Президент отвечал на вопросы журналистов. Отвечал пространно, толково, спокойно – в обычной своей легкой, слегка исповедальной, мыслительной манере, которая метафизически странным образом совпадает с его манерой при беседе легко и максимально, выбросом рук, обнажать белые манжеты рубашки.

Телекамера и вся система коммуникации ТВ 5 канала показали телезрителям нашего Президента из одной точки – его говорящую голову, его жесты, его красный в полоску галстук. Донесли также его слова. Кроме слов Президента, в телевизоре также можно было расслышать слова журналистов, точнее, журналисток. Но почему-то телевизионщики не удосужились показать никого из тех, кто задавал вопросы Виктору Андреевичу. У 5 канала по-прежнему проблемы с техникой и не хватало камер? Оттого и лица журналистов, да и вся аудитория авторам прямой трансляции были недоступны? Или, может, неинтересны?

Думаю, на этой пресс-конференции телекамеры, снимавшие Президента, были красноречивей его самого – они, в сущности, обнажили фундаментальную проблему болезненного перехода власти от монолога к диалогу. Они показали «диалогическую незрелость» нашей новой власти. Ушедшая власть не нуждалась в диалоге с обществом, она в лице своих главных «говорящих голов» демонстрировала государственное «сознание вообще» – это было тяжкое наследие идеологического монологизма советской цивилизации.

Государственная мудрость бывших генсеков и президентов исключала множественность сознаний как излишнюю роскошь. Это был культурный принцип целой эпохи, нашедший свое выражение в идеалистической философии. Всякое индивидуальное сознание не имело познавательной ценности, поэтому показывать, например, лицо журналиста, спрашивающего о чем-либо генсека Брежнева или президента Кучму, было совершенно ни к чему: оно только портило видеоряд и создавало информационный шум.

Как отмечал исследователь этой проблемы М.Бахтин, в таких культурных условиях единственным принципом познавательной индивидуализации была ошибка. А истина довлела одному сознанию и одним устам – начальственным. В разные времена к «ошибающимся» индивидам относились с разной степенью «редукции». Но их всегда «выносили за скобки» – помещали в Гулаг и психушки, исключали из институтов и учреждений, лишали премии и аккредитации. Наконец, не пускали на пресс-конференции, а если пускали, то лишали «чести» задать заготовленный вопрос. А если вопрос все же бывал нечаянно и нагло задан, то в эфире был только ответ-отповедь. Это было совсем недавно.

И вот у нас, хочется верить, революционные перемены. Для многих, кто наловчился измерять прогресс прагматическим критерием житейского успеха, верхом революционных достижений может быть принятый бюджет с его социальными приоритетами, кадровая политика с её мнимой гарантией некоррумпированности или иные приобретения. Мне же кажется, что без решительного преодоления идеологического монологизма победных перемен не будет. Без человеческого лица, задающего вопрос, и равного ему человеческого лица, отвечающего на вопрос, без диалога как культурного принципа, пронизывающего всю организацию жизненного уклада, мы останемся там же, где и были.