Александр Ильиных много лет вел на канале ICTV «Программу максимум в Украине», затем экспериментировал с форматами, три года назад ушел с ICTV на СТБ, где сейчас и работает, возглавляя совместный проект двух этих каналов. В интервью «ДМ» Ильиных рассказал, почему тендеры сложно обэкранить, зачем смотреть расследовательский проект без звука, и откуда берутся темы для программы.

- В 2014 году вы ушли с канала ICTV, поработали на СТБ, а затем снова появились на ICTV уже с совместным проектом двух каналов, «Инсайдером». Расскажите, пожалуйста, почему вы ушли с ICTV, как возникла идея проекта и почему вы вернулись?

- Все  было банально и просто. В конце 2013 года мы перестали покупать франшизу «Программы максимум» у «НТВ» - потому что уже потихоньку цифры падали, да и за семь лет она и мне, и всем порядком поднадоела. Но поскольку коллектив, который создавал программу, оставался, мы решили продолжить ее производить в несколько другом варианте под названием «Вам и не снилось». Хотя она планировалась как более развлекательный проект, нежели расследовательский. Помимо этого, параллельно, я делал программу «Четверта вежа», которую я придумал сам, был автором идеи и разработчиком. Она шла в эфире, и я больше занимался этой программой, чем «Вам и не снилось», где на самом деле был только ведущим.

Мы сделали один сезон «Башни», начали делать второй, и тут случились все события на Майдане, потом в Крыму и на востоке, - и такая развлекуха, как «Вам и не снилась» на фоне этих страшнейших событий очень странно бы выглядела. Даже «Четверта вежа», которая была социальным реалити, тоже глупо бы смотрелась, учитывая ситуацию. Все информационное поле было заполнено войной, и мы с программой о том, что девочку покусала собака, когда на востоке уже вовсю шли боевые действия, и детей ранили и убивали, выглядели как-то не очень.

- Ваши коллеги с канала СТБ все это время выпускали программу «Один за всех», в которой рассказывали то про семью призраков, то про издевательство матери над дочкой. И как-то ничего, война не мешала ни им, ни рейтингам.

- Я понимаю. Но в нашем случае мы посчитали, что это будет неуместно. И я был, собственно, не против закрытия проекта «Вам и не снилось»: я был лицом программы, и мне не хотелось во время таких событий фигурировать в развлекательном шоу. Тогда же закрыли не только «Вам и не снилось», закрыли еще развлекательный проект «Козирне життя». Справедливости ради надо заметить, что и у «Четвертой вежи» начали падать рейтинги –  тогда зрители этого канала все смотрели только одно. Соответственно, канал принял решение ее закрыть.

- И вы ушли на СТБ?

- Я посидел месяц дома без работы, думал уже ехать на Донбасс, хотя бы что-нибудь делать, потому что очень нужно было найти себе применение. И я серьезно подумывал ехать стримить оттуда, или снимать документальный фильм. Но, как говорится, не удалось. Буквально на второй день после моего ухода с ICTV я созвонился с Владимиром Павлюком, главным редактором «Вікна-Новини» на СТБ. Он тогда искал шеф-редактора для нового проекта «Вікна. Спецреп». В этом же проекте «Вікна. Спецреп» работал Георгий Андроников – известнейший шеф-редактор, он был приглашен с российского «НТВ», известнейший шеф-редактор нашумевшей тогда еще, в нормальные годы, «Программы максимум».

Я пришел, прошел у них собеседование, довольно таки жесткое, они меня долго гоняли, - но было видно, что я их заинтересовал, и в итоге меня взяли на работу. Я стал делать программу «Вікна. Спецреп», но  недолго. Прошло несколько месяцев, и появилась Оксана Соколова, с которой мы дружим и работаем много лет, - в качестве руководителя новой программы  канала ICTV «Инсайдер», и я перешел в нее.

- А как получилось, что Соколова стала руководителем программы, которую делают сразу два канала, а не ее родной ICTV?

- Так изначально вышло. Автором идеи проекта был Георгий Андроников, который в 2014 году работал на СТБ. Проект при этом возглавила Оксана Соколова: идея была такова, что она больше знает  украинские телевизионные и ментальные реалии, а Георгий Алексеевич – чистый креативщик, хорошо разбирающийся в картинке, - у него ведь огромный опыт. В итоге, учитывая, что это один конгломерат каналов,  было принято решение производить программу «Инсайдер» здесь, а транслировать ее на ICTV. По сути, один канал производит контент для другого.

- Формально вы числитесь на СТБ?

- Да, мы все являемся штатными сотрудниками СТБ, зарплату нам платит канал. И все производство сконцентрировано здесь – правда, запись студийных  подводок происходит на ICTV, потому что у них павильон для этого больше предусмотрен. При этом мы пишем официальный запрос на бланке СТБ, указываем, что это совместный проект СТБ и ICTV  – и официальные органы знают, что мы совместный проект.

- А в «Инсайдер» вас сама Оксана Соколова пригласила?

- Как это ни странно, не Оксана, а Андроников предложил мою кандидатуру. Ведущую они нашли сразу, Кристину Суворину, а с ведущим были долгие кастинги, тракты, искали-искали, и за месяц до старта проекта предложили мне попробоваться. Они искали не просто ведущего, который стоит и тексты читает, а чтобы он был пишущим журналистом. Предполагалось, что каждый из ведущих будет писать сценарий для своей программы.

- У вас был большой опыт написания текстов?

-  Я полностью делал сорокапятиминутную «Четверту вежу», и в «Максимуме» я тоже снимал и писал сюжеты, и писал студийные подводки… Так что в итоге  мне предложили работу ведущего и сценариста «Инсайдера», а потом утвердили мою кандидатуру с начальством. Честно говоря,  я был не в восторге от этой идеи – я занимался «Спецрепом», и уже имея опыт работы в кадре, представлял себе, что это такое… Но в итоге я таки принял решение и перешел в «Инсайдер».

- Денег больше?

- Да-да, на тот момент было. Но и работы было больше. Потому что надо было  писать сценарий, плюс еще работать в поле, - тогда я еще выезжал, и снимал, и синхроны, и интервью – а еще студийные подводки никто не отменял, то есть больше было работы. Я писал сценарий программы по 45-минут каждую неделю. Для этого надо отсмотреть весь видеоряд, по восемь- девять часов материала, а то и по двенадцать, потом расписать, и сделать из этого какую-то драматургическую «колбасу», если можно так сказать. Я в таком режиме прожил больше года, - и через полгодика точно бы умер.

- И что вас спасло?

- Мы решили изменить технологию выпуска программы. Пригласили сценариста, и распределили между сценаристом, автором материала и шеф-редактором в равных  степенях куски текста, которые они пишут. В какой-то момент было тяжело, потому что все пишут по-разному, а потом все привыкли. Естественно, шеф-редактор части потом собирает и оптимизирует в готовый текст.

- Кто сейчас шеф-редактор?

- Алексей Кукоба. Когда у Андроникова, где-то в мае 2015 года, закончился контракт и он уехал в Россию, сначала я стал шеф-редактором программы, а руководителем программы оставалась Оксана Соколова. С прошлого года руководителем проекта являюсь я и вот тут сижу. А я же не какой-то кабинетный червь, я репортер. Очень  люблю работать на съемочной площадке. Я бы с удовольствием выехал, что-то поснимал, но сейчас просто нет времени. У нас бывают выездные стендапы, но это все равно не то. Меня больше интересует какие-то расследования, где-то посидеть, за кем-то последить, как это было в самом начале. Интересно, конечно, передать  какие-то свои знания ребятам помоложе, какие-то наработки им дать, но сейчас все-таки скучновато.

- Сколько человек работает над проектом?

- Если брать всех, от водителей до меня, то тридцать два человека. Если говорить о журналистах и информационных продюсерах, то десять человек. Работаем мы так. Человек получает тему, затем я, шеф-редактор, автор будущего материала, режиссеры и информационный продюсер устраиваем мозговой штурм: о чем у нас будет программа, что мы хотим сказать своим очередным выпуском. Когда мы можем сформулировать тему одной фразой, мы понимаем, что это материал, который может заинтересовать зрителя. Далее автор начинает работу над сбором материалов и съемками.

- Как долго длится работа над выпуском?

-Один автор работает над программой почти месяц - бывает больше, бывает меньше. Зависит от материала.

- Месяц – довольно долгое время, за это время может многое измениться. Как вы следите за актуальностью материала?

- Безусловно, это долгий процесс, но у нас не сугубо информационная программа - мы позиционируем себя как информационно-публицистическая программа, или же программа расследований. И расследования могут быть эксклюзивными, которые сняли только мы, так что иногда мы можем не спешить с ее выходом в эфир.

- Я смотрела одну из последних программ, которая была посвящена коррупции, и в ней зрителям сообщалось, что один из ее героев может выйти на свободу, если ему до 16 октября не изберут меру пресечения. А программа вышла 19 октября,  то есть три дня спустя после даты. Возможно, вы не смогли проверить, вышел он на свободу или нет?

- Ну слушайте, и на старуху бывает проруха. Я не поверю никогда, если кто-то скажет, что у него в телевизионном производстве все всегда идеально, никогда не бывает ошибок в титрах, в фамилиях и всегда правильные ударения… Любой телевизионное производство сопровождается какими-то лажами. Без этого никуда. Мы,  безусловно, стараемся их избегать, стараемся все перепроверять, но мы же не роботы. У нас, между прочим, за это даже бывают какие-то наказания.

- Штрафуете журналистов?

- У нас больше штрафуют за другое. Например, за срывы сдачи материалов, вот это уже серьезно. Это процесс производственный, если кто-то срывает сроки, то дальше уже как снежный ком. Проект «Инсайдер» достаточно командный. Есть много проектов, в которых чередуются темы, подводка-сюжет, подводка-сюжет. Там проще, там  каждый  журналист делает свой материал, и все. А мы все работаем на один выпуск, и если кто-то где-то недоработал -  это отражается на всех.

- На ползарплаты штрафуете?

- Нет, конечно, нет. Это скорее вопрос превентивного характера. С целью обозначить человеку, чтоб он больше не подставлял людей, и чтоб эти вещи не повторялось. И система поощрений за опережение графика сдачи материала тоже есть. Так что здесь все справедливо.

- Эту же программу, о коррупции, вы, кстати, анонсировали как «Коррупцию в деталях», повторив тем самым слоган программы «Схемы».

- Я, конечно, понимаю, что кто-то подумает, будто мы решили сплагиатить, но вот честно: я всего пару раз видел программу «Схемы». И мне уже потом, де факто, сказали об этом. В конце концов, хорошая мысль не приходит в одну голову. Помимо всего прочего, если бы мы дергали из каждой программы слоганы для анонсов, то у нас бы уже все программы закончились.

- Помните какую-то самую большую ошибку в программе?

- Такую, чтобы я сидел и на себе рвал волосы? Не припомню. В основном мелочи, титр неправильный или что-то такое. Сейчас мы уже более или менее наладили процесс, но на первых порах было тяжело, каждый выпуск мы практически готовили под эфир, а в спешке  всякое бывает. Тогда мы по четыре часа в сутки спали, потому что нужно было писать большущие объемы текста очень быстро. И это, конечно, приводило к каким-то лажам. Да вон посмотрите новости, сколько там всего в спешке делается. Я тоже работал в новостях, я знаю, что это такое.

-Ваш бюджет увеличился за эти два года? Судя по картинке, съемкам, поездкам по стране и прочему, он вырос.

- Дело в том, что я не знаю, какой был бюджет изначально, поскольку я просто получал зарплату. Относительно других проектов на СТБ мы довольно недорогой проект, и довольно маленький, компактный. А в плане цифр рейтингов мы, слава богу, в топ-10 программ страны стабильно заходим, бывает, что и в топ-5. Если учесть, сколько стоит программа и какой от нее выхлоп, мы довольно рентабельны. Но сказать нынешний бюджет я не могу – коммерческая тайна. К тому же, он постоянно меняется, каждый год индексируются зарплаты, дорожает аренда техники, авто…

- У вас большая текучка кадров в программе?

- Если говорить о репортерах – нет. За все это время одного сотрудника я сам уволил за систематические срывы дедлайнов. Я и не имею права держать сотрудника, который готовит тему три месяца, а потом приносит мне 30% материала. С меня же начальство спросит: «Ильиных, ты куда деньги тратишь?». Пришлось попрощаться. Хороший человек  - это не профессия. А одна сотрудница ушла по своим семейным обстоятельствам, но она  может вернуться.

- В одном из интервью вы упоминали, что общаетесь с коллегам с НТВ. Сейчас вы продолжаете общаться?

- Да. А из-за чего мне с Андрониковым переставать общаться? Из-за Украины и России?

- Да.

- Они люди с абсолютно нормальными взглядами. Андроников давно уже не работает на канале НТВ. Тот же Николай Картозия, который был руководителем  праймого вещания НТВ, для которого делались «Программа максимум», «Профессия - репортер», тоже ушел. Картозия сейчас возглавляет канал «Пятница», там развлекуха одна. Андроников последнее время занимается разовыми проектами, но на большом телевидении не работает. Он работал у нас, здесь, совершенно с нормальной и адекватной позиции. Меня вообще это не смущает. Вот посмотрите – Евгений Киселев работает на Прямом, Ганапольский работает на Прямом. Если человек профессионал, то какие вопросы?

- Политические споры с ними ведете?

-Нет. Эти люди,  как правило, с такой же позицией, как у меня.

- А какова ваша позиция?

- Как у всех.

- Я не уверена, что у нас у всех одна политическая позиция. Особенно в отношении войны с Россией.

- Вы хоте меня спросить, чей Крым? (Смеется). Позиция такая же, как у большинства наших сограждан, я надеюсь. Вокруг меня все адекватные люди. Например, даже родственники, живущие в Германии, не смотрят российское телевидение, и получают объективную информацию о происходящем в Украине.

- А наши каналы, с вашей точки зрения, подают объективную картину происходящего в стране?

- Тут можно много спорить. Что такое объективность? Например, те же Би-Би-Си стараются не использовать в теории журналистики понятие объективность. Они настаивают на непредвзятости в изложении фактов, а не на объективности. Сам момент того, что я, как журналист, выбираю именно эту тему, а не другую – уже некоторая субъективность. Придерживаются ли наши каналы такой непредвзятости? Скажу, что до стандартов Би-Би-Си нам далеко. Тем не менее, по крайней мере, у нас это не пропаганда.

- Вы смотрели программы «Гражданская оборона» и «Антизомби» на ICTV?

- Это же не новости.

- Нет, но мы обсуждаем подачу информации в целом, а не только новости.

- Послушайте, я же не произвожу «Гражданскую оборону», даже не знаю, кто ее делает. Но в целом можно сказать о наших украинских каналах, что они подают информацию когда как. Бывают какие-то агитки, пасквили, но мы стараемся максимально этого избегать.

- Да, избегаете. Впрочем, избегаете и другого. Например, критикуя власть, в частности Раду, за нерешенные вопросы коррупции, вы не критикуете Порошенко – хоть и говорите, что в решении этих вопросов «не хватает политической воли». Суды, полицию, кого угодно вы критикуете – но не президента. Почему?

- Я считаю главной особенностью нашего проекта, что мы пытаемся максимально концентрироваться на деталях, на конкретных персонажах, а не в целом обвинять законодательный орган власти, например. И наш зритель, собственно, тоже ждет от нас конкретных историй. Например, дядя Вася, -  раньше был начальником налоговой, а теперь сидит в тюрьме. Он рассказывает, что сидит он за какие-то несчастные десять или двадцать тысяч гривен, в то время как другие в этот момент миллионами воруют. Идея программы, например, о коррупции, была показать, что у нас в стране сидят действительно те, которые сели «за три  колоска». А те, кто ворует вагонами и миллионами, все равно на свободе. Но мы не пытаемся просто поорать на власть. Легче всего сказать «у нас все плохо».

- Чем «Инсайдер», с вашей точки зрения, отличается от «Программы максимум», и в чем собственно, заключаются ваши расследования?

- Мы правда позиционируем себя как программа расследований. Но это не означает, что у нас не может не быть программы, в которой расследования вообще нет. Наш формат достаточно гибкий – как, собственно,  и формат «Программы максимум»: он позволял в одной программе сделать сюжет абсолютно желтушный, и сделать серьезное расследование, разоблачающего какого-нибудь майора СБУ. Эти характеристики и у «Инсайдера», и  у «Максимума» одинаковы. Разница же вот в чем: «Инсайдер» 45 минут рассказывает про одну тему, а не о нескольких, как в «Максимуме». Во-вторых, в программе есть главный герой, тот самый инсайдер. Это форматная штука. Собственно, «Максимум» был более желтым, нежели сейчас «Инсайдер». Хотя и у нас бывают какие-то куски программы про звезд, если это в тему. Наш зритель от нас, собственно, этого и ждет. Точнее, мы для зрителя работаем, и понимаем, что им надо.

- А как вы понимаете, что именно нужно зрителям?

- Во-первых, после каждой программы мне приходит подробный рейтинговый отчет, где я вижу, на какой минуте, на каком кадре зрителям было интересно смотреть программу – все телеменеджеры активно пользуются этим инструментом. Дальше я максимально стараюсь соответствовать, выбираю темы, которые могли бы заинтересовать зрителя.

- Вы же им про слияние нейтронных звезд не рассказывали – а вдруг бы там тоже был пик смотрения? То есть получается замкнутый круг: зрители выбирают из предложенных вами вариантов, а вы следуете за их выбором.

- Не всегда. Приведу вам пример. Делали мы программу о темной стороне киевского вокзала, о том, что там целая мафия есть, - таксистов, бомжей, еще какая-то. Полтора месяца следили за тем, что там происходит, - и наткнулись на табор ромов на вокзале. Когда программа вышла в эфир, я увидел, что пики смотрения были на этих самых цыган – я так говорю, потому что они сами себя так называли. Мы подумали-подумали, и решили сделать отдельно программу про  мафию попрошаек, бомжей, и в том числе, о мафии ромов.

Недавно она вышла – с прекрасными показателями. То есть мы максимально стараемся рефлексировать на потребности зрителя. Телеменеджер должен учитывать зрительский интерес, и я четко понимаю, что если я эту программу сниму – будет успех. Так оно и вышло. В той же программе мы показали, как действуют бомжи   – это же не просто какие-то ходящие по улицам люди, собирающие бутылки.

У них тоже есть собственная иерархия, есть, оказывается, личная жизнь. Которую они, между прочим, очень ревностно охраняют. Но нас пустили – мы даже свадьбу бомжей сняли.

- Как вы сами сказали, у вас иногда бывают программы без расследований. И также, мне кажется, у вас бывают программы без инсайдеров. Поскольку инсайдер – это человек, который выдает какую-то секретную, ранее никому неизвестную информацию. А вот у вас в программе про полицию, например, был человек, который инсайдерским голосом сообщил, что новая полиция берет взятки так же, как и старая. Разве это инсайд?

- При этом он нас покатал, показал места, где это происходит.

- В другой программе у вас инсайдером был Хосе Угас, глава Transparency Internationl, который приехал сюда давать советы, как побороть коррупцию, лекции здесь читал, интервью давал, никогда не работал в Украине. Разве он – инсайдер?

- Он же не только лекции здесь читал! Он же не теоретик – он президента Перу посадил, работал прокурором.

- Да, но информация, которой он обладает – это экспертная информация, а не инсайдерская. Обычно под инсайдером понимают кого-то вроде «Глубокой глотки», который буквально рискует всем, выдавая информацию.

- Ну послушайте, вы же не думаете, что мы каждого нашего инсайдера за горло берем и заставляем их говорить? Есть люди, которые сами по себе интересны и владеют какой-то информацией. Вот, например, Угас - приехал и рассказывает, как бороться с коррупцией. Это необязательно должен быть бывший чиновник, функционер, который отсидел – хотя мы вполне могли взять кого-то из бывших украинских чиновников. Кстати, у нас был в программе про коррупцию в футболе как раз бывший функционер, который занимался расследованием договорных публичных матчей. Он нам тоже интересные вещи рассказал. Но мы сознательно взяли именно Угаса в программу про коррупцию в Украине.

Вы просто слишком утрируете понятие инсайдер, обязательно для вас это должен быть человек, которого мы взяли за горло, и он нам все быстренько выдаст. На самом деле, это может быть человек, носитель эксклюзивных знаний, которые могут быть открытием для зрителя. Ведь, помимо расследования, наша программа должна быть каким-то открытием для зрителя. Вот у нас недавно был неожиданный, я считаю, эфир –– мы сделали программу про снайперов.

- Я видела. Мне кажется, это не совсем инсайд и расследование.

- Да, не расследование – но поверьте, прошло с блестящими показателями. Потому что для многих это стало открытием. Не каждый же день вам рассказывают снайперы о своей работе! Я, кстати, очень  волновался из-за этой программы: у меня брат был снайпером, когда служил. Он позвонил мне после выхода программы и сказал, что получилось толково. Я сразу запереживал: если человек, который является снайпером, сказал, что она толковая – значит,  программа очень узкоспециализированная, и я боялся, что будет провал. Но оказалось - нет.

- А как вы выбираете темы, если не учитывать пиковые показатели смотрения внутри программ?

- Да по-разному – это, скорее, исключение из правил. В целом – где угодно. Прочтешь какое-то интервью, зацепишься взглядом за какую-то деталь, и понимаешь, что человек рассказал далеко не все. В общем, в открытых источниках в основном. На самом деле, когда журналисты рассказывают про специальные почтовые ящики, чтобы потенциальные герои программ писали туда – это, как правило, не работающая история. Сколько мы так ни делали, результатов нет.

- Насколько я понимаю, журналисты-расследователи пользуются базами данных, реестрами, анализируют декларации или судебные решения, результаты тендеров  – и так ищут тему.

- Бывает и у нас такое, но не всегда. Понимаете, есть такое хорошее слово «обэкранить». Тендеры, например, очень сложно обэкранить.

- «Наші гроши» делают это, «Схемы» тоже…

- Я не берусь судить о работе коллег, но я бы так не делал. У них есть своя аудитория, которая интересуется цифрами и таким видом текстов – а у нас своя целевая. Наш зритель не смотрит такие тяжелые аналитические вещи с кучей цифр, графиков и прочих вещей. У нас более легкая подача, мы максимально стараемся уделять внимание картинке, визуальной части. Мы даже проверяем так программы: выключаем звук на мониторе, и следим, чтобы ее было интересно смотреть  даже без звука. Любой телепроект так или иначе – шоу. Помимо, безусловно, социальной функции -  разоблачения и прочего, - это должно быть зрелищно.

- А вы разоблачили кого-то? Может, кого-то уволили после выхода программы? Кроме того полицейского, который явно пытался от вас взятку получить за нарушения правил дорожного движения.

- Да много было всяких историй. Вот у нас было большое расследование про рыбную мафию, был огромный скандал. Но сейчас я не помню, чем закончилась история. Много чего было! Мы как-то снимали в Мартусовской исправительной колонии, под Борисполем, куда в основном попадают бывшие чиновники. Ее еще называют Козырная Марта из-за условий - там живут как на курорте, плазмы, кухни, им туда провозят все, что необходимо. Там же сидел депутат Виктор Лозинский, осужденный за убийство. Мы снимали в колонии, когда Лозинский еще сидел. И журналист спросил у начальника колонии, где Лозинский спит. Он показал, а журналист выяснил, что на этом месте спит совершенно другой человек. Мы сняли сюжет, в итоге стало понятно, что Лозинского вообще там нет… Представляете, скандал какой! Прокуратура сразу же после выхода материала начала проверку, и даже письмо нам об этом написали.

- Нашли?

- Я так понимаю, что нашли в колонии, или он вернулся после скандала. Я этого точно не знаю – мы же не можем под тюрьмой сидеть и ждать, вернется он или нет.

- В одном интервью вы когда-то сказали, что расследований журналисты проводят масса, а результатов, в смысле реакции властей – ноль. Изменилась ли эта ситуация, на ваш взгляд?

- Мне кажется, что нет.. Можно провести суперское расследование, найти кучу документов, но власть делает вид, что ничего не происходит. Хотя сообщение о нарушении в официальном медиа – это фактически заявление в правоохранительные органы. Можно, конечно, продолжать, давить одну и тоже тему – но у нас же не та миссия. Мы же не прокуратура, не суд. Мы факты собрали, расследовали – и не наше дело продолжать. Вот как с тем полицейским, который пытался взятку от нас получить: все зафиксировано, мы им все передали,–   а реакция какая? Я даже не знаю, сделали ли ему выговор.

- А вы звонили, узнавали?

- Перед эфиром, но ответа как такового не получили. Это не означает, что не нужно все это снимать. Безусловно, все коллеги, мы в том числе,  делают титаническую работу, сумасшедшую. Сидеть, как Миша Ткач в кустах – я знаю, что это такое, я сам десять лет таким занимался.

 - Он, мне кажется, подождал бы под колонией, чтобы посмотреть, вернулся ли Лозинский в зону.

- В его годы я тоже сидел, и сутками караулил. Но у меня сейчас и другая работа есть. Хотя я считаю, что место журналиста – на съемочной площадке, а не за столом вот этим. Я, кстати, сейчас веду работу над разработкой нового проекта, и не исключено, что там отведу душу.

- Вам маловато работы?

- Нет, здесь ее достаточно. Но есть идея, есть предварительное добро от руководства, - так почему бы не развиваться? Можно, безусловно,  и дальше делать «Инсайдер»: рейтинги есть, программа нормальная, все хорошо. Но хочется делать что-то еще. Именно так я придумал  «Четверту вежу»: когда на седьмой год «Программы максимум» я заходил в аппаратную и слышал джинглы, у меня возникал рвотный рефлекс. И я начал искать новые формы. Сидел-сидел, набросал какую-то идею, принес ее руководству, получил добро и дальше начал расписывать проект. И меня, по крайней мере, перестало тошнить от того, что я делал. Я просто такой человек, который совсем долго не может заниматься одним делом.

- Со стороны выглядит так, что вы и сейчас занимаетесь  тем же делом – «Программой максимум» в разных ее вариантах.

- Это неправда. Есть некоторые мои коллеги, которые  по двенадцать лет сидят на одном и том же месте, в одном и том же кабинете, в одном и том же кресле. И я когда я смотрю на них, понимаю, что я бы так не смог. И программы я веду разные: идея-то у «Инсайдра» другая! Подачи похожи, формы где-то близкие, но все-таки другие.

Фото: Василий Карпелюк