Почему смерть стала публичным действием и как на это реагировать

Почему смерть стала публичным действием и как на это реагировать

2 Вересня 2016
1598
2 Вересня 2016
11:00

Почему смерть стала публичным действием и как на это реагировать

1598
Стоит поработать «в теме» несколько месяцев, и даже самые жуткие подробности и фотографии в стиле «кровь, кишки и расчлененка» перестают пугать и удивлять
Почему смерть стала публичным действием и как на это реагировать
Почему смерть стала публичным действием и как на это реагировать

Когда-то этическая сторона такой профессии, как журналистика, выглядела совершенно иначе. Похороны снимали с особых ракурсов, кадры, на которых запечатлена смерть, размывали и ретушировали, а в материалах, содержащих «опасный» контент, давали предупреждение: для 18+ или даже 21+.

Все начало меняться в 2014-м, когда на Майдане Независимости во всю бушевала Революция достоинства. 22 января того года во время противостояний на улице Грушевского был застрелен 20-летний Сергей Нигоян. Убийство вызвало шок и резонанс, и в подтверждение того, что Нигояна действительно застрелили свинцовой картечью, в соцсетях стали распространяться видео из морга — там патологоанатом показывает отверстия от пуль на теле мертвого парня. Тот ролик, наряду с предысторией — кадрами, где майдановские врачи пытаются спасти жизнь Нигояна, перекочевал в блоги и СМИ. Я бы назвала этот момент началом. Потому что после убийства Сергея все изменилось.

Дальше были новые смерти на Майдане. За убийствами протестующих на Институтской в прямом эфире наблюдали миллионы. Я помню дни, когда это происходило. Мы сидели в редакции, нужно было заниматься плановой сдачей номера, но никто не мог этого делать. Все с замиранием сердца наблюдали за тем, как в центре столицы один за одним падают подстреленные люди. Эти кровавые кадры — смерть в прямой трансляции, внесли свою лепту в развитие, условно говоря, «журналистики смерти». В попытке установить правду, найти убийц и показать родственникам последние минуты жизни их близких эти кадры стали распространяться везде — в соцсетях и в СМИ, без ретуши и заблюривания. Скрывать было нечего и незачем. Мы столкнулись со смертью лицом к лицу. Кадры, на которых на троллейбусной остановке возле отеля «Казацкий» в ряд выложены тела погибших мужчин, накрытых флагами и пледами, пожалуй, навсегда врезались в память каждому, кто хоть раз их видел. Такое не забывается.

Произошедшее с нами во время Евромайдана навсегда изменило «правила игры». Журналисты перестали церемониться, освещая смерть, а аудитория, десятки раз пересматривающая шокирующие кадры, не задает вопросов о том, корректно ли выставлять такое на всеобщее обозрение.

Следующей частью этого пазла под названием «журналистика смерти» стала гибель Кузьмы Скрябина в феврале 2015-го. Кадры с места аварии, в которой погиб музыкант, мгновенно разлетелись по соцсетям и СМИ. Среди них была и съемка одного из телеканалов, которую окрестили некорректной и скандальной, попросив убрать из сети. Но видео уже подхватили другие пользователи — на нем показали бездыханное тело Кузьмы, даже не удосужившись заблюрить лицо.

Война на Донбассе окончательно сняла со смерти покровы и превратила это явление во что-то пугающе обычное, не побоюсь этих слов — иногда даже будничное и привычное. Именно она, война, превратила нашу информационную реальность в одну сплошную войну. Если когда-то рубрику «Происшествия» заполняли сводками из ДТП, случаями изнасилования и пьяными драками, то теперь все это меркнет на фоне новостей из Донбасса и фотографий со ставших привычными прощаний с погибшими бойцами в самом сердце Киева, на Майдане Независимости.

В Фейсбуке без каких-либо предупреждающих подводок, ретуши или цензуры распространяются фотографии и видео с поля боя, издевательства над пленными, видео после бомбежек, где полуживые мирные жители Донбасса просят о помощи, истекая кровью, истерзанные тела бойцов и остатки этих самых тел после особо жестоких битв. Пример этому — репортажи того же Сергея Лойко из ДАПа. Среди этих фото — небезызвестный снимок, на котором бойцы спасают из-под обстрелов обугленные останки своего побратима, сложенные в деревянный ящик. Он даже вышел в печати — в книге о боях за Донецкий аэропорт. Подпись к снимку гласит, что на нем изображено бедро подорвавшегося военного. Никакой цензуры. Подобное наблюдалось и во время катастрофы МН-17 — тогда тоже разлетелись нецензурированные снимки с места трагедии, на которых было отлично видно и обломки самолета, и то, что осталось от пассажиров этого рейса.

Особенно будничной стала такая реальность для журналистов. Я сужу по себе и коллегам, с которыми общалась на эту тему, и могу сказать, что у многих все это переросло в так называемую профдеформацию. Это когда впервые у тебя, как и у всех нормальных людей, реакция на новости из АТО адекватна происходящему. Смерть пугает, количество потерь на войне ужасает, новости о трагедиях и катастрофах заставляют задуматься. Но стоит поработать «в теме» несколько месяцев — и даже самые жуткие подробности и фотографии в стиле «кровь, кишки и расчлененка» перестают пугать и удивлять. Я с ужасом осознала это во время той же катастрофы МН-17: мы с подругой, далекой от журналистики, которая не читает новости каждый день, пошли под голландское посольство в Киеве в тот самый первый вечер после трагедии. Она разрыдалась от вида цветов, свечей и трогательных бумажных самолетиков. Я — нет. Меня даже ничего не «торкнуло» внутри. И это — страшно.

Ежедневная работа с информацией такого рода превращает журналистов в роботов. Правду говорят, что человек может привыкнуть ко всему. Но хорошо ли это? Можно ли как-то вернуть адекватную реакцию, снова стать человечнее? Или это — уже навсегда?

Иногда я задумываюсь и пытаюсь пофантазировать, о чем бы писала сейчас, если бы не было войны. И не могу представить. Война и смерть словно заполнили собой все пространство, сделавшись частью обычной жизни. Тенью, которая ходит за спиной и отражается темным бликом на всем, что происходит помимо этого. Можно ли излечиться от этого «заболевания» — информационного вируса, который накрепко засел в восприятии? И главное, станем ли мы воспринимать смерть так, как раньше — как трагедию, а не статистику, как что-то непубличное и «не для всех»? Или теперь она навечно будет оставаться на виду такой же едва уловимой тенью?

Возможно, на это нужно будет время. Много времени. Но пусть сначала закончится война.

Фото - ghall.com.ua

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
1598
Коментарі
0
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
Долучайтеся до Спільноти «Детектора медіа»!
Ми прагнемо об’єднати тих, хто вміє критично мислити та прагне змінювати український медіапростір на краще. Разом ми сильніші!
Спільнота ДМ
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду