Холодная война всегда была войной нарративов. Одна сторона рассказывала о себе как о наилучшем из миров, другая делала то же самое. При этом противник представлялся исчадием ада. И поскольку никто не имел реального представления о чужом мире, то все произносимое считалось правдой. А сама такая модель стояла незыблемой скалой.

Перенесемся в наше время. Информационные технологии создали огромные запасы информации, big data объявлена новой нефтью. Попытки вмешательства в американские выборы уже начинают рассматривать как результативные.

З. Роджерс заявляет в статье с пугающим названием — «В когнитивной войне — оружием являетесь вы сами!»: «Когнитивная война — это не только атака на то, о чем мы думаем. Это атака на наш способ мышления. И это не только о ведении войны, но о национальной безопасности и благосостоянию. И одной из ее уникальных особенностей является то, что мы делаем это себе сами. Мы участники. Противник в век суперсвязности должен только показать, ввести, подтолкнуть, использовать и исчезнуть. Концепция конфликта «ниже предела» становится бессмысленной, когда мы можем проиграть не начиная воевать. Предела чего?» [4].

Получается, что речь идет о все большем смещении военных действией в невоенные сферы. К примеру, в сфере мышления мы же не можем запретить человеку думать, а именно там его поджидают ловушки, расставленные противником. Причем это не только интерпретации, стоящие над фактами, это и сами приемы принятия решений, научные теории, время от времени охватывающие весь земной шар.

Сегодня человек получил большую свободу распоряжаться информацией. Ему дало это по сути исчезновение печатного слова, которое было несомненно более фундаментальным, чем слово соцсетей. Печатное слово исходило от авторитетов, а соцсетях автор и читатель слились в единое целое, создавая для каждого ощущение, что его все слышат.

Исследователи фиксируют эту новую свободу в следующем: «В дигитальную эпоху, когда люди комментируют, постят, делятся, ищут, мы участвуем в обработке информации и создании знаний таким способом, какого никогда не было. Мы руководим своим собственным информационным потреблением, что отражает не такое видимое, но очень существенное изменение. В отличие от этого при чтении, смотрении, слушании традиционных форм медиа (печать, телевидение, радио) мы в основном являемся пассивными наблюдателями.   […] В том же плане, что студенты лучше обучаются, делая, так делание является отличающейся частью современных дигитальных медиа.  Участие является когнитивной инвестицией. Люди взаимодействуют по-другому, когда они сами становятся участниками нарратива. Развитие нарратива является частью их живого опыта. Они комментируют, постят, ставят ссылки, делятся, находясь при этом вместе с нарративом» [5].

Пропаганда с таким включенным участием пользователей направлена не столько на то, чтобы продвигать новое, а скорее подтверждать то, что уже было заявлено [6]. Это феномен подтверждения уже имеющейся точки зрения, что является очень важным для потребителя. Вспомним по российской кампании на американских президентских выборах, посты которой распространяли настоящие американские участники, поскольку слышали то, что хотели услышать.

Когнитивная война направлена на изменение модели  мира. Именно это всегда делали во все века представители всех религий и идеологий, задавая свою собственную как единственно правильную, что давало возможность пускать на заклание представителей противоположной точки зрения. Но как только их перестали «сжигать на кострах», а книгопечатание резко расширило границы дозволенного пришлось перейти к более мягким видам воздействия. Такими стали книги, памфлеты, газеты. Но все равно, чтобы уберечься от неправильных мыслей, заработала цензура.

Сюда еще следует добавить, что еще более сильную трансформацию воздействия на людей прошли не столько информационные, куда относится и наука, как виртуальные потоки, от которых в наименьшей степени требуется соответствие действительности. Они вообще проходят без должного внимания исследователей с точки зрения влияния на мозги. Кино и телесериалы, романы и пьесы, захватывая эмоционально, блокируют человеческую рациональность.

Украина попала в не просто гибридную, а в когнитивную войну, которая еще более незаметна, чем война гибридная. Главной движущей силой в войне со стороны России является когнитивное воздействие, поскольку она доказывает своему населению, что два братских народа разделили враги — запад и бандеровцы. Это столкновение нарративов, которое и потребовало столь мощного удара по массовому сознанию со стороны политических ток-шоу, что собственно российские события ушли из обсуждения

В. Коровин говорит от имени России, что главным пространством ведения войн в постмодерне является виртуальность: «С точки зрения реальности ничего не происходит – западные армии в наше стратегическое пространство не вторгаются и ничего не захватывают, не оккупируют и нам напрямую не угрожают, но лишь делают вид. О взаимном обмене ядерными ударами уже давно и речи нет, а мы всё продолжаем терять одно пространство наших интересов за другим, неся реальные потери» ([7], см. также  [8]).

Виртуальные войны он трактует как сетевые: «Сети существуют как в реальности – офлайн сети, так и (всё больше) в виртуальности – онлайн сети. Влияние первых сокращается, вторых – расширяется. Тот, кто научился оперировать этими сетями, действовать в их среде, тот и владеет созданием контекстов, через них формируя общественное мнение, навязывая свои интерпретации большинству, через сетевой инструментарий и создание виртуальных образов«.

Однако это явная ошибка сводить виртуальность только к сети. Гораздо больше четких виртуальных образов мы получаем через телесериалы и даже через видеоигры, за которыми люди проводят очень много своего свободного времени [9]. Телесериалы и видеоигры могут нести и политическую нагрузку. Появилась даже игра, где Порошенко и его партию нужно провести в парламент: «Игра предлагает всем желающим примитивный сюжет и геймплей. Игрокам предстоит управлять маленьким мультяшным Петром Порошенко в костюме и с большой картой Украины в руках. Экс-президента при помощи клавиатуры нужно довести до финиша — флагов Евросоюза и НАТО. Интересный нюанс: часть карты — с Крымом и Донбассом закрыта головой персонажа. Так будто оккупант окончательно их отнял» [10]. А в телесериале Человек-паук главного героя решили сделать геем [11].

В телесериалах также очень четко форматируется враг, и поскольку это все происходит в вымышленной реальности, мы с этим даже не спорим, воспринимая как данность. К тому же все эти подходы при погружении человека в виртуальную реальность, «гасят» рациональный компонент мозга, что в свою очередь облегчает воздействие.

В прошлом религиозные миссионеры требовали полного и естественного изменения модели мира. Их работа прекращалась, когда человек ощущал внутри себя прикосновение к чему-то огромному, что выходило за пределы его опыта и понимания. Такое же почтение, вероятно, должны внушать и огромные объекты в физическом мире. Это египетские пирамиды, средневековые храмы, гигантские строения тоталитарных государств. Это скульптуры, закрывающие небо над головой, например, «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной, считавшаяся образцом соцреализма.

Мы решили поискать, что происходит с физиологией, когда задирается голова. Исследования на змеях показали, что происходит уменьшение давления в артерии, питающей мозг, и кровообращение мозга падает [12]. Вероятно, в таких условиях и возможны разные виды видений, ощущение чего-то неземного.

С соцсетями пришли и многие другие изменения. В журналистике, например, стало возможным намного точнее знать свою аудиторию: «Раньше журналисты основывали свое знание аудитории в основном на базе своих близких кругов. Сегодняшний инструментарий может помочь им получать обратную связь, анализировать и понимать поведение читателей, открывать новые каналы для коммуникации. Эти новые возможности дают возможность раскрыть абстрактную аудиторию — они делают видимым присутствие читателей, их число и реальность» [13].

Еще один вывод этого исследования, ответ на вопрос, на чем именно держится восприятие аудитории журналистами. Это четыре группы факторов:

— знание аудитории своего издания,

— их профессиональные коллеги,

— их источники,

— близкие знакомые, включая членов семьи.

Как правило, взаимодействие с «чужими» исключается, ориентация на «известных» заранее читателей их отвергает.

Отбираемая нами информация должна соответствовать когнитивным структурам, примером которых являются рассказы, аналогии, метафоры [15]. Это привычный для нашего разума способ оформления информации, проверенный тысячелетиями. Первые сказки, например, «Красная Шапочка» имеют возраст 6 — 8 тысяч лет. Кстати, получается, что формулировка «империя зла» Рейгана выступала и в роли фильтра, который позволял отбирать отрицательную информация об СССР, отбрасывая позитивную. И это роль одной фразы! Метафоры порождают реальность, писал Дж. Лакофф. А еще были и Железный занавес, и Холодная война. Эти слова сами по себе создают понимание гранд-нарратива, в рамках которых пишутся журналистские материалы. Это как вариант соцреализма, который можно назвать капреализмом, поскольку мы прекрасно заранее знаем, какие именно материалы будут ему соответствовать. При этом пропагандистские войны лучше работают на свою аудиторию и хуже на чужую.

В мире могло было быть много хорошего, но такие гранд-нарративы нацелены на «вылавливание» плохого, тем самым укрепляя свою силу.

Меняющиеся наши мозги являются результатом когнитивных трансформаций.Так работала перестройка, причем путь ее был облегчен, поскольку героев прошлого она делала злодеями настоящего, действуя очень системно. Никто не оказывал ей сопротивления, кроме инерции массового сознания. Поэтому перестройку можно поставить в один ряд с подобной же работой с массовым  сознанием в послевоенной Германией и Японией. В этих случаях целью также были лишь мозги, а не тела.

В настоящее время также фиксируются определенные скоординированные медиа-атаки. Такой, например, признали действия Дж. Ассанжа и Викиликс, так как таким образом наружу вышли американские государственные секреты [16 — 19]. Джон Демерс, помощник генреральнооо прокурора по вопросам национальной безопасности, заявил следующее: «Выход этой информации делает наших противников сильнее и более осведомленными, а Соединенные Штаты менее безопасными».

Россия видит другую такую же схему, направленную уже против нее: «Из расследования французской прессы теперь выяснилось, что OCCRP и ICIJмогли распространять антироссийские материалы не только через «Радио Свобода», но и через такие российские издания, как «Новая газета», Meduza и The Bell. Как поясняет французское издание, в этой схеме все роли распределены. Конгресс выбирает мишени для сбора компромата и финансирует всю связанную с этим работу. Национальное разведывательное управление координирует деятельность агентов, которые ищут необходимую информацию. Минфин распределяет бюджет и затем вводит санкции против неугодных россиян. Собранные разведслужбами данные будут вновь разглашаться через журналистские центры OCCRP или ICIJ. «А сети журналистов, контролируемые финансистами США во всех уголках мира, включая Францию и Россию, будут отвечать за раздувание этой темы», – предсказывает французское издание» [20]. Как видим, сразу названы российские издания, якобы включенные в систему дискредитации.

Сегодня мы живем в мире красивого обмана. Это тоталитарные государства омрачали свой обман кровью, чем занижали свою действенность. Демократические государства усиливают свою виртуальность настолько, что допускают ее победу над реальностью ради всеобщего счастья.