Новий продукт «Громадської організації «Детектор медіа» розповсюджується безкоштовною поштовою адресною розсилкою.

Замовити друковану версію «Детектор медіа» можна, надіславши свою поштову адресу на наш e-mail: info@detector.media або 04112, Київ, вул. Ризька, 15, ГО "Детектор медіа".

Приснопамятные полит-мультики образца 2002 года довольно точно улавливали характерные черты ведущих политиков Украины, во всяком случае, визуальные.

ХОМА БРУТ ВЕРХОВНОЙ РАДЫ

Собственно, в этом и сила гротеска – делать характерное преобладающим. Владимиру Литвину в этом смысле крупно повезло. Высокие надбровные дуги, густые брови делают его взгляд как минимум запоминающимся. Поэтому увеличивать и так выдающееся без желания явно поиздеваться не было никакого смысла. Поэтому запомнился Литвин в тех мультиках весьма добродушным и всему удивляющимся, не особо решительным персонажем.

Говорят, бывший глава президентской администрации после университета подрабатывал сторожем в детском саду КГБ. В чем-то должности сходные – говорить надо негромко и ласково, ходить тихо, но смотреть в оба – не завелось ли в каком горшке идеологически вредное содержимое. А от природы внимательный взгляд всегда наделял его носителя как бы особой старательностью.

Но заостряться на подробностях политической биографии Владимира Литвина в данном случае не имеет смысла, поскольку формально она похожа на многие биографии позднекоммунистических активистов, фактически слепивших из южмашевского праха Леонида Кучму. Но принципиальное отличие Литвина в том, что он, и еще пара-тройка активистов, действительно вдохнули в этого Голема политическую жизнь. Для этого нужен талант.

Тяжкое бремя Литвина, невооруженным взглядом заметное с телеэкрана, состоит в том, что он, судя по всему, человек, любящий читать книги. Но, вынужденный вращаться в среде, где это приоритетом не является. Поэтому его речь, особенно когда она носит следы импровизации, изобилует характерными мелкими паузами, когда говорящий вынужден подбирать слова либо попроще, либо не такие обидные.

Смеем предположить, что уроженец села Слобода Житомирской области нехорошие слова выучил еще в детстве, но дальнейшее образование и карьера показали, что гораздо предпочтительнее нормативная лексика. То есть Литвин, обращаясь к кому-либо, вечно ищет оптимальный способ аргументации, чтоб было попонятнее слушателю, но иногда в ущерб себе, собственным мыслям.

В этом смысле не исключено, что его инаугурационная речь в качестве новоизбранного Председателя Верховной Рады была действительно написана им самим. Ведь это был шанс высказаться от себя лично, без постоянной оглядки на множественную политкорректность и прочитанные книжки. И она явилась неким переходным этапом от посттабачниковского мультяшного Литвина, все больше удивленно помалкивающего, как Дастин Хоффман в фильме «Человек дождя» (но при этом все точно считающего), до политика, постепенно приобретающего действительный авторитет.

Любопытно, что характерная вздернутость бровей Литвина является естественным усилителем любого текста, который он произносит. Если он гневается – то это уж просто негодование. Если удивляется – то изумление. А уж если улыбается… Таким образом, объективно затрачивая энергетически небольшие усилия, нынешний глава Верховной Рады может оказывать то же воздействие на своих визави, что иные – метанием пепельниц или вырыванием микрофонов. А это на такой нервной работе означает сильную экономию психической энергии и направление ее на более рациональные цели. Что делает этот самый пост конкретно для Владимира Литвина не таким уж дискомфортным, но перспективным.

Странным образом сильные стороны этой личности являются одновременно и ее слабостями, если оценивать это со стороны электората. Дело даже не в том, что украинские политики радостно не простили Литвину некий плагиат с работы американца Каротерса. Следуя логике этой оценки, большую часть украинских специалистов по общественным наукам, внимательно почитав их труды, нужно было бы просто немедленно расстрелять. Однако дело еще и в том, что человек, посещающий хорошего парикмахера и дантиста и по выходным не пьющий водку, а играющий с друзьями в футбол, становится «классово чужд» основной массе зрителей, даже если они этих подробностей и не знают. Но классовое чутье-то остается! Литвину, конечно, далеко до зоологического неприятия пролетариатом, скажем, душки Хорошковского, но на интернет-баннерах с пририсованным подбитым глазом, он, ручаюсь, становился роднее каждому, включившемуся в Интернет в понедельник с утра.

То есть наш объект изучения обладает неким приятным набором природных и благоприобретенных свойств, с которым трудно мимикрировать, адаптироваться и т.п. Хотя в украинской политике уже сам факт наличия хребта создает для обитателей этого террариума единомышленников серьезную проблему. Но этот набор не был таким безальтернативным, как, скажем, у Степана Хмары, или с огромным потенциалом, как у Юлии Тимошенко, что определяло выбор политического пути задолго до осознания факта выбора.

Владимир Литвин пластичен, что позволяет ему соединять умеренную фотогеничность с телегеничностью, но в любой статической ситуации – будь то администрирование Кучмы или очередная стагнация в Раде – он проигрывает, выигрывая. Потому что рулящие страной пытались ему отводить роль даже не исполнителя, а наполнителя. А в статике становится очень заметно, что «наполнитель» лучше, чем предполагаемое обрамление в виде этих самых рулящих. И не такой шустрый и наглый, как они. И по сравнению с ними – вообще аскет. Причем основное усилие его мимики, если не брать во внимание очевидное раздражение, – это желание подавить улыбку, глядя на очередную несуразность нардепов.

Владимир Литвин психологически очень устойчив и дисциплинирован за счет этой гибкости и обладает большим внутренним пространством для маневра, о чем его окружающие не всегда догадываются. Он, подобно Хоме Бруту, очень четко очерчивает незримый «магический круг» в Верховной Раде из своего интеллектуального багажа, опыта наступания на политграбли и природных качеств характера. Но до третьих петухов еще ой как далеко!

МАЛЬЧИШ НИКОЛАЕВИЧ КИБАЛЬЧИШ

Если бы Мальчиш-Кибальчиш простоял день и продержался ночь, то впоследствии он неизбежно сделал бы классическую партийную карьеру. Стал бы инструктором, заведующим отделом, секретарем разных комитетов ЛКСМУ, а потом и парткомов. И называли б его «товарищ Кибальчиш», и избрали б в нардепы. Именно такой классицизм политической драматургии (включая Ренессанс после отмены запрета на деятельность КПУ) прошел Петр Симоненко. С той разницей, что плывущие пароходы и летящие самолеты не отдают ему салют. Не только потому, что Петр Николаевич живой, слава те Марксе. А потому, что плывут и летают они еле-еле, а как только норовят отдать салют, так сразу сталкиваются, падают и взрываются.

Очень трудно отделить любого коммунистического лидера как личность от партийной линии. Модальность вышеупомянутой связки, как известно, состоит в том, чтобы колебаться вместе с этой самой линией.

Визуально и текстуально за Петром Симоненко официальное телевидение закрепило образ главного клеймителя буржуинской власти. Ну, разумеется, и ее коварных наймитов – подлых оппозиционеров, которые специально отвлекают трудящих от уплаты партвзносов. Тексты, произносимые при этом Петром Николаевичем, крайне интересны с точки зрения психоанализа. Если народ, требующий социальной защищенности, в его высказываниях всегда предельно дифференцирован – и классово, и сословно, и по профессиям, и по регионам – то власть в подавляющем большинстве филиппик анонимна. Она – эдакий трансперсональный кошмар, «человек без лица», персонифицируемая парадоксальным образом лишь лидерами оппозиции, выполняющими волю еще более коварных властителей с Запада. То есть налицо фрейдистское замещение личной обиды отсутствия во власти, поскольку конкретная персона со стороны власти предполагает необходимость сравнения ее личностных качеств с качествами соискателя. А по части властострастия Петр Николаевич Леониду Даниловичу все же проигрывает. Хоть и рожден тоже под знаком Льва. Но вторая часть его политического гороскопа – год Дракона – указывает, согласно восточным трактовкам, что это в высшей степени демонстративный, карнавальный персонаж, изрыгающий дым и пламя лишь по праздникам. Поэтому он отменно телевизионен. И именно поэтому телевласть разбавляет его партийный имидж рефлексиями Крючкова, а при особой неуставной ретивости еще добавляет Грача и Олийныка.

Петр Николаевич был очень хорош в кадре как пугало «красной угрозы» для правых в начале 90-х. Обладая связной речью, легко переходя с украинского на русский и наоборот, Симоненко представлял собой образ некоего коммунистического лидера с человеческим лицом, этим самым обстоятельством еще более настораживающего. Но ситуация за десятилетие радикально изменилась, «донецкие» показали коммунистам (и доказали на выборах в Раду), что «реальные пацаны» красную масть не признают никогда. После первого шока Симоненко Донецк вообще больше не критиковал, и вся риторика осталась прежней. Часть электората перетекла к донецким победителям. А оставшийся, стремительно стареющий электорат предпочел бы видеть в качестве своего вождя нечто более сообразное своим кризисным ощущениям, некоего южнорусского Ампилова. Но Симоненко для этой вовсе уж гротескной роли слишком политик, к тому же достаточно вальяжный.

Наличие тщеславия очень мешает политической эквилибристике, которой требует роль коммунистического лидера. Поэтому, выкарабкиваясь из этой неудобной старческой электоральной ниши, Симоненко очень оригинально отвечает на конфликт между вызовами времени и партийной мифологией. Он не только обновляет команду, привлекая к ее управлению 40-летних, но и очень интенсивно омолаживает свой образ. Петр Симоненко, например, перестал грозно хмуриться в камеру, потому что в сочетании с чувственными губами, природной смуглостью кожи и блестящими глазами это всегда смахивало на семпл из бразильского телесериала. Он еще не использует жестикуляцию, но плечи уже не так зажаты и корпус больше не норовит броситься на амбразуру телекамеры, а свободно поворачивается в три четверти.

Такой тип самопрезентации, однако, ни в коей мере не рассчитан на грядущие президентские выборы. Те по умолчанию требуют от кандидата запоминающейся эпатажности, провокативности и ситуативной бескомпромиссности, поскольку имидж кандидата в Президенты Украины – короткоиграющий, до осени. Задача Симоненко, как у Мальчиша-Кибальчиша – день простоять да ночь продержаться до парламентских выборов 2006 года.

Любопытно, что «Мальчиша-Кибальчиша» Гайдар написал в 30-х годах во время очередного лечения в Хабаровской психбольнице. Мультяшный по динамике образ несгибаемого взрослыми буржуинами ребенка, безусловно, несет в себе отголоски садомазохистских наклонностей самого комиссара Голикова. Всякая непреклонность, особенно идеологически обоснованная, всегда вызывала повышенный интерес психологов и психиатров. Поэтому верить в нее вменялось в обязанность исключительно рядовым членам партии. А Петр Симоненко выглядит благополучным и психически вполне здоровым человеком, но, тем не менее, продолжает и за идею сражаться, но и варенье с печеньем не забывает. Измена? Да нет, это просто продолжение сказки.