По словам Роднянского, крупный медийный холдинг СТС МEDIA готовит экспансию в страны Восточной Европы.
– Александр, по специальности вы кинорежиссер. Вам удавалось делать успешное документальное кино, почему вы забросили это дело?
– Кино – это дело глубоко субъективное. Мои фильмы принято называть успешными, если понимать под успехом признание в профессиональном сообществе, выраженное, как правило, в фестивальных и прочих наградах.
– Когда же возникло понимание, что кино – это бизнес?
– Только перестройка все изменила, неожиданно позволив мне делать кино, оказавшееся востребованным зрителями. На закате СССР мы с друзьями пытались организовывать свои первые хозрасчетные предприятия.
– И у вас сразу все получилось?
– С друзьями создали первую компанию на четверых. Мы также пригласили Анатолия Борсюка, как уже известного режиссера старшего поколения. Я предложил назвать ее без особого пафоса «Четверг».
– Первые деньги пришли в «Четверг»?
– Нет, намного позднее. Распался Советский Союз, и, естественно, рухнул советский кинематограф. Встал выбор: оставаться в профессии или искать новую жизнь. Моя мама (продюсер документального кино Лариса Роднянская. — «ДЕЛО») была человеком очень строгих правил и считала постыдным отказываться от профессии. Тем более, я представлял уже четвертое поколение кинематографистов в нашей семье. Мама даже немного стеснялась появившегося много позже финансового успеха, связанного с моими телевизионными проектами. Однако я начал получать массу приглашений и предложений.
– Таким образом, вас переманили в Германию?
– Было несколько замечательных предложений из разных стран. Например, из США. Но я отказывался.
– Но в один момент вас что-то заинтересовало?
– Да, в 1992 году меня пригласил ZDF, самый большой общественный телеканал в Европе. Я проработал там 4 года, производя фильмы и сериалы. Это был мой первый настоящий бизнес. Так, «поневоле» я стал продюсером.
Александр не скрывает, что в Германии ему очень помог двоюродный брат Борис Фуксман (ныне один из совладельцев телеканала «1+1». — «ДЕЛО»). «Он (Фуксман. — «ДЕЛО») оказался в Германии значительно раньше, в начале 70-х годов и вел там достаточно успешный бизнес», — вспоминает Роднянский.
– Очевидно, тот факт, что Борис Фуксман в то время был в Германии и предопределил ваш выбор?
– Это был лишь один из факторов. Но важный. Борис же прекрасно говорил по-немецки, у него был широкий круг знакомств. И главное – деловой опыт.
– А как вы познакомились с женой Валерией, она уезжала с вами в Германию?
– Мы были знакомы еще до школы. Это длинная романтическая история. В Киеве Лера училась на факультете химической кибернетики, защитила кандидатскую диссертацию по органической химии. Лера – очень талантливый и разносторонний человек. В Германии ее пригласили работать на радио «Немецкая волна». Однако Лере этого было мало. Для того, чтобы честно овладеть профессией, она поступила в университет в Дюссельдорфе.
– Как от кино вы перешли к телевидению?
– В то время, параллельно с распадом советской киноиндустрии, происходило бурное развитие телевидения. В первую очередь, в России в силу активной политической жизни. Когда Константин Эрнст и Влад Листьев начали готовить проект ОРТ, они приглашали к сотрудничеству и меня, приезжали в Германию обсудить совместные возможности. И лишь тогда я начал думать о телевидении всерьез…
– Мысли о создании телеканала в Украине уже тогда появлялись?
– Тогда еще нет. Но с приходом Леонида Кучмы произошли серьезные изменения. Именно в тот момент произошла знаковая встреча – случайно, в самолете, я встретил Сашу Зинченко. (В настоящее время Александр Зинченко – советник президента. – «ДЕЛО»). Я был знаком с ним еще со времен перестройки, когда он работал вторым секретарем ЦК комсомола. И вот во время нашей случайной встречи в самолете он озвучил идею нового украинского телевидения.
– Но идеи, конечно же, было мало. Поддержка властей была?
– Сейчас, я понимаю, что идейными вдохновителями нового этапа развития наших медиа в то время были близкие к Леониду Кучме Владимир Горбулин (в то время секретарь СНБО) и Александр Волков (помощник президента).
– Что же было дальше?
– Мы с Владимиром Оселедчиком (бывший гендиректор канала «1+1») написали для Зинченко проект телеканала, страниц на двести. Потом, двумя годами позже, на основе этих идей и был создан «Интер». Но у нас в то время с Зинченко и Игорем Плужниковым (Плужников – один из совладельцев «Интера». Ныне – покойный. – «ДЕЛО») не сложилось. Мы решили реализовать свой собственный проект.
– Кто финансировал ваши идеи?
– Я уговорил подключиться к этому проекту Бориса Фуксмана. В ходе встреч Фуксмана с его партнерами по производству и дистрибуции минеральной воды мы случайно оказались в доме у Вадима Рабиновича. Между делом он поинтересовался, чем занимаюсь я. Я нехотя рассказал ему о своем проекте. Но Вадим отреагировал моментально: в течение 15 минут организовал встречу с Зиновием Куликом (тогдашний министр информации. — «ДЕЛО»).
– И что вам предложили?
– Перед Куликом стояла задача сделать непопулярный УТ-1 привлекательным каналом. Но денег у государства не было. И мы договорились, что платим за все – фильмы, программы, производство новых проектов — мы, но деньги от рекламы будут тоже наши. Важно понимать, что в то время рекламные минуты на украинском телевидении покупались за колбасу и кроссовки, которые заносили с черного входа. И дальше началась история «1+1», настоящая большая история.
– Сколько стоило создание этого канала? И чьи это были деньги?
– По тем временам были вложены огромные деньги — несколько миллионов. Сейчас звучит смешно. Деньги инвестировали мы с Борисом Фуксманом, он изначально был моим основным партнером в «1+1». Нашим же партнером в рекламном бизнесе стал Вадим Рабинович. Позднее мы расстались. Но это уже другая, не очень веселая история.
– Как на вас вышли американские партнеры?
– Когда доля аудитории телеканала УТ-1, на котором мы выходили в эфир, за год, как в сказке, выросла с 7% до 35%, появились наши нынешние американские партнеры – компания СМЕ. Заключенный с ними в то время контракт о партнерстве позволил нам сохранить оперативное управление компанией и инвестировать около 20 миллионов долларов в «1+1» как в независимый канал.
Пять лет назад я, сохранив свою роль в Совете директоров «1+1», возглавил другую компанию, которая сегодня называется «СТС Медиа» и является самой большой по рыночной капитализации компанией в Восточной Европе.
– Вы и ваши партнеры интересуетесь сейчас покупкой других каналов?
– Совершенно понятно: и СМЕ, и «СТС Медиа» — это два больших медиахолдинга, желающие развиваться. А, значит, приобретать.
– Почему вы не купили «Интер», когда он продавался?
– Продажа «Интера» была частью закрытой политической сделки. Я думаю, что «Интер» оказался в новых руках в силу того, что на самом деле покупали совершенно другие люди и совершенно другой немедийных актив. «Интер» оказался частью более сложной бизнес-интриги. Мы даже и не участвовали в обсуждениях. И даже не думали о подобной возможности.
– Были ли разговоры с Виктором Пинчуком об обмене медиаактивами?
– Я не знаю, кто распространял эти слухи, таких переговоров мы не вели. С Виктором Пинчуком был разговор только о «Новом канале», как возможной части холдинга «СТС-Медиа».
– Почему вы отказались от предложения Игоря Коломойского, который настойчиво добивался права собственности «1+1?»
– Мы всегда были в центре интересов многих бизнес-структур. Тот же Пинчук в 99-м делал предложения. И Коломойский, надо сказать, в 2004 году сделал корректное, привлекательное и честное предложение. И мы его всерьез обсуждали. Но не получилось. Сделка не состоялась.
Я считаю, что не последнюю роль в этой истории сыграли люди, которые стояли между нами и всячески «подогревали» Игоря Валерьевича. Много, слишком много эмоций. Надеюсь, что все позади.
– У вас есть политические амбиции, в каких списках вам предлагали место?
– Мне много раз в течение последних десяти лет предлагали место в списках самых разных партий. Но я считаю эту деятельность малоинтересной, а нравы, царящие в украинской политике, — убогими.
Поэтому всем своим друзьям и хорошим знакомым, которые прислушиваются к моему мнению, я советую держаться подальше от украинского политикума.
Хотя политика в Украине, надо признать, — очень эффективный бизнес.
Анна Денисенко, «Дело»
