Вже в листопаді цього року в український прокат вийде стрічка режисера Петера Беб’яка «Межа». Кримінальний трилер, який створювався в копродукції українських та словацьких кіношників, вочевидь не вкладається в шекспірівську формулу «багато галасу з нічого». В картині задіяні відомі українські актори, фільм взяв участь у кінофестивалі категорії «А» у Карлових Варах та отримав там приз за найкращу режисуру, матеріали про стрічку з’явилися у відомих закордонних виданнях The Hollywood Reporter, Variety, Cineuropa. Та чомусь інформацію про те, що «мы победили, и враг бежит, бежит, бежит», у мережі зустріли доволі спокійно або навіть скептично. Про те, що не так із українською кіноспільнотою, як презентували «Межу» в Карлових Варах та якою була співпраця українських кіношників із словацькими, ми поговорили з продюсером Андрієм Єрмаком та артистами Станіславом Бокланом, Риммою Зюбіною та Олександром Піскуновим.

Коротко про кіно: «Межа» — словацько-український фільм режисера Петера Беб’яка, створений за підтримки Держкіно. Зйомки відбувалися в Україні, Чехії та Словаччині. В основі сюжету — історія, яка відбулася на словацько-українському прикордонні у 2007 році, коли Словаччина готувалася вступати до Шенгенської зони. Фільм «Межа» ще на етапі створення отримав приз конкурсу Works-in-progress індустріальної секції BalticEvent ХХ Міжнародного кінофестивалю у Талліні. На 52-му міжнародному кінофестивалі в Карлових Варах Петер Беб’як отримав за картину Кришталевий Глобус за найкращу режисерську роботу. Далі фестивальна версія фільму була презентована на Одеському міжнародному кінофестивалі. А 29 серпня в Ужгороді відбувся показ фестивальної версії словацько-української копродукції і творча зустріч з акторами й авторами фільму. Цей варіант стрічки представили саме закарпатцям — мешканцям того регіону, де, власне, і тривали зйомки стрічки. Також було підписано контракт щодо міжнародної дистрибуції «Межі» з відомою лондонською компанією FilmRepublic. Київська прем’єра стрічки запланована на 22 жовтня, вихід картини на загал — 16 листопада. А українську версію пісні «Гей соколе», що стала саундтреком фільму, спеціально для української промокампанії виконав Олег Скрипка.

Андрій Єрмак

Продюсер, засновник Garnet International Media Group. Вважає, що все в житті можна перетворити на свято, а можна — звести до механічного процесу. Кіно як бізнес, на його думку, має бути й успішним, і вигідним, і цікавим водночас. Рецепт від Андрія Єрмака такий: якщо хочете щось донести до глядачів, треба розповідати про це зрозумілою для них мовою, не навішуючи ярлики дурнів або інтелектуалів.

«Мы хотели сделать умное зрительское кино, и, мне кажется, у нас это получилось».

— История нашей совместной работы со словаками над фильмом «Межа» началось почти случайно. Мы познакомились с моим сопродюсером Вандой Адамик-Грицовой. Она поделилась со мной этой историей, которая в итоге стала фильмом, — идея мне понравилась. Мы как-то достаточно быстро нашли общий язык с Вандой, и вот получилась хорошая картина.

— Чем вас привлекла эта история? Ведь, судя по всему, среди украинского прокатного кино фильм такого формата — не слишком частое явление. Даже по трейлеру можно сказать, что «Межа» не очень похожа на легкую жвачку.

— Во-первых, мне понравился сценарий — очень профессионально написанный. Да и вообще, в итоге у нас собралась профессиональная группа. Во-вторых, это очень актуальная, с моей точки зрения, тема — фильм не только о ситуации на украино-словацкой границе и о не всегда легальном бизнесе, который там ведется. Есть ведь такая проблема и, например, на американо-мексиканской границе. То есть получается, что в любой точке земного шара проблема будет понятна и близка. Что касается жанров, в фильме их точно несколько. Но в большей мере это, наверное, достаточно крепкий криминальный триллер. Просто он снят на понятном зрителям языке. Мы хотели сделать умное зрительское кино, и мне кажется, у нас это получилось.

— Я слышала, что для украинского проката вы хотите убрать одну сцену, в которой один из героев лежит в гробу. Это правда? Если да, то с чем связаны такие изменения именно для украинского проката?

— Изменения действительно будут, но мы не убираем этот эпизод. Дело в том, что в картине есть сцена похорон одного из героев — Ивора, довольно положительного персонажа, который, в общем-то погибает в неожиданной трагической ситуации. И вот режиссером был предложен такой ход: когда Ивора хоронят и несут в гробу, он улыбается на камеру, щурится на солнечный свет. Этим режиссер хотел передать, насколько светлым был персонаж, несмотря на то, что тоже был замешан в этом нелегальном криминальном бизнесе. Этот вариант сцены и вошел в фестивальную версию фильма. Но затем, посовещавшись с нашими партнерами и дистрибьюторами, мы пришли к выводу, что, наверное, зрителям будет сложно это воспринимать. Это немножко вводит в заблуждение: многие стали спрашивать, остался ли он жив. Дабы снять эти вопросы, мы приняли решение, что в широкую дистрибуцию пойдет версия, в которой герой просто лежит в гробу.

— Насколько вы рассчитываете на коммерческий успех фильма именно в украинском прокате?

— Как ни крути, кино — это, конечно, бизнес. И, конечно, мы рассчитываем на коммерческий успех. Я все прекрасно понимаю: у нас не комедия, у нас не супермедийные лица, которые зрители каждый день видят по телевизору… Но я уверен в следующем: если люди придут в кино, 99,9 % из них выйдут с очень хорошим впечатлением. Им наша картина понравится. Я стараюсь быть объективным человеком, потому что в любом случае продюсер — это еще и бизнесмен. Если вам это не понравится, вы будете считать меня обманщиком. Так вот в этом случае лично я — Андрей Ермак — могу любому человеку рекомендовать пойти посмотреть это кино.

— Но хотя бы успех картины на международном фестивале должен кого-то заинтересовать, чтобы люди пошли смотреть «Межу»…

— Мы вот считали, вспоминали и поняли, что наша картина — украинский фильм, который впервые лет за пятнадцать, как минимум, был представлен на международном фестивале класса «А» в основной программе. Еще и в копродукции — тут-то, наверное, мы вообще первые. А «Межа» еще и получила второй по величине приз в Карловых Варах. На самом деле это огромное событие для нашей страны. К большому сожалению, наш менталитет не всегда позволяет порадоваться чужим успехам — люди у нас почему-то этого пока не умеют — вот и нет широкого резонанса. А, между тем, ведущие мировые издания, например Variety, сравнили фильм с «Крестным отцом», «Кланом Сопрано». И вы же понимаете, что эти издания реально независимы — на них повлиять невозможно.

— Вы подметили, что так или иначе мы говорим о бизнесе. Каким образом монетизируется участие фильма в престижном фестивале? Если, как вы, опять же сказали, даже резонанса особого после успешного показа «Межи» в Карловых Варах не было?

— Чем бы я ни занимался, для меня еще очень важно мое внутренне ощущение, как бы это ни звучало. Я, может быть, не отношусь к «показным» патриотам, но я воспитан в хорошей семье, в которой принято всегда с гордостью относиться к своим близким, к своей стране, к месту, в котором ты родился. Поэтому для меня было очень важно, чтобы наша работа и люди, которые в ней задействованы, выглядели достойно — так, как они заслуживают по своему таланту и профессионализму. И я очень рад, что это получилось: премьера в Карловых Варах, участие фильма в этом фестивале и то, как все там происходило, — тому доказательство. И мы были там не просто «бедными родственниками», как это часто бывает, а мы были достойными, равными участниками этого процесса. Наши люди почему-то не понимают, что очень важен не просто тот факт, что вы приехали. Главное — с чем вы приехали, как вы себя ведете, как вы даете интервью, где вы живете, куда вас приглашают, на каких мероприятиях вы присутствуете. Так вот в данном случае мы действительно были хедлайнерами этого фестиваля. В общем-то, из этих деталей состоит все.

Поэтому, безусловно, успех на фестивале, внимание фестивальной прессы, приз — это очень важно, это влияет на бокс-офис, это влияет на предложения. На сегодняшний день к нам поступили приглашения от около 50 фестивалей со всего мира.

Римма Зюбіна

Актриса, в «Межі» — виконавиця ролі дружини одного з учасників контрабандного бізнесу. Лауреатка першої національної кінопремії «Золота Дзиґа». Служить у Молодому театрі. Засмучується, коли журналісти поводяться непрофесійно, зізнається, що має безліч історій із кінозйомок і театральних репетицій, які б дуже хотіла ще розповісти. Вважає, що в акторській професії не має бути компромісів та жалю до себе.

«Актор — це така професія, коли ніхто не запитує, чи в тебе серце болить, чи в тебе воно розбите».

— Взагалі, як ви знаєте, історія пов’язана зі словацько-українським кордоном, із ближчим до кордону містечком у Словаччині і з ближчим до кордону в Україні Ужгородом. От саме для тієї частини картини, яка стосується Ужгороду, були потрібні українські актори. Таким чином, є історія словацької сім’ї, і вона більш розгалужена: у центрі герой словацького актора Томаша Машталіра, його матір грає дуже знана чеська і словацька актриса Емілія Вашаріова. Герой Томаша веде свій контрабандний бізнес (у нас на Закарпатті, до речі, все це так і називають — «бізнес»). І в нього є український компаньйон, якого у стрічці грає Євген Лібезнюк. Так от я граю дружину цього українського компаньйона. За фільмом у мене ще є брат, якого грає Олександр Піскунов. А ще в мого екранного чоловіка є син від першого шлюбу, якого грає Макар Тихомиров — у нього буквально два епізоди, але вони дуже сильні, мені надзвичайно сподобалася його робота. Ще треба не забути, що в фільмі працює Володимир Геляс — цигана грає. Звісно, що українська історія в «Межі» трохи менша. Але там є просто філігранна робота Станіслава Боклана. Він — мукачівський мафіозі. Я не знаю, чи ходять у нас у Мукачеві в таких чистих білих сорочках, як ходив Стас у кадрі, але він створив ну дуже цікавий образ — вся роль на нюансах, дуже тонко зіграна. І коли я презентувала стрічку на Одеському кінофестивалі (кожному члену журі треба було презентувати якусь картину, а в мене за останній рік у кіно більше не було нічого нового, тому вирішили, що я презентуватиму «Межу»), то я одразу сказала: «На моєму місці мав би стояти Станіслав Боклан, тому що в нього тут неймовірно хороша акторська робота. Я дуже радію за нього! Дуже!».

— А як розпочалася ваша акторська історія в цьому проекті?

— Словацький продюсер Ванда Адамик-Грицова побачила фільм «Гніздо горлиці» на каннському кіноринку. І в Україну на кастинг «Межі» вона вже приїхала з проханням до кастинг-менеджерів: знайти актрису Римму Зюбіну. Ось тому я завжди кажу, що дуже важливо інтегрувати наше кіно в світ, возити його кудись, адже «Гніздо горлиці» не було в програмі Каннського кінофестивалю, це був кіноринок! Але мене там побачила Ванда. Я приїхала на кастинг, ми поговорили. Я одразу сказала, що мені не треба перекладати, тому що я розумію словацьку.

— Я чула, що вас жартівливо на майданчику називали «міжнародною артисткою»…

— Так і було, справді, я і на знімальному майданчику просила, щоб зі мною не розмовляли англійською — хотіла згадати словацьку, яку колись дуже добре знала, але вже трохи забула.

— Судячи з цього, на майданчику була дружня, жартівлива атмосфера?

— Мій перший знімальний день збігся з днем мого народження. Саме тоді знімали сцену сватання мого екранного брата до дочки головного героя — того дня на майданчику були майже всі герої, бо то дуже велика складна сцена, в якій багато масовки, багато переміщень камери. Я приїхала в такій красивій вишиванці, в якій ще в «Горлиці» знімалася, й тоді ще Емілія Вашаріова відзначила, що дуже красиве вбрання. А я привезла з собою шампанське, але тримала в таємниці, що в мене свято. Та після зйомок цього величезного епізоду Петер оголосив, що в нас сьогодні є іменинниця, і мені винесли красивий величезний торт! Я такого торта ніколи в житті не отримувала: там була така свічечка-напис: «Усього найліпшого, Риммо!». Після цього ми продовжили знімати та якось так збіглося, що саме цього дня працювали над сценою, в якій мій чоловік по фільму, обурений тим, що його компаньйон не хоче іти на певні оборудки, підіймає мене з-за столу, шпиняє мене всю дорогу, б’є… Я в цій сцені падаю. І от в одному з дублів я невдало впала і розтягла собі м’язи. Але не могла нікому нічого сказати, бо треба ж було знімати далі. Тільки потім зізналася, ще й жартувала, що зазвичай мої дні народження по-різному закінчувалися, але щоб мене побили — такого ще не було. (Сміється.) Але все колись трапляється вперше. Та насправді то був яскравий день народження. Я тоді навіть уранці, коли прокинулася, сфотографувала вид із вікна готелю — там був такий неймовірний світанок, така неймовірно тиха вода, й сонце… І ось весь цей рік у мене і був наповнений отим сонцем.

— Але щодо м’язів звучить не дуже весело і сонячно. Це, мабуть, був фізично найскладніший епізод?

— Ви знаєте, в останній період зйомок «Межі» було гірше — бо я їздила з жахливим бронхітом! Мені тоді ставили діагноз «бронхіальна астма» — я кашляла безупинно! Але «вилежати» в лікарні не могла: три-чотири крапельниці пройшла і все. Не спала ночами, їхала на майданчик із ношпою, з якимись ментоловими пігулками — нічого не допомагало. То я просто перед камерою завмирала, набирала повітря в груди на момент дублю і ось так трималася.

— Професія таки буквально вимагає жертв?

— Актор — це професія, в якій лікарняні листи — взагалі незрозуміла річ. Ніхто не запитує, чи в тебе серце болить, чи в тебе воно розбите… Все це має залишатися за дверима твоєї власної оселі, й нікого не турбує, нікого не цікавить, що в тебе там. Але маю зізнатися, що й мене, як глядача, це ніколи не цікавить. Буває, приміром, бачиш, що дуже безенергетично працювали актори, а мені починають розповідати: «Ой, ти знаєш, там таке сталося!». Я кажу: «Ні, я цього знати не хочу». У мене й для себе є якась планка, нижче якої я не дозволяю опускатися. Можливо, це максималізм, але мені хочеться, щоб у цій професії не було компромісів.

Олександр Піскунов

Актор, у «Межі» — виконавець ролі Івора, екранного брата героїні Римми Зюбіної. Служить у Театрі на лівому березі Дніпра. Зізнається, що часто-густо героїв, яких він грає, за сюжетом б’ють, та не завжди трапляються в цих сценах партнери, які вміють це робити обережно. Вважає, що найкраще на знімальному майданчику — коли є місце для спільних пошуків із режисером.

«Этот фильм не о контрабанде, в центре — сами люди и то, что с ними происходит. Он о том, как человек переступает какую-то грань предательства».

— Мое участие в проекте началось с проб. Но до этого меня посоветовала актриса моего театра Анастасия Карпенко — дала агенту мою фотографию, а та показала ее режиссеру. Но это не то, что меня как-то насоветовали: ведь показать фотографии — это не то же, что «замолвить словечко», это совсем другое. И со мной, кстати, это впервые было. Правда, были случаи, когда режиссеры меня видели в театре и просто приглашали уже на съемочную площадку, без проб. А так-то мы все проходим пробы и кастинги, иногда режиссеры или агенты приходят в театр, смотрят и приглашают на пробы. Так всегда происходит, если, конечно, ты не Станислав Боклан. (Улыбается.) И вот меня пригласили на пробы «Межи». Я выучил текст на украинском, попробовался. Мне сказали: «Выучи еще на словацком». И все, я попал на съемки.

— В итоге на каком языке вы разговаривали в кадре?

— На словацком. Нам попалась очень крутая преподавательница по языку — такая милая, такая мягкая. И вот у нас с ней было несколько уроков: собирались в кафе, я приносил тетрадку и ручку, и она мне объясняла какие-то слова, транскрипции. Словацкий, в общем-то, не очень тяжелый язык. Но там есть некоторые сочетания букв, которые звучат по-особенному — это очень интересно изучать. И вот за пять уроков примерно я разобрался. У меня, по крайней мере, получалось довольно свободно говорить на площадке на словацком. И режиссер один раз только позвал переводчика — когда снимали особенно тяжелую сцену.

— Что за сцена такая сложная?

— Ну как сложная, там просто было очень много текста.

— И все? В этом вся сложность? Расскажите все-таки, какие вообще вещи могут быть сложными для актера на площадке? А то ведь можно подумать, что выучить текст — и дальше любой справится.

— Сложнее всего, наверное, искренне сыграть любовь. Так, чтобы ты при этом не наяривал, чтобы это выглядело действительно трогательно, честно. Когда готовлюсь к такой сцене, смотрю в глаза девушке, на губы, на зубы, как она улыбается… Перед кадром мы с ней говорим, шутим. Вот у нас была сцена свадьбы в «Меже», мне кажется, у нас она хорошо получилась. А еще голым в кадре сложно ходить — чувствуешь себя незащищенным. Но тут партнерша разделась, и я подумал: «А я чего?». И я разделся. Еще сложно, когда в гробу тебя носят — это очень странное ощущение, как будто… Ну вот как будто ты в гробу! Как будто ты уже немного мертвый.

— Какую сцену снимали дольше всего?

— У нас было несколько долгих по съемке сцен — некоторые из них, кстати, в фильм в итоге не вошли. Например, та, где мой герой обворовывает ломбард — крутой был эпизод. А еще долго снимали сцену, в которой контрабандистам отрубают пальцы, а буквально за окном я разговариваю с отцом словацкой девушки и прошу ее руки. Там я читаю стихотворение на словацком, даю ему кольцо... В этом эпизоде, получается, работает сразу несколько планов, и нужно «держать» и то, что происходит внутри дома (и это видно в окно), и то, что происходит снаружи. Снималось так: сначала все внутри, потом — все снаружи, а потом еще отсюда, извне — вовнутрь, как бы с двойной экспозицией. А еще была длинная съемка сцены свадьбы. Просто массовые сцены всегда долго снимаются. Но у нас оператор был очень талантливый. И что мне понравилось, что половина группы (фокуспулер, световики, например) — были украинцы. Главный оператор был, конечно, словацкий, а вот стадикамщики приезжали украинские.

— О чем же фильм?

— Мне кажется, этот фильм о взаимоотношении в семьях и между людьми вообще. Вот там есть актер, который учился в нашем университете Карпенко-Карого, а теперь он словацкий актер — Евгений Либезнюк. У него просто шикарная работа! Вот он и Станислав Боклан мне очень понравились — они существуют в кадре! По мне, например, видно, что я играю: есть это ощущение, что человек пытается играть какого-то персонажа. А у них этой грани нет, как будто они такие и есть: это в мелочах, в глазах, в жестах каких-то…

— А чего вам не хватает, чтобы достичь такого же уровня? Что нужно делать, чтобы вырасти до них?

— Надо мне давать главные роли. (Смеется.) Опыт нужен, наверное. Мне Либезнюк чем понравился — тем, что он работал на нескольких уровнях. Вот герой его делает что-то незаконное, плохое, но ты понимаешь, что он же сына своего хочет поднять, из тюрьмы забрать — он неоднозначный. Мне вот это очень понравилось: не было понятно, он ублюдок все-таки или на самом деле хороший, но несчастный человек.

— И все-таки, о чем же фильм?

— Он о том, как человек переступает вот эту грань предательства. Как люди предают, и в то же время смотрят тебе в глаза. Вот герой Либезнюка предал своих партнеров, а потом на его же глазах им отрезают пальцы, а он просто смотрит… Очень важно не переступать какую-то внутреннюю грань морально-этическую. А фильм как раз о том, как бывает, когда эти границы размываются. У героя Боклана они настолько размылись, что совсем исчезли. А он при этом настолько спокоен: он убивает людей, топит их, душит, продает — и нет в нем даже малого угрызения совести. И фильм не о контрабанде: все эти штуки с перевозкой сигарет, наркотиков через границу — они все как будто за кадром остаются, их не показывают прямо в лоб. А в центре — сами люди, то, что с ними происходит, первый план — человеческий.

Станіслав Боклан

Актор, у «Межі» — виконавець ролі українського мафіозі. Народний артист України. Служить у Молодому театрі. Зізнається, що він — далеко «не рахат-лукум»: людина дуже вимоглива, в першу чергу до себе. Не розуміє, коли його називають «зіркою», адже таке визначення передбачає не тільки впізнаваність, але й певний статус, матеріальні умови. Вважає, що артистові вкрай потрібен театр — у ньому відбувається лабораторна робота актора, яка потім дозволяє йому за мить «вмикатися» перед камерою.

«Я уже понимаю, что какие-то вещи уже не сыграю никогда. В душе ты горазд на многое, а морщины твои тебя выдают».

— Благодаря продюсеру Андрею Ермаку, с которым я был знаком до этого проекта, я появился в кабинете, когда там сидела Ванда — продюсер с другой стороны — и режиссер Петер Бебьяк. Они смотрели на меня, я смотрел на них. Ванда стала объяснять по-английски, о чем фильм. Я, насколько позволяло мое знание английского, конечно, кое-что понял. И кивал головой, типа я все понимаю. Меня спросили, интересно ли мне это (я уже прочел сценарий), я говорю: «Интересно». И я понимаю, что Андрей Ермак в этот момент взял на себя определенную ответственность, предложив меня и других актеров — и мне нужно его не подвести. Потому что в нашем деле самое главное — не подвести, а то в следующий раз тебя не позовут.

— Какие ощущения от съемочного процесса?

— Очень многое зависит от того, как тебя принимают. Вот я приехал на площадку, а там такой милый человек — режиссер — улыбался все время, рассказывал, как он все это видит. Замечательные люди! А мы же никто особо друг друга не знаем — встретились на съемочной площадке. Подошел человек, говорит: «Я главного героя здесь играю», — потом подошел еще один парень, который учился когда-то у нас в институте, — Евгений Либезнюк. Мы, кстати, вспомнили, что где-то пересекались еще в молодости. Так вот мы пили кофе, что-то вспоминали, было очень весело. Потом пришел режиссер, говорит, пора идти — уже выставили кадр. А там — съемочная бригада, в которой знакомые световики, потому что они наши, с украинской стороны. Меня познакомили с улыбающимся оператором — все очень мило... А дальше что — текст, вот такой, в котором я кого-то пугаю чем-то, устраиваю разборки… Но мы же, актеры, как дети малые: поигрались в песочнице, нам сказали, что все получилось хорошо — ну и все! Меня отвезли на паровоз и я уехал домой.

— Забавно, как вы говорите о рабочем процессе, как будто это действительно такая вот игра в песочнице. А между тем многие ваши коллеги говорили, что у вас в фильме невероятно тонкая интересная работа.

— Честно говоря, я еще не видел фильма. Вообще стараюсь много чего не смотреть из того, в чем снимаюсь. Мне все время кажется, что все не так, все не то: здесь не надо было громко, а здесь — тихо. Мне мучительно все это наблюдать, на самом деле. И не подумайте, что я сижу тут и кокетничаю, мол, меня все узнают, а я такой весь зайчик… Просто я не могу смотреть кино или спектакль просто как зритель — все равно смотрю работу, в данном случае — свою. Часто начинаю злиться, если что-то вышло плохо. А что до самого процесса, я не знаю, что происходит в момент, когда включается камера — я это не анализирую. Просто пытаюсь сделать то, что просил режиссер. И вот в работе в «Меже» в этом плане было интересно: вы же понимаете, что я на самом деле не знаю, что говорил мне режиссер на словацком — мне ведь переводили. Так что у меня есть ощущение, что я сыграл то, что мне говорил переводчик. (Смеется.) Но, в общем, режиссер мне говорил, как он видел определенную сцену. Наверное, как-то по-своему ее видел и оператор — они договаривались как-то между собой. А я пытался понять все, что от меня хотят, и впихнуть туда еще и немножко своего видения и ощущения персонажа.

— Вы сказали, что не любите на себя на экране смотреть. А «Межу» смотреть пойдете?

— Да, «Межу» посмотрю. Потому что Римма Зюбина в одном из интервью сказала, что это мировой уровень. Все-таки хочу посмотреть, что такое я — в мировом уровне. (Улыбается.) На самом деле, могу вам честно сказать, что там, в «Меже», я добросовестно работаю, как везде. Мне кажется, что вот это нас и спасает на сегодняшний день в некоторых странных проектах, странной драматургии, странной литературе, в подходе к работе — наше старание сохранить себя в профессии, не предавать ее. Чтобы не было стыдно. Иногда, конечно, бывает очень стыдно, потому что деньги заканчиваются, а стыд — нет. Ты внутри себя прекрасно понимаешь причины, по которым это плохо (финансирование, например, или литература плохая, режиссер не того уровня, ты не так сыграл), но ты с этим не пойдешь к зрителю. Он это увидит и просто переключит на другой канал. Меня это печалит, потому что за любым проектом стоит работа, профессионализм, труд очень многих людей. И насколько я был рад, когда на съемочной площадке «Межи» увидел наших осветителей и фокуспулера! Я знал, что все будет хорошо и что на мне будет фокус, когда надо. Это радует, потому что ты знаешь, что они профессионалы, что они не предадут тебя в этот момент, что им будет не все равно. Вот это самый главный пункт на сегодняшний день — чтобы тебе было не все равно, что ты делаешь.

— И вам, судя по всему, не все равно, даже несмотря на то, что вы говорите о «детях в песочнице»?

— У меня как-то спросили, что я, мол, играю такие разные роли, уверен ли я в том, что играю их одинаково хорошо. А я ответил, что мне просто еще не давали то, что у меня бы не получилось. На самом деле я думаю, что умею не все, не все смогу сыграть. И не всегда ведь везет на роли, на тот материал, который может позволить тебе открыться. А что касается «Межи», тут такой момент непростой, когда артиста приглашают в зарубежный проект. Конечно, на него смотрят, конечно, его оценивают. И я тут не говорю, что олицетворяю собой всю страну в этот момент, но я все же представляю ее. Я — Народный артист вот такого государства. И они думают: «Интересно, какие же у них там народные артисты». Когда ты в такой ситуации выходишь и что-то делаешь, должен сделать это так, чтобы у них сомнений не возникло, что ты чего-то умеешь. Именно поэтому мне кажется, что наша украинская компашка, которая попала в этот проект, очень достойно выгребла. Я не говорю о себе — я же себя не видел. Но зато наблюдал, как работают мои партнеры. И мне кажется, что все это было очень достойно.

— А вот как вы, актеры, рассматриваете мастерство коллег? На что вы обращаете внимание?

— Это очень сложно объяснить. Потому что, если вы посмотрите, например, на замечательных актеров Евгения Леонова, Андрея Миронова — вы все равно не сможете до конца это проанализировать, расшифровать эту математику. Но вы все равно понимаете, что есть что-то такое, что очаровывает. И вот у меня бывают моменты, когда что-то очаровывает в работе артиста. Как человек эту сцену провел — так ее сыграл, что вызвал какие-то сильные эмоции. Что-то такое непривычное он сделал или контрапунктное, когда ты ожидаешь одного, а он вдруг делает совсем по-другому. Таким был Виталик Линецкий — великий Виталя. Таким есть Леша Горбунов, к сожалению, — и я не понимаю почему, — так мало задействованный на сегодняшний день. А ведь годы наши летят! Мне 57 лет — и это очень много, и я уже понимаю, что какие-то вещи я уже не сыграю никогда. Эти моменты печалят. В душе ты горазд на многое, а морщины твои тебя выдают. Но, слава богу, у меня уже есть что рассказать внуку и внукам. И похвастаться есть чем. Немного, но есть.

Фото: Олексій Темченко, Валентина Балабанова, Андрій Шматов