«Донбасские сумерки накрывают украинскую позицию каждый вечер минометным огнем». Корреспондент «1+1» Андрей Цаплиенко работал над этим материалом совсем недавно. До этого он побывал во многих горячих точках Европы, Азии, Латинской Америки и Африки. Теперь Андрей рассказывает о войне в своей стране. Для военного корреспондента с семнадцатилетним опытом освещения вооруженных конфликтов это стало самым сложным испытанием.

Напомним нашим читателям, что Андрей Цаплиенко в этом году стал лауреатом премии «Фаворит телепрессы», которую учредила «Детектор медіа». Вручается премия по результатам голосования телеобозревателей из разных печатных и интернет-изданий Украины. В этом году их было 23.

- В своей стране в десятки раз сложнее работать, чем в любой другой стране на любой другой войне. Даже в самом страшном кошмаре, самых ужасных фантазиях я не мог представить, что такое случится у нас. Очень тяжело знать, что часть людей, которые смотрели тебя и доверяли тебе, но волей судьбы или обстоятельств оказались на другой стороне конфликта, воспринимают тебя как врага.

- До недавнего времени в Украине было мало военных журналистов. Сейчас наблюдается настоящее паломничество журналистов на восток, даже тех, кто не имеет соответствующего опыта работы в горячих точках. Зачем они это делают?

- Многие это делают, потому что хотят получить в хорошем смысле толчок в карьере. Работа военного журналиста дает колоссальный опыт в журналистике как средстве исследования конфликтов. Некоторые едут за адреналином. Большинство понимает, что, донося правду об этой войне, они выполняют важную социальную функцию. Они мотивированы патриотизмом и самой ситуацией, которая сложилась в Украине. Те журналисты, кого я знаю, ближайшие коллеги по ньюс-руму, именно таковы.

- Вы выглядите спокойно и непринужденно даже под свистом пуль. Как вам это удается?

- Я не выгляжу непринужденно. Просматривая материалы, я вижу, что лицо у меня вытягивается под свистом пуль точно так же, как у других людей. Но в процессе работы я озадачен тем, как найти более выгодную позицию для съемок, а не безопасную. Это неправильно. Тобой движет интерес, ты находишься in the middle of the story и думаешь об опасности тогда, когда уже всё закончилось. Пять-семь минут спустя ты видишь в дороге отверстие от мины, хвостовое оперение, и в этот момент тебя накрывает волна страха. Но она накрывает тебя, когда уже всё прошло. В момент, когда ты снимаешь - думаешь о репортаже. Наверно, именно это и позволяет производить впечатление спокойного человека. На самом деле оно обманчиво.

- Как вам удается преодолеть панику в таких ситуациях?

- Я различаю панику и страх. Страх - предохранитель, который позволяет контролировать ситуацию, оставаться спокойным, действовать. Паника вводит человека в состояние ступора, заставляет либо бездействовать, либо действовать неправильно. Очень многие люди умеют управлять этим страхом. Герои на войне тоже боятся, но они умеют управлять эти страхом. Страх позволяет им понимать, что где происходит, кто и откуда на них выдвигается, где наиболее опасный сектор обстрела. Примерно так мыслят журналисты, которые достаточно много времени провели на войне.

- Вас избили и взяли в плен во время оккупации Крыма. Как вы вели себя в той ситуации? Как вообще журналисту стоит себя вести в ситуации, когда ему угрожают применением силы и оружия?

- Тогда была очень странная ситуация. Мы снимали штурм воинской части, которую пытались захватить «зеленые человечки». На помощь им приехала так называемая самооборона. На самом деле я успел заметить, что это были переодетые сотрудники «Беркута» и, как мы уже спустя некоторое время выяснили, участники клуба байкеров «Ночные волки». Они начали избивать журналистов, которые там находились. Мы к этому времени успели отснять материал и пытались выехать. Тогда мы заметили преследование.

Они знали, куда мы поедем в этот день. Это была целая операция, которую контролировала ФСБ. Когда нас положили на асфальт и стали стрелять, я успокоился и решил принять ситуацию, как она есть. Значит, такая судьба. С другой стороны, поскольку стреляли возле головы, я понял, что, скорее всего, убивать не будут, а просто напугают. Покалечат, изобьют, но убивать не будут. Возможно, я и стонал от боли, потому что мне поломали ребра, но внутренне я был очень спокоен. Кто-то из наших кричал. Я слышал крик водителя, но он кричал скорее от испуга, чем от боли. Но когда нашего оператора и греческого журналиста Костаса стали запихивать в багажник - в этот момент что-то в моем сознании переключилось. Могло случиться все что угодно. Их могли утопить в море...

Тогда я попробовал говорить с теми людьми. Может, это были странные слова. Я неосознанно, интуитивно пытался найти какой-то контакт, чтобы спасти своих коллег. Я сказал: «Возможно, вы считаете нас бандеровцами...». «Да, бандеровцами-бандеровцами», - отвечают они. «А вы знаете, что нас, русскоязычных, на Майдане некоторые называли москалями?» - добавляю я. Тогда они вошли в состояние ступора и уже не понимали, с кем имеют дело. Эти люди меняют решение и отдают ключи от машины. Они отказались вернуть наши документы: «Это наши трофеи, мы знаем, кто вы, где ваши семьи. Живите и бойтесь». Последняя фраза меня очень серьезно зацепила, потому что жить и бояться я не хочу. Хочу жить, но не хочу бояться. Ситуация могла развернуться в печальном направлении. Со временем нам переслали материалы нашей разведки, которая контролировала переговоры тех людей. В переговорах было зафиксировано: «Камеру - убить, их - покалечить». Видимо, люди, которые исполняли приказ, решили сымпровизировать.

- В книге «Люди войны» вы проявляли некоторые симпатии к повстанцам в Буаке. Не пытались ли вы понять боевиков «ДНР» и «ЛНР»?

- После мая с боевиками «ДНР» и «ЛНР» я не общался - кроме тех, кого брали в плен, а затем обменивали. Это были закоренелые противники Украины и нынешней власти. С ними говорить было очень сложно. И стать на их позицию было очень сложно. Что касается других примеров, то есть история четырех боевиков «ЛНР», которые жили с «Айдаром». Их позиция кардинально изменилась. Я понимаю, что от одного разговора журналиста с боевиком он не поменяет свое мнение. А вот пожив вместе с украинскими солдатами, осознав, как относятся к местному населению украинские солдаты, сепаратисты могут измениться. Но это длительный процесс, который может занимать месяцы. Возможно, кому-то из этих людей я симпатизирую. Но поскольку конфликт касается меня, вникать в их мотивацию у меня нет большого желания. Возможно, это звучит непрофессионально, но это так.

- Вы хорошо знаете ситуацию на Донбассе. Есть ли у вас понимание причин этой войны?

- Война была неизбежна. Если бы она не случилась в 2014 году, то случилась бы в 2015-м. Это цивилизационный конфликт. Мы сделали свой выбор, захотели жить в условиях свободы и более высоких жизненных стандартов во всем: политике, экономике, быту. Большинство украинцев сделало свой выбор. У власти, которая ушла в феврале 2014 года, не было шансов, и Россия это понимала. Там почему-то решили, что независимая Украина, ориентированная на Европу и на европейские ценности - прямая угроза существованию России. И решили организовать демонтаж Украины как государства.

Нужно понимать, что война не закончится так быстро. Они не отступят от своей цели. Перемирие - это не мир. Путин остановится там, где его остановят, где ему дадут остановиться. Это не пустые слова, мы это наблюдаем каждый день, находясь в зоне конфликта. В этом причина, всё остальное - следствие, даже тот факт, что часть населения Донбасса поддерживает отделение, присоединение к России или формирование собственного квазигосударства. Это уже следствие, инструментарий, который использовался для раздувания конфликта и расширения его масштабов. Ключевая причина в столкновении цивилизаций.

- Какие у вас прогнозы, когда может закончиться эта война?

- Горячая фаза - в следующем году, если всё будет хорошо. Дальше - годы устранения последствий. Единственное, на что хотелось бы надеяться и чего хотелось бы желать - чтобы было меньше жертв. Возьмите любую мать любого российского солдата, который погиб здесь. Это ведь для нее трагедия, трагедия конкретного человека. Пусть трагедия человека потерянного, потерявшегося, поверившего пропаганде, но это трагедия. Хотелось бы, чтобы этих трагедий было меньше. Кровь у всех красная. За сильных мира сего расплачиваются простые люди. Это нужно помнить, доказывать и объяснять россиянам.

- Вы говорите о россиянах... А знает ли всё население Украины правду о войне на Донбассе? Если нет, то что стоило бы узнать?

- Тот, кто хочет узнать правду о войне в Украине, тот ее узнает. У нас очень много источников информации, практически все они открытые. Закрыта только информация разведывательного характера: где находятся позиции, координаты. Но она не является ключевой для понимания конфликта. Ту информацию, которая является социально значимой, мы все можем получить. В отличие от россиян, в отличие от сепаратистов. Я связываюсь с людьми там, задаю вопросы по поводу съемок и мне часто говорят: «Вы же живете в условиях свободы слова, а у нас не всё говорить можно». Полгода эта территория оторвана от Украины и уже там наметилась жесткая цензура: того, о чём человек говорит, что он думает, что снимает. Видимо, на Донбассе так было и до войны. Люди привыкли жить в условиях контроля свободы слова. Потому что иначе они бы не согласились так быстро одеть информационное ярмо себе на шею.

- Вы сейчас работаете не только для украинской, но и для международной аудитории - для телеканала Ukraine Тoday. Как отличаются подходы в подготовке материалов?

- Во-первых, работать на иностранном языке тяжело. Это не просто язык, это другая форма, стилистика, другая ментальность. Вся эмоциональная часть, на которую мы обращаем внимание здесь, в Украине, убирается, остается только информация. Наш зритель требует сопереживания, эмоций. С нашей точки зрения, сюжеты для Ukraine Тoday более холодные, более взвешенные, менее эмоциональные. Возможно, это правильно. Европейский и американский зритель наконец должен получить украинский источник информации о том, что происходит в Украине.

- Андрей, кроме того, что вы военный корреспондент, вы - автор нескольких книг. Ранее ваши книги были так или иначе связаны с войной. Последняя книга, «Империя четырёх сторон», посвящена гонщику. Вы устали от войны?

- Это книга не совсем о гонщике. Просто прообразом моего героя послужил друг, гонщик, который в прошлом году погиб в пустыне. Мне хотелось, чтобы хотя бы в книжной реальности он остался жив. Это книга о том, что понятие свободы, справедливости, понятие империи - вещи, которые очень сильно изменяются в зависимости от времени, в котором живет человек. Империи заканчиваются. Насколько люди воспринимают свободу, базовые человеческие ценности, зависит от времени, в котором живут люди. Это попытка смоделировать ситуацию, когда человек выбирает, что такое «свобода», что ей не является, что такое «Родина», что означает существование империи и власти одного человека, почему люди стремятся к власти.

- В предыдущей книге «Люди войны» вы размышляли на тему «человек войны». Андрей, вы человек войны?

- Я бы не хотел им быть. Как человек я очень устал от войны. Мне бы хотелось, чтобы как можно быстрее люди в этой стране по обе стороны фронта тоже от нее устали. К сожалению, дорога к миру лежит через победу. В нашей ситуации мир в Украине наступит только после победы. Поэтому мы, журналисты, там работаем. Многие настолько хотят приблизить эту победу, что меняют камеру на автомат и присоединяются к нашим подразделениям в качестве бойцов. Это происходит от желания максимально приблизить тот день, когда в нашей стране наступит мир.

- У вас не было желания самому взять в руки автомат?

- Было. И остается. Меня дважды отговаривали от того, чтобы пойти в военкомат. Иногда чувствуешь бессилие от того, что ты работаешь, а люди с той стороны не понимают, что нужно остановиться. Почему они не понимают, что они не правы, почему заблуждаются насчет Украины, не видят очевидных вещей? С другой стороны, ты включаешь логику и понимаешь, что от одного репортажа, от десятка репортажей ситуация не изменится. Нужно постоянно работать, и на это уйдут годы. Поэтому и работаем.

Фото Катерины Недесновой