Макет: В игре, которая играется, никто не понимает значения таинства жизни.

Зіна: Ти його збагнув?

Макет: Игра жизни - в выживании и  самоутверждении.  

Останні слова Макета не додали Зіні духу. «Невже музикант класний в такому лайновому світі живе?» – задалася питанням. Тим не менш, Підалькіна мала оптимістичний настрій. Бо, сидячи біля свого ящику, забула, що у світі є вулиці і люди. Що люди ті бувають розумні і не дуже. Що з ними вельми цікаво спілкуватися. І подумала, якщо телевізор не працюватиме і надалі – не біда, завжди можна вдягти добре потоптані черевички і пуститися у мандрівку по київських кав’ярнях, де тобі розкажуть усе, чим телевезійний світ живиться.