Сергей Лойко: «Меня никто не сможет обвинить в пропаганде. Ни в ватной, ни наоборот»
Сергей Лойко: «Меня никто не сможет обвинить в пропаганде. Ни в ватной, ни наоборот»
В марте Прямой канал презентовал документальный фильм Сергея Лойко «Гибридная история», о деле трех бывших участников АТО, оказавшихся фигурантами дела СБУ. Фильм четырехсерийный, с большим количеством героев — так что иногда сложно запомнить и уследить за связями персонажей. И сама история скорее напоминает детективный роман, а не реальное дело, расследуемое службой безопасности.
Итак, в фильме есть: три бывших участника АТО из города Каменское, которые поехали по предложению знакомых в Москву на заработки. Когда они приехали, выяснилось, что строить им ничего не нужно. А нужно ездить по заранее указанным адресам, звонить оттуда на заранее условленные номера, произносить определенный текст — в общем, производить впечатление, что они готовятся устроить несколько терактов. Ветераны якобы не знали о таком подготовленном для них сценарии, быстро съехали со съемной квартиры, в которой жили в Москве, и вернулись в Украину, где обратились в СБУ и дали показания против организаторов поездки — тоже жителей Каменского Дарьи Мастикашевой и Александра Каратая.
Как следует из фильма, СБУ арестовало обоих — и Каратай, и Мастикашева сначала признали свою вину, потом отказались от показаний, заявив, что их пытали. Мастикашева к тому же оказалась гражданской женой российского гражданина Сергея Соколова, которого следствие считает основным организатором этой поездки украинских атошников в Москву. Сам Соколов хоть и отрицает свое участие в деле, но при этом неоднократно выступал на российском телевидении, где заявлял, что у него есть «сеть агентов» в Украине и он собирает компромат, например, на сотрудников СБУ, проводит свои «расследования» обстоятельств падения «Боинга» и убийства российского депутата Вороненкова. Он говорит, что Мастикашеву, с которой его связывают романтически отношения, арестовали «в отместку» за эти его якобы расследования деятельности СБУ. Как утверждается в фильме, «расследования» на поверку оказываются фейками, созданными в Украине за деньги того же Соколова. К созданию этих фейков также причастны несколько жителей Каменского.
Из фильма можно сделать вывод, что поездка в Москву была спланирована кем-то, кто планировал реально совершить теракты, а вину возложить на украинских граждан. В фильме проводится параллель между взрывами жилых домов в Москве в 1999 году, к которым были причастны сотрудники ФСБ (по версии некоторых политиков и журналистов) и которые послужили поводом для начала второй Чеченской войны. Возможно, такой же сценарий готовился и в этот раз — чтобы начать полномасштабное вторжение в Украину. Соколова в итоге арестовали — но не СБУ, а ФСБ — также по обвинению в инсценировке терактов, но не тех, о которых идет речь в фильме. «Детектор медиа» поговорил с режиссером и ведущим Прямого канала Сергеем Лойко — о работе над фильмом, его героях, СБУ и всей этой запутанной шпионской истории.
— Сергей, почему вы обратили внимание на историю, которая легла в основу фильма «Гибридная любовь»?
— С Алексеем Семеновым, моим близким другом, которого я давно знаю, мы сначала готовили программу про войну, а потом я предложил сделать фильм. Как-то в выходной день мы сидели, обсуждали этот проект, а команда Прямого в этот момент поехала на пресс-конференцию СБУ, на которой силовики рассказали историю атошников, готовивших, по их мнению, взрывы в РФ. Оттуда позвонил журналист и пересказал вкратце всю эту историю.
Я давно интересовался историей взрывов в Москве. Она не дает мне покоя, потому что я был в Рязани на следующий день после того, как там хотели взорвать дом (в 1999 году, после серии терактов в Буйнакске, Волгодонске и Москве, в результате которых погибли 307 человек, жильцы жилого дома в Рязани обнаружили в подвале мешки с неизвестным веществом. В первых заявлениях силовиков РФ значилось, что в мешках был гексоген, который был использован для взрывов некоторых других жилых домов. Позднее ФСБ назвала появление мешков в подвале рязанского дома частью «атитеррористических учений», а вещество, содержащееся в мешках, сахаром. — Авт.). Тогда я разговаривал с милиционером, который прибыл на место по вызову местного жителя Картофельникова и нашел те самые мешки . Этот милиционер в 95-м году воевал в Чечне, был там взрывотехником. И он мне тогда сказал: «Я сахар же от гексогена могу отличить!»
Когда с конференции СБУ позвонил журналист Прямого, главное, что я понял — что эти люди якобы хотели в Москве что-то взорвать. Я говорю Семенову: «А можно я поеду?» Он согласился. В это время стали звонить Василию Сергеевичу Грицаку, в пресс-службу, чтобы он дал эксклюзивное интервью, на которое вообще надеяться никто не мог, и я тем более. Оказалось, что он читал мои книги, согласился на интервью и попросил меня задержаться допоздна после пресс-конференции, и мы поговорили. Потом, уже когда я делал фильм, у нас было еще одно, теперь уже большое интервью.
После этой пресс-конференции, когда я внимательно посмотрел ее, я решил, что сделаю смешную статью, о том как пропаганда рождает контрпропаганду. То есть там придумали распятого мальчика — а здесь, по моему первому впечатлению, придумали вот этих трех атошников. Я не мог поверить в эту историю, но решил все-таки поговорить со всеми сначала. И меня поразило, что нам разрешили поехать в Днепр, в тюрьму к Мастикашевой и Каратаю.
— А вы материалы самого дела видели?
— Нет, не видел. Какие материалы? Дело-то секретное. Но я разговаривал с Василием Сергеевичем, потом со следователем, который ведет это дело, он мне детально обо всем рассказал. И уже тогда, поскольку мне разрешили встретиться с Мастикашевой и Каратаем, которые согласились со мной поговорить, я понял, что история более сложная, и возможно, даже реальная — именно потому, что мне разрешили с ними встретиться. Если бы СБУ хотели что-то спрятать, наверное, не разрешили бы мне интервью с ними — знаешь, как это обычно бывает: «Идет следствие, пользуйтесь нашими материалами». А мне Мастикашева полчаса рассказывает, как ее пытали, мучили, потом Каратай мне все это рассказывал, верим мы в это или нет.
— Вы верите в то, что ее пытали в СБУ?
— Знаешь что? Мой метод такой: я не пытаюсь кому-то верить или не верить. Я просто выслушиваю эту сторону, а потом — другую. Это школа LosAngelesTimes: если тебе надо написать статью какую-то — ты должен быть предельно объективен. Вот, например, есть черное и белое, правда и неправда — и ты точно знаешь, что этому ты веришь, а этому — нет. Но ты должен предоставить всем слово. И самое главное, чтобы ты предоставил слово тем, кому не веришь.
— Но вы же видели ее с синяком? И на видео признательных показаний у нее закрыто лицо — что странно.
— Конечно, я же в фильме все это показал.
— А вы спрашивали Грицака, почему они закрыли ее лицо?
— Я же спросил его в фильме — откуда синяк у нее под глазом.
— Да, это в фильме есть. Но из фильма не понятно, спрашивали ли вы его, почему на видео, где она признается в подготовке группы якобы террористов, у нее закрыто лицо?
— Следователь мне сказал, что у них есть внутренний регламент, по которому не показывают лицо человека, который не присутствует на пресс-конференции. Но меня это насторожило. И я сказал в фильме, что ее синяк и закрытое лицо — это слабое место во всей этой истории. Грицак ответил, что синяк у нее уже был в момент ареста. Это в фильме есть, а зритель пускай сам решает, кому верить, а кому нет.
— В интервью «Радио Свобода» доказательством того, что ваш фильм — «не заказанная история», вы назвали то, что Мастикашева дала вам интервью, хотя ее нельзя было заставить говорить с вами. Если допустить, что ее пытали — то можно предположить, что ее заставили с вами поговорить. Пообещав, например, прекращение пыток.
— Ее можно заставить, конечно. Но она говорила со мной, потому что хотела себя защитить. Она ведь отказалась от своих признательных показаний, заявила, что ни в чем не виновата. Ее адвокат Рыбин, с которым я тоже говорил, мне сказал, что ее обвинение и арест — это месть Сергею Соколову (гражданин России, которого в деле СБУ называет организатором инсценировки терактов в РФ. — Авт.). И после разговора с Мастикашевой наступил момент, когда я понял, что буду делать фильм об этой истории. Я сказал Алексею Семенову, Евгении Захаровой (генеральный продюсер и генеральный директор Прямого канала): «Ребята, у меня вот такие материалы, мне кажется, что это реальная история, но я не буду ее делать, если мне Соколов не даст интервью». Я достал телефон Соколова у своих друзей. Он тут же взял трубку, я представился — наверное, он знал кто я, мы даже пересекались очень давно, хотя не думаю, что он меня помнил. Он сказал: «Сергей, приезжайте».
— Вас не удивила легкость, с которой он идет на контакт с журналистом?
— Удивила. Но Соколов понял, что я собираюсь делать об этой истории фильм, понял, что я буду общаться с властями по этому поводу, брать у них интервью — это же они предложили эту историю журналистам, они же сами вышли с этим брифингом. Соколов спросил: «Что я могу сделать для Дарьи? Ты же будешь разговаривать с Грицаком?» Я приехал к нему в Москву, мы говорили с ним три часа. Три часа! И тогда я понял, что он действительно ее любит.
— В фильме вы активно продвигаете историю страстной и драматичной любви этих людей — Мастикашевой и Соколова. Но лично мне очень трудно поверить в эту линию — скорее, это похоже на легенду двух шпионов.
— Для фильма это очень хорошо — любовь.
— То есть ему вы поверили?
— Когда человек врет, это видно. А я по мотивации смотрю: зачем ему иначе было со мной встречаться?
— За эти три часа он наговорил вам множество фантастических вещей — например, что у него сеть агентов в Украине, которые собирают компромат на сотрудников СБУ, и так далее.
— Да-да, наговорил. Решил рискнуть, видимо, ради Мастикашевой. А уже после этого разговора у меня было большое интервью с Грицаком. Я сказал Василию Сергеевичу, что Соколов интересуется, как он может помочь Мастикашевой, и Грицак тогда сказал: «Это хорошо, что Соколов переживает, пусть он приедет, все расскажет, как было на самом деле, и тогда возможна переквалификация статьи для Мастикашевой».
— Вас не смутило, что Грицак в фильме фактически предлагает обмен Соколову — пусть он приедет и сдастся, а Мастикашевой тогда смягчат наказание?
— Грицак же не обещал ничего! Он не сказал, что ей сократят срок — сказал только, что ей можно будет переквалифицировать статью, если Соколов своими показаниями докажет, что он использовал ее втемную. Сейчас у них только она, но предположим, что приезжает Соколов, сдается, все рассказывает, — тогда появятся вновь открывшиеся обстоятельства. Это не была сделка — ты приезжай, а мы ее отпустим.
Соколов долго колебался, посылал мне ее письма, где она рассказывает, как ее пытали, — я использовал ее письма в фильме. У меня даже была из-за этого абсурдная ситуация, когда несколько человек после первых двух серий написали мне, что я занимаюсь «ватной» пропагандой, что я защищаю сепаров, потому что у меня интервью, в которых я давал им высказаться. Но если бы не было интервью Соколова, я не стал бы делать это кино — а после него я понял, что меня никто не сможет обвинить в пропаганде. Ни в ватной, ни наоборот. Потому что не может Грицак заставить Соколова дать мне интервью. Как не может заставить и Мастикашеву.
— Вот ее как раз может.
— А смысл? Чтобы она рассказал мне на камеру, как ее пытали? Я сказал Василию Сергеевичу,: я буду использовать всю информацию, какая у меня есть. И это еще раз утвердило меня в мысли, что это реальная история: в СБУ ведь сразу поняли, как я буду расследовать это дело — как независимый журналист, приехавший со стороны. Я должен сказать, что я не испытывал никакого давления со стороны СБУ, когда работал над фильмом. Они мне предоставляли информацию, которую я у них просил, но они ни разу не попросили меня что-то специально показать или рассказать, мне никто не звонил. Мне было даже удивительно, что они не держали меня за руку. Даже на интервью, которые я брал в тюрьме, никого не было — я был один в камере (с оператором) с Мастикашевой и Каратаем.
— А интервью с Грицаком вы утверждали?
— Нет, я ничего им не посылал. Они и не просили. Если бы история про трех атошников была фейковой, все было бы по-другому — они бы просили посмотреть, редактировали бы, настаивали бы, что-то добавляли или убирали и т. д.
— Мастикашеву арестовали в августе 2017 года. Почему, как вам кажется, Соколов так долго ждал, прежде чем начать пытаться ей помочь? Ее даже вроде бы включили в списки на обмен в декабре прошлого года, пока он думал — правда, обмен не состоялся.
— Вот хорошо, что ты вспомнила об этом. В этом же и дело! У Соколова был список ДНРа, кого будут менять. Она была в этом списке, но ее оттуда исключили. Он был уверен, что ее обменяют, но когда в декабре все это дело провалилось, он решил пойти другим путем.
— Я посмотрела несколько выступлений Соколова в эфире россТВ. Он называет фамилии якобы его агентов в Украине, их должности, сколько он им заплатил — ведет себя, как аферист, а не агент.
— Соколов вместе с Мильченко работали лицом в телевизоре. Они осуществляли операции прикрытия всех вот этих историй. Например, малазийский «Боинг» упал — они всем объясняли, что его сбили американцы. Вороненкова убили — они рассказывали, что это его бандиты вместе с СБУ убрали.
— А как вы нашли человека, который представляется убийцей убийцы Вороненкова? Это прямо детективная история — когда в эфире «Пусть говорят» у Малахова показывают добровольное признание человека, якобы застрелившего убийцу беглого российского депутата на территории Украины. А потом вы беседуете и с самим «убийцей», и показываете место, где снимали его «признательные показания».
— В фильме есть такой человек — Сергиенко (Соколов в фильме утверждал, что Сергиенко — его агент в Украине; сам Сергиенко говорит, что он обладал порнографическими съемками Мастикашевой. — Авт.). И Сергиенко был очень заинтересован в том, чтобы «отмазаться» от всего этого дела. Я с ним встречался и спросил: «Вы сюжет этот смотрели?» Он говорит — да. Я спросил, как мне найти этого мужика. Оказалось, он его знает. Потом он некоторое время его искал, нашел его телефон, я позвонил этому якобы убийце — и он согласился со мной поговорить. Я думаю, что все эти люди, которые согласились говорить со мной, знали, что уже двух людей арестовали по этому делу — и им важно было показать, что они не участвовали в этом деле как изменники родины.
— В фильме также фигурирует пленка, на которой слышно, как человек с голосом, похожим на голос Соколова, «заказывает» убийство Сергиенко якобы наемному убийце. Как она у вас появилась?
— Почему якобы? Там же Соколов говорит на этой пленке — голос очень похож. Эту пленку дал мне сам Сергиенко. Потому что это убийца, которому позвонил якобы Соколов, знаком с Сергиенко, записал разговор и передал ему. Там все друг друга знают, у Сергиенко в Каменском все схвачено. Город маленький.
— Получается, что некий человек получает заказ на убийство. Записывает разговор с заказчиком. Соглашается выполнить заказ. Затем идет к тому, кого должен убить, — и предупреждает его об этом?
— В криминальном мире такое происходит очень часто. У Соколова была проблема с Сергиенко, потому что Соколов хотел уничтожить доказательства того, что Мастикашева участвовала в порнографических съемках. Он хотел у Сергиенко выкупить весь архив, но тот отказался. Тогда Соколов стал в этих своих проектах сливать Сергиенко как якобы своего агента, а потом заказал его наемному убийце. Наверное, у киллеров есть какой-то кодекс — он ведь был знаком с жертвой. Для меня существует эта запись, мне ее передал Сергиенко. Пусть зритель сам решает, кто кому звонил и чьи голоса на пленке. У меня лично сомнений, что на пленке голос Соколова, — нет.
— Мне все это кажется ужасно удивительным. Ну вот, например, Соколов заявляет, что у него по всей Украине агенты. И при этом все, кого он завербовал и для фейковых съемок для россТВ, и для инсценировки терактов, и настоящих киллеров, исходя из вашего фильма, живут в одном-единственном городе, Каменском. Какое-то странное поведение для агента ФСБ, не находите?
— Нахожу, конечно. А может, он не агент ФСБ.
— А вы не просили комментариев у ФСБ?
— Это было бы бессмысленно. В общем-то, они и не нужны мне были для расследования — потому что их я в прямую не обвиняю (в фильме на протяжении всех четырех серий проводится параллель между взрывами жилых домов в России, к которым, возможно, была причастно ФСБ — и нынешней попыткой представить трех украинских граждан диверсантами, якобы готовившими взрывы в России. — Авт.). Я понимаю, что или это ФСБ, или это какая-то группа внутри ФСБ, которая хотела бы заставить Путина начать полномасштабную войну в Украине. Или какие-то другие силовики. Соколов недавно в письме из тюрьмы Лефортово, опубликованном в «РБК-Россия», говорит, что выполнял задание «высокопоставленных заказчиков». Понимаешь, Соколов появляется во всех рейтинговых программах с очевидной туфтой. Малахов, конечно, не самый умный человек, но он не идиот — он же должен был понимать, что это туфта. Но он это показывает.
— Возможно, Малахову важен рейтинг, а не то, насколько все эти постановки имеют отношение к реальности?
— Соколов же и в других рейтинговых программах регулярно появлялся до своего ареста. И он, и его шеф Мильченко, которого арестовали вместе с Соколовым (в январе 2018 года, еще до выхода фильма Лойко, ФСБ арестовала Мильченко и Соколова по подозрению в попытке инсценировать теракт на территории России. — Авт.), — он тоже ходил с канала на канал. И Соколов в каждом из интервью, если ты посмотришь внимательно, все время называет цифры: я заплатил за это 250 тысяч, за то 200 тысяч. Ты даешь интервью по телевизору — на кой черт ты вообще об этом говоришь? Такое ощущение, что он отчитывается перед кем-то.
— Или просто хвастается, как патологический лжец и аферист?
— В любом случае, он же деньги этим людям платил? Зачем ему делать какую-то ерунду на коленке только для себя? Он что — сумасшедший? Значит, он получал от кого-то заказ, получал за это, допустим, 50 тысяч долларов. В Украине же, как говорится, on the ground (непосредственно на месте), он платил за работу по пять тысяч гривен людям. Разницу он, скорее всего, оставлял себе — и вот это был его бизнес. Это было удобно делать все в маленьком городе — не в Киеве, где все на виду и где цены совсем другие. В Киеве ты вряд ли наймешь за четыре тысячи гривен какого-то бомжа, чтобы он начитал текст, как он якобы убил убийцу Вороненкова. А там у него было все на месте — была Даша, Каратай. Он через Дашу все задания давал Каратаю, и деньги ему же давал — а тот уже находил исполнителей. Вот так вся цепочка и выстраивается.
— Как вы думаете, кем была организована эта провокация?
— Скажем, есть три варианта. Либо это ФСБ — они всегда готовят какие-то вещи, на всякий случай. Нужно войска ввести — а вот у нас три парня-атошника есть. Все, взорвали дома, проголосовали, ввели войска. Я ведь не даром говорил с Юрием Фельтишинским и с Михаилом Трепашкиным, которые занимались взрывами в Москве в 1999-м — потому что это дело один в один похоже на дело о взрывах жилых домов тогда.
Есть второй вариант, что это отдельная группа внутри силовых структур. И третий вариант — Соколов действовал на свой страх и риск. Но непонятно тогда, откуда он брал деньги и для чего он готовил все эти фейки. В любом случае, я знаю, что он во всем этом участвовал, и сейчас он во всем признался. Написал письмо, что готовил провокации против СБУ, против Украины.
— В искренность признаний человека, сидящего в российском СИЗО, да еще и по такому обвинению, тоже сложно верить, не так ли?
— ФСБ, вообще-то, от него добивалось бы именно таких признаний: «Я — двойной агент, меня нанял Грицак, работал на СБУ», и так далее. Но он этого не говорит. (В письме, опубликованном «РБК-Россия», Соколов раскаивается в том, что готовил фальшивый компромат в отношении высокопоставленных чиновников РФ, а также кается за то, что занимался «откровенной фальсификацией, откровенными провокациями и дискредитацией украинского государства», из-за чего пострадала его «любимая девушка» Дарья Мастикашева. Заказчиков Соколов не называет. — Авт.) Ему сейчас важно рассказать правду, чтобы его не убили. И поэтому он сейчас под контролем ФСБ говорит о том, что он сделал.
— Почему же его арестовали?
— Может быть, потому что он хотел приехать в Украину и дать показания.
— В вашем фильме один из героев, который является ключевым свидетелем по делу, атошник, присутствовавший на пресс-конференции СБУ, появляется в балаклаве. При этом его лицо видела вся страна, и фамилия известна. Почему он закрывает лицо?
— Ему стыдно стало в который раз светиться. Он из всех троих самый нормальный пацан — даже на войну поехал, чтобы как-то искупить свою вину за участие в этой истории. Когда мы приехали снимать, его в части, наверное, по приказу командира, одели в чистую форму, нашли дом безопасный, в котором толстые стены, чтобы нас там не убили, — и он вдруг отказался от интервью. Я его и так, и эдак уламывал, потом ему пресс-офицер, который нас сопровождал, говорит:«А ты надень балаклаву». Я был не согласен, но вариантов не было.
— А для чего он вам нужен был, этот парень? Было же еще двое свидетелей, а за ним пришлось ехать в АТО.
— Даже дважды пришлось ехать — в первый раз я не нашел его, его перевели из Авдеевки в другое место. Но мне это очень важно было для фильма — показать, что война все время идет, что это не просто какие-то игры дураков, дебилов и подлецов, а часть гибридной войны. Поэтому я принял решение записать несколько стендапов на передовой. И записал в настоящих боевых условиях в Авдеевке. Если бы не было у меня за плечами романа «Аэропорт», двадцати пяти военных командировок, то, конечно, я бы не стал бы этого делать. Но я имею право сделать стендап на фоне войны, в настоящем окопе под настоящим обстрелом.
— В фильме очень мало рассказывается о том, как вы добывали информацию — виден только результат, и иногда не понятно, как вы нашли те или иные факты или людей.
— Восемьдесят процентов времени, которые я трачу на работу над материалом, состоит из телефонных переговоров, писем, но я об этом не говорю в фильме. Например, в фильме я просто стучу в дверь тюрьмы — и мне открывают, хотя попасть в нее было не очень просто. Я не уверен, что в СБУ очень этого хотели.
— Судя по тому, что Грицак вам дважды дал эксклюзивное интервью, — очень хотели.
— Во-первых, я поверил в эту историю. Во-вторых, есть еще личностный фактор — у вас же очень сложный политический климат в Украине. Все друг друга во всем обвиняют, сплошная зрада кругом, а я человек со стороны, с именем, за мной стоят мои книги, — видимо, это тоже сыграло свою роль. Если бы я до этого в каком-то репортаже поносил, как здесь принято у некоторых, последними словами СБУ, наверное, Грицак не дал бы мне интервью, потому что решил бы, что я ангажирован.
— Вы считаете, что журналисты, критикующие работу СБУ, ангажированы?
— Нет, но СБУ-то может считать по-другому. Но если бы у меня не было интервью Соколова, я бы этот фильм делать не стал, потому что тогда меня могли бы обвинить в пропаганде, в том, что я выполняю заказ. А СБУ не могло заставить Соколова со мной говорить. И я рассказал в фильме все о том, как обошлись с Каратаем и Мастикашевой (после ареста. — Авт.).
— Фильм в итоге вышел дорогим?
— Не знаю. Не я же платил. Но не думаю, что дорогой. Операторы все на зарплате, а только расходы по передвижению — съездили несколько раз на войну, два раза в Москву, два раза в Днепр. И для интервью с Соколовым я нанял московского оператора. Кто его знал, как там выйдет, и я не хотел подвергать риску безопасность украинского оператора.
— Почему вы предложили журналистам использовать и показывать свой фильм за два дня до премьеры на Прямом? Канал ведь вложил деньги, пусть даже, как вы говорите, небольшие, — а вы его так щедро раздаете еще до премьеры.
— С самого начала я сказал Семенову, что фильм в смысле проката принадлежит мне. И что не рассматриваю его как коммерческий проект. Это мой первый опыт в телевидении, но я занимаюсь этой темой всю жизнь (взрывами в Москве. — Авт.), книгу об этом собирался писать, и сейчас натолкнулся еще на одно подтверждение своей правоты. И считаю, что эту историю должны посмотреть все, но если это будет стоить денег, то ее не все будут показывать. И Семенов, и Захарова согласились, что это некоммерческий проект, — и Семенов сам предложил просто выложить фильм на Ютуб. Есть такая шутка как престиж. Каналу, допустим, престижно иметь свое шоу. Потому что это дорого и это смотрят. Каналу также престижно иметь свои телевизионные фильмы — как у ВВС, например. И я делал этот фильм по лекалам ВВС — как детективную историю с элементами саспенса, всякими другими штуками. Канал новый и только раскручивается, а подобный полнометражный фильм-расследование, — что-то такое, чего в украинской документалистике давно не было. Я не хочу говорить про свой фильм какие-то слова — достаточно почитать критику и отзывы людей. Но считаю необходимым, чтобы этот фильм посмотрели в России. Там много важного именно для россиян.
— И много такого, что кажется непонятным украинскому зрителю, скажем, младше тридцати — сорока — фамилии, даты, обстоятельства российской новейшей истории.
— Он сделан для широкого круга зрителей, и во многом для российского зрителя тоже — я же не делал фильм про внутриполитическую ситуацию в Украине. Этот фильм про войну России и Украины, и ориентирован в том числе и на российского зрителя. Я считаю, что с ними важно разговаривать вот так, показывая, что происходит. Вот возьмем, например, Бабченко — он веселый парень, остроумный и талантливый, но получается, что он агитирует среди своих, — здесь, в Киеве, объясняет, что Путин — это х**ло. Он объясняет это в стране, где 100 % населения именно так и считает. Но своей такой риторикой он в России, наоборот, укрепляет «ватников» в том, что они правы. Потому что он высказывает только свое мнение, не подкрепляя его новыми фактами, результатами своих расследований, какими-то новыми объективными доказательствами, то есть реальной журналистской работой, против которой даже упоротый ватник не найдется, что сказать. Если ты хочешь революцию, что-то хочешь изменить в России — надо обращаться к россиянам, говорить с ними. А если ты будешь все время рассказывать, что все россияне говно и, мол, хорошо, что у них дети сгорели, потому что они сами это заслужили, то кроме гнева с той стороны тех же самых россиян, это ничего не вызовет. И это укрепляет этих самых ватников в той дебильной логике, что здесь живут укробандеровцы, которые жаждут крови их детей. А если россияне, я надеюсь, посмотрят этот фильм — им он интересен будет сначала как детектив. А потом втянутся и, возможно, узнают что-то новое для себя, о том, что им показывает их ТВ в любимых программах, например, и как все это делается на самом деле. И может, что-то изменится в их понимании того, что происходит. Недаром книга «Рейс» о том, как сбили «Боинг» над Донбассом, так популярна сегодня в России. Она специально написана как триллер и детектив. Люди говорят, что читают его — как кино смотрят. А потом начинают задумываться.
— А кто писал сценарий?
— Я. Хотя когда Соколова арестовали, подумал, что ФСБ со мной вместе пишет этот сценарий — потому что лучше окончания не придумать. 16 января у меня уже был отснят весь фильм,17-го я начинал монтаж — и вдруг мне сделали такой подарок (Соколова арестовали 16 января. — Авт.). Цинично так говорить, потому что человек в тюрьме; но если он совершил что-то противоправное, пусть отвечает. Я никого дерьмом не обливал, всем дал высказаться, и Соколову, и СБУ, и всем этим дебилам, которые на коленке ваяли фейки… Если посмотреть, у Соколова экранного времени в несколько раз больше, чем у Грицака. Это мой принцип: если в моей истории есть злодеи, то они должны высказаться полностью.
— Вы пытались с ним после ареста связаться?
— А зачем? Во-первых, это невозможно. История уже закончена, фильм снят.
— Что вы будете делать дальше?
— Сейчас я работаю над новым фильмом — про женщину, которой дали пожизненный срок за двойное убийство. Она вышла из тюрьмы, ее помиловал президент, теперь хочет вернуть свое честное имя, утверждает, что не виновна. История показалась мне интересной. Я ознакомился с материалами дела, взял у нее интервью и считаю, есть большие основания полагать, что она не совершала тех преступлений, которые ей вменяли.
Мне с работой легко — я не буду за деньги выполнять чей-то заказ. Мне нравится что-то делать — я делаю; захотел — книгу написал, захотел — кино снял. Я дошел до такого уровня самоуважения, что могу делать то, что мне нравится.
— Наверное, нужно дойти до такого же уровня материально независимости?
— Это все вместе, в комплексе. Но заставить меня делать какую-то туфту просто невозможно. Я двадцать пять лет проработал в газете Los Angeles Times — до закрытия бюро в Москве. Сейчас у LA Times финансовые трудности, газета закрыла европейские бюро, оттуда все ушли, включая меня, и они теперь нанимают за копейки молодых людей. Если бы не было этих катаклизмов, я и сейчас бы работал в LA Times. Но я благодарен судьбе, что так случилось. Иначе я не написал бы ни одной книги, потому что на них-то я работал 24 часа в сутки. И кино бы не было.
— Ваши книги пользуются спросом в России?
— «Рейс», сейчас, наверное, самая популярная книжка в России — просто отбоя нет. Привозим ее сами, потому что официально мои книги не запрещены, их просто запрещено продавать российским книготорговцам. У нас в месяц в Москву, не скажу откуда, поступает партия из ста книг — и за неделю она расходится.
— Можно жить на роялти?
— Нет. Если бы книга вышла в Америке, — а пока еще не вышла, мой агент работает сейчас над этим, — то можно было бы. А в Украине, нет, этого недостаточно. Она сейчас вот во Франции должна выйти, в Чехии, в Польше, а «Аэропорт» уже во многих странах вышел.
— Вам же предлагали экранизировать «Аэропорт» в Америке, да?
— Не совсем. У меня была серия статей в Los Angeles Times про войну, про защиту аэропорта, и Columbia Pictures вместе с Sony Pictures хотели купить права на эти мои статьи. Они покупали права на героев статей, их образы и их обстоятельства. Когда наши переговоры дошли до какой-то точки, у меня уже была написана половина «Аэропорта» и часть героев из моих статей перекочевала в книгу. Я предложил им подождать, пока я книгу допишу. Но они не согласились — надо было переводить ее на английский, ждать… Я был уверен, что мой «Аэропорт» как лесной пожар облетит весь мир, но так не получилось почему-то. Весь мир не интересует война в Украине, я заблуждался. И книга, конечно, не шедевр, мягко говоря. Надо было тогда согласиться. Они бы сняли фильм по моим рассказам, я получил бы безумные деньги, 157 тысяч долларов — и был бы счастлив. Но в таком случае я бы никогда не увидел «Аэропорт» на экране, а сейчас я имею шанс, еще не все потеряно. Только американцы наверняка сделают главным героем американца. Как всегда в Голливуде.
— А что будет, когда вы снимите свой второй документальный фильм в Украине? Вернетесь в Россию?
— Посмотрим. Я и так там регулярно бываю, навещаю своего кота L.B, техасской камышовой породы, у которого диабет. Я его никуда перевести не могу — он не вынесет путешествия. Зато он следит за моей квартирой. Вместе с сиделкой.
Фото: из личного архива Сергея Лойко, кадры из фильма