5 ноября, в 17:40 воскресного вечера, на украинских телеэкранах впервые появилась «Фабрика красоты. Made In Ukraine» – известная американская программа, но в отечественном исполнении.

Телевизионному формату «Фабрика красоты» недавно исполнилось три года. Его придумала компания Уолт Дисней, использовав в качестве главной идеи простое человеческое желании – быть красивым. К старой истории про Золушку домешали чудеса современной пластической хирургии и косметологии. После первого сезона в Соединенных Штатах формат приобрели страны Европы, Скандинавии, Россия. В Украине с американским форматом работал канал ICTV. Канал взялся за собственное воплощение формата вместе со столичной клиникой «Борис» и Украинским институтом пластической хирургии и косметологии «Виртус».

Первые заявки на участие в проекте канал принял в мае 2006 года. Через несколько дней в почтовый ящик ICTV посыпались тысячи анкет с фотографиями. Позже отобранные после первого тура приехали в столицу и в течении пяти дней являлись на осмотр к медикам. Продюсеры и врачи отказывали одним, даря надежду другим. В итоге, осталось 10 женщин, которые впоследствии стали участницами проекта «Фабрика красоты. Сделано в Украине». Основной критерий отбора – медицинский: противопоказано или нет. Важен также социальный: насколько «превращение» может стать значимым для конкретной женщины.

Как рассказал гендиректор ICTV Александр Богуцкий, на проекте были и курьезные случаи. Во время отбора одна из претенденток-киевлянок положила перед организаторами пять тысяч долларов наличными и попросила взять ее в программу. По словам врачей, она была вполне симпатична, но пламенно хотела попасть на телевидение.

10 выпусков программы снимались 4 месяца. Руководила этим, очевидно, непростым процессом известный режиссер,  продюсер службы развлекательных проектов канала Алла Липовецкая. Предлагаем вам беседу с ней.

– Алла, вы сказали, что украинская «Фабрика» лучше американской. Почему? Объясните.

– Американский проект очень хороший – видны  огромные деньги, которые в него вкладывались. Плюс – медицина у них на фантастическом уровне. У нас они тоже хороши, но не все технологии еще доступны в Украине. У нас нет оборудования. Хотя за эти 3 месяца я убедилась в том, что наши хирурги могут сделать все. Но мы проект ограничивали в сроках. Поэтому кастинг могли пройти только те, кто успешно сдавал, образно говоря, 28 тысяч анализов, у них была интересная история, они нам интересны как личности и возможно было их сделать красавицами за короткий срок. Это тоже было важно – чтобы за 3 месяца справиться. Потому что было очень много желающих, которых бы мы с удовольствием отобрали для проекта, но проблемы, которые у них были,  нуждались в многоэтапной пластической хирургии. То есть, из кого-то можно было сделать просто красоту неземную, но за год. А мы не можем себе позволить такие сроки. У нас было 3 месяца.

– Но это все-таки больше медицинский аспект, а нас больше интересует телевизионные трудности. С чем справились, с чем не справились?

– Трудно было только в организационном плане, но не в технологическом. Для нас уже ничего нового не было. Это же не какой-то реалити, где там подсматривающие камеры, навороченная техника, дающая невероятную картинку. Команда в проекте была достаточно большая. Потому что параллельно мы снимали 10 историй, 10 разных судеб, операций и все, что с этим связано – это было сложно.

– Насколько большой была команда?

– 3 съемочных группы, 10 редакторов, 3 режиссера, 2 ассистента, большая административная группа, куча линейных продюсеров – это те, кто вели проект все время. И еще была масса людей, которые присоединялись к нам на разных этапах. Это фотографы, например. Мы делали мучительную фотосессию до операции и уже перед выпускным вечером.

Но выпускной вечер мы снимали уже в другом режиме. Это был четырехкамерный ПТС, мы выстраивали специальную площадку  на территории нашего особняка. Каминный зал, грубо говоря. Там мы снимали приезд родственников, слезы, сопли и праздник.

Формат был для нас страшно «менингитным», страшно сложным. Но не потому, что это было что-то новое, чего мы раньше никогда не делали. Это было многоэтапно, сложно в человеческом плане, в организационном. Это как в любом реалити, когда каждый день может случиться что-то, чего ты не предполагал. Ты можешь сколько угодно планировать график съемок, но ничего все равно не получиться. Плюс эти женщины, которые живут в одном доме – то они поссорились, то они помирились. Мы хотели, чтобы у каждой была своя судьба в проекте. У них были свои спальни, свои столовые, свои стилисты. У каждой было своего, индивидуального «полный вагон». Но, тем не менее, официально это была одна территория, один дом, один парк. Хотя даже холлы у них были разные. Они могли достаточно автономно жить. Но, конечно, в течение этих трех месяцев им хотелось с кем-то поговорить. Представляете – изоляция три месяца! Это же с ума сойти можно.

– Каков был ритм съемок? Сколько уходило времени на одну героиню?

– Если я вам объясню, это почти невозможно. На каждую героиню был свой съемочный график. Одной сегодня чинят зубы, у второй сегодня фитнесс-инструктор, у третей сегодня же макияж и что-нибудь еще, у четвертой анализы, у пятой подготовка к операции и так далее. У нас есть 3 съемочных группы, и мы должны были снять все, что мы считаем важным по каждой героине. В принципе, у героинь было крайне мало времени просто отдохнуть, погулять по саду, почитать книжки или что-то в этом роде. У них постоянно были фитнессы, диеты, обход врачей. У них, как бы, не было свободного времени. Но вечерами (переходит на шепот) они сливались в едином женском порыве поговорить, рассказать, кто что пережил. Тем более, что для них это были новые эмоции, новые переживания. Все женщины были действительно разные – замужние, разведенные, из села, из города, с образованием, без образования, у кого муж в тюрьме, у кого умер…

– Вы лично научились чему-то новому в профессиональном смысле?

– Только в плане открытия человеческих характеров. Хотя могу кое-что сказать вам. Этот формат делали в 8 странах мира. Крупные европейские страны: Франция, Британия и в России. Сейчас в Каннах был телерынок, и там были представители Диснея, у которых мы этот формат покупали и с которыми мы общались на этапе создания проекта. Мы им передали диск с первым эпизодом этого проекта, который мы смонтировали. Продюсер Диснея кричал: «Боже, я никогда не верил, что в Украине могут сделать что-то подобное. Это лучшая из иностранных версий, которую я когда-либо видел». А наши ребята, которые ездили в Канны, говорят, что он там устроил целый просмотр. В тот момент, когда мы еще не знаем реакции наших зрителей, мы рады, что это уже понравилось правообладателям формата. И они написали нам такое трогательное письмо, где в конце было написано такое: «Мы счастливы, что наше детище в надежных руках».

– А сколько стоил формат?

– Это коммерческая тайна. Проект очень дорогой. Именно производство. Вообще, покупка лицензии – это не так дорого, как многим кажется. Другое дело, что не каждому ее продадут. Мировой производитель, если вы пришли с улицы, никогда не будет с вами работать. Потому что, продавая формат, он ставит под угрозу свой имидж. Мы, когда покупали, показывали 28 тысяч рекомендаций, сделанных продуктов. На территории Украины на данный момент есть только один проект, лицензия на который действительно дорогая. Это «Танцы со звездами». Все потому, что в торгах за этот формат участвовали все крупные каналы этой страны. 

– А что именно вы показывали ребятам из Walt Disney, чтобы они поверили в серьезность ICTV?

– Во-первых, нас хорошо знают. Мы показывали, что мы вообще работаем с форматами, в принципе. У нас был очень удачный формат компании «Фриментал», назывался «Две блондинки против грязи» в русской версии, у нас она называлась «Королева чистоты». Это такая консюмерская программа, когда две чувихи приезжают к вам домой и смотрят, и если там грязно, они начинают убирать. Она была очень сложная в производстве, очень тонкая, остроумная, британская. Это был удачный формат в нашем исполнении. Потом у нас есть формат «Акулы бизнеса», который очень уважают мировые продавцы форматов, потому что его делали очень серьезные европейские страны с серьезным уровнем бизнеса. И когда мы сделали его перед русскими, и сделали его хорошо, то это тоже повлияло. И продавцы были довольны. По сравнению с оригинальной версией, наши «Акулы бизнеса» – они качественнее, визуально качественнее. Мы можем спорить о том, какие наши миллионеры, какие у них в Англии миллионеры, но в телевизионном плане они сами признались, что у нас лучше получилось, чем у них.

–  «Акулы бизнеса» действительно работают? Случаются крупные инвестиции?

– Да, конечно. Честное слово.

– А каков интерес этих бизнесменов, которые принимают участие в этом?

– Во-первых, промо, во-вторых, где-то это все-таки для них инвестиции и деньги начинают работать. Конечно, они не открывают что-то совершенно новое. Если они совершенно не разбираются в предмете предлагаемого бизнеса, они в это не влазят, даже если чувствуют, что в идее что-то реально есть. Вот в последней серии ребята-дизайнеры, студенты Киево-Могилянской академии, занимаются производством таких дорогущих букетов цветов, которые там по 200 гривен каждый. И Кордаков дал им достаточно большие деньги на это. Я подумала: «Странно, он никогда не имел к этому отношения». Оказывается, он уже год как купил какие-то зеленые хозяйства, и у него сейчас просто будет своя сеть торговли живыми цветами, елками, палками, и он туда же будет интегрировать этих ребят с их букетами. Все имеет свою логику. То есть, если есть идея, то успех возможен. Проблема еще в том, что «акулы» понимают, что это – телевизионное шоу, и они понимают, что они отдают свои деньги. И, как бы не хотелось красиво выглядеть для телезрителя, если это стоит человеку миллион, то нужно еще подумать, перед тем, как дать его. Они так же заинтересованы дать этот миллион людям, как мы – показать, что это произошло. Они понимают, что если они долго будут отказывать, телезрителю станет не интересно. Ему интересны истории успеха.

– Какая самая большая сумма, которую они вложили?

– В прошлом сезоне они вложили одну большую сумму – три с половиной миллиона долларов. Это была какая-то сложная фигня, в которой я так и не смогла разобраться. Это была переработка жома. А жом – это отход сахарного производства, который на самом деле всем нужен, чтобы что-то производить. В общем, очень сложно. Черненко дал эти деньги и сейчас он реально занимается этим. Мы же периодически снимаем сюжеты про то, как развивается бизнес, в который они инвестировали средства. Развивается он медленно. Но мы только весной прошлого года первый раз сняли программу. Конечно, за лето никто суперкомпании не построил. Но все движется.

– А бывало ли такое, что бизнесмены во время записи деньги инвестируют, а после программы передумывают?

– Нет, такого не бывало. Бывает другое. Бывает, что человек публично, при всех получил инвестицию, а потом забыл, забил, я не знаю, что с ним произошло. Есть же масса людей, но это не значит, что они бизнесмены. Вот эти пятеро – они хотят инвестировать деньги не просто в идею. Они сами очень креативные и могут идеи выдумывать на раз. Они ищут человека, который имеет хорошую идею и они видят, что он готов ею заниматься. Вот были у нас ребята – они получили 200 тысяч гривен на студенческую газету. Очень убедительные такие. Им дали деньги. Но началось лето, что-то там не сложилось, у кого-то девушка, у кого-то еще что-то. И все – ничего не работает. Не будет же миллионер сам заниматься студенческой газетой.

– Вы говорили, что мужчины приходили на отбор в проект. Что они хотели изменить?

– Приходили, но мало. Толстые, с кривыми носами, жуткими подбородками… По большому счету – то же самое, что и у женщин. Единственно, что они не просили ничего увеличивать: ни грудь, ни член. Мы очень хотели в проект мужчину – для нас это было бы очень интересно. Но в основном мужчины все были полные очень, и эта их чрезмерная полнота не давала им перенести многочасовую анестезию. Наркоз – это страшное испытание для организма.

– На что больше всего ушло денег?

– Затраты на хирургов и затраты на съемки – они практически одинаковы. Мы арендовали дома, покупали платья, арендовали лимузины.

– Если находиться на корме бюджета, если отвечать за организацию растрат на проект, воровать можно?

– Если творчески подходить к этому процессу, то подворовывать, я думаю, можно. Но у нас живых денег почти не было. Счета просто отправлялись каналу, безналичные расчеты.

– Как снимались кадры из операционных?

– Просто тупо операторы надевали бахилы, халаты, колпаки и съемочная группа присутствовала при операциях. Конечно, периодически они покидали помещения – им плохело, но там реально было от чего.

– Как вы считаете, телесная детализированность – она необходима для такого проекта?

– Мы ее очень ограничиваем для финальной истории, которую покажем по телевизору. Но дело в том, что мы рассказываем историю человека. И в этот сорокапятиминутный промежуток зритель должен полюбить его, понять всю его историю до «Фабрики красоты», увидеть, как тяжело ему было меняться. И эта телесная часть – операционная – это лишь инструмент воздействия на телезрителя, чтобы передать ту степень боли, которую человек превозмог в желании измениться. Операция – это все равно болезненно. Но все это они делают для того, чтобы стать красивее, стать лучше. Вот они поставили себе цель: «Я хочу быть красивой». И куча народа собралась, чтобы ее одну сделать красивой. Но она тоже мучается, страдает, у нее все болит после операций. И как в 45 минут все это зрителю передать? Мы группа – мы с ними жили, мы все понимаем и помним, что было. Когда мы уже смотрели смонтированный материал, мы говорим: «что-то не так», потому что мы все помним в нюансах, как ей было плохо, как она плакала, как она рассказывала про мужа-негодяя, или про дочь, которую она родила только для себя. Но вот мы смонтировали кусок – не передает он всего. Значит, надо чегото добавить. Это все делается для того, чтобы тот, кто сидит по ту сторону экрана, понял то же, что и мы. Монтаж первого эпизода длился полтора месяца. Первый раз всегда очень сложный – дальше оно пойдет по конвейеру. Все равно телевидение – это завод.

– Почему программу поставили на 17:40?

– Во-первых, есть некоторые важные этапы в сетке канала, когда зритель, повинуясь рефлексам собаки Павлова, приходит к телевизору, потому что знает: вот сейчас будет фильм, сейчас новости. И появление наших 10 эпизодов не может перебить зрителю «вековой» опыт смотрения новостей.

– А второй сезон планируется?

– Все зависит от первого. Если будут плохие рейтинги, во что я не хочу верить (смеется), то не будет, потому что проект дорогой. Но у нас прогнозы оптимистичные. Если фокус-группы говорят, что мы будем это смотреть в прайм-тайме выходного дня, то это говорит о многом.