В.Янукович: Остался один вопрос. Сегодня он будоражит не только Украину и Россию, но и Европу, да и мир…

М.Гусман: Назовем вещи своими именами: мы говорим о газе?

В.Янукович: Да.

Очередная поездка Виктора Януковича в Москву прошла без заметных последствий, даже негативных. Ни новых судьбоносных решений, ни сенсационных соглашений. Казалось бы, прошла и прошла. Поговорить и то не о чем, и слава Богу! 

Что до поездки, то – да, не о чем. Зато в большом, предшествовавшем поездке интервью для ИТАР-ТАСС, нашлось немало поводов сначала для смутных ожиданий, затем – для серьёзных размышлений. 

Первоначальные ожидания или, по меньшей мере, интерес обуславливались тем, что в этом своём большом интервью украинский президент решительно и резко повторил тезисы, уже многократно озвучивавшиеся нашими официальными лицами, особенно участниками переговоров по газу: «Мы не можем платить такие необоснованные деньги, такую цену за этот газ. Это неправильно, это несправедливо, и это чувствует украинский народ, поэтому тема эта очень больная и её, конечно, нужно снимать».

Многократное повторение этих суровых и справедливых оценок в течение всего прошлого года уже как будто показало, что ни многократность, ни даже суровость повторения совершенно неспособны сдвинуть ситуацию с мёртвой точки хоть на дюйм. Поэтому можно было ожидать, что повторение уже на президентском уровне должно хоть что-нибудь да значить дополнительное (ну, не просто же так?!). Тем более, в таком специальном ИТАР-ТАССовском интервью, полностью обнародованном в «Российской газете» (19.03.2012), и с незначительными сокращениями показанном каналом «Россия-24». Где некоторые пассажи В.Ф.Януковича прозвучали… ну, почти ультимативно, если не по смыслу, то по интонации: «Уверен в том, что ни у Украины, ни у России нет других вариантов, кроме одного: решить этот вопрос, вокруг которого мы уже достаточно долго ходим».

И после этого решительного заявления, дополненного, как сказано, важным уточнением «Мы не можем платить» – Виктор Фёдорович вместе с интервьюером – уважаемым Михаилом Соломоновичем Гусманом – прошлись, что называется, «по всему списку вопросов, представляющих взаимный интерес». Причём вполне могло сложиться впечатление, что прошлись не просто так, особенно после обронённого Гусманом замечания «… идут разговоры, что… тема газа – это тема пакетная».

Забегая вперёд, сразу скажу, что ровно ничего, годящегося для компенсационного «пакета», в этом своём списке они не нашли. В частности, пожелав «действительно от всей души» успехов Евразийскому союзу, Виктор Янукович довольно занудно объяснил, почему Украину это объединение пока совершенно не привлекает. И вообще нашей целью остаётся «процесс европейской интеграции».

Словом, всё было как обычно, и ничего интересного или хотя бы неожиданного не предвиделось. Вероятно, именно поэтому и было интерпретировано чуть ли не как «обещание» или даже обязательство – многословное разъяснение украинским президентом своей позиции по языковому вопросу. 

Совершенно очевидно, что Виктор Фёдорович и сам не вполне в курсе – принят ли соответствующий закон, или только подготовлен, или зарегистрирован для рассмотрения. Лично у меня не сложилось и впечатления, что президент Украины готов тут же изложить, какие, собственно, нормы (помимо того, что они «европейские») этим законом устанавливаются. 

Тем не менее, события понеслись, как в цирковой гэг-клоунаде, когда кодовое слово или жест запускает серию бессмысленных действий, совершаемых партнёрами ковёрного и неодушевлёнными предметами. Когда, к примеру, Белый клоун, получив пинок от клоуна Рыжего, хлопает большим молотом по голове Чёрного, тот выпускает мяч, который, покатившись, толкает дирижёра, и т. д. Маленькие дети смеются до слёз.

Так же было и тут. Маловразумительный спич для начала был интерпретирован, как «Янукович пообещал России закон о русском государственном». Затем спикер Литвин поспешил разъяснить, что Конституция не позволяет; затем Ганна Герман напомнила, что она является единственным патентованным интерпретатором президентских речений и переводчиком их на человеческий язык; потом подтянулись разные организации, ударившие в набат: «На самом деле Янукович пообещал понизить статус русского языка», и т. д.

Всё это – совершеннейшая чушь. И это – лучшая и наиболее безболезненная интерпретация шоу, как по мановению палочки развернувшегося вдруг вокруг языкового вопроса. Потому что, если допустить за этим каскадом словесных гэгов хоть толику смысла, то пришлось бы исходить из того, что, во-первых, – сугубо внутренний вопрос о повышении статуса языка половины наших граждан допустимо рассматривать в контексте международных отношений. Причём с намёком, допускающим рассмотрение повышения статуса русского языка как уступку, которую может сделать наша власть – не народу Украины, не собственным, голосовавшим за неё избирателям, а – другому государству, в обмен на какие-то, наверное, действительно нужные преференции.

Во-вторых, пришлось бы признать кризис идей. Поскольку такой «разменный» подход, помимо очевидной аморальности, ещё и совершенно бессмыслен и неконструктивен. Ведь нетрудно заметить, что, делая время от времени сочувственные и, вполне возможно, совершенно искренние декларации с осуждением практики насильственной украинизации, россияне никогда не демонстрировали готовности поступиться чем-то существенным во имя содействия решению языковой проблемы. Более того, вполне вероятно, их в гораздо большей мере устраивает её подвешенное и потому перманентно возбуждённое состояние. 

Предлагать московским дуумвирам и «Газпрому» торговаться в этих условиях – означает не просто идти на игру со слабыми картами, но предварительно сообщить, что именно имеющиеся на руках слабые карты участники переговоров с нашей стороны считают очень даже сильными. На такую мысль наводит и комментарий спикера Владимира Литвина о неразрешимости конституционной процедуры с вердиктом: «Проблема эта не может быть реализована в практической плоскости».

Абсолютно юридически справедливое замечание Владимира Михайловича в практическом плане может означать лишь одно из трёх: либо спикер публично и открыто противодействует президенту (что представляется крайне маловероятным); либо хитромудро подыгрывает ему. В этом случае можно предположить розыгрыш древних схем «разводок» эпохи «папы Кучмы», когда в тяжёлые минуты Леонид Данилович на всё соглашался и даже многое подписывал (как, например, запорожские соглашения 2001 года), после чего всё, что он подписал, топилось в комитетах Рады как неконституционное и непроходное.

Дело, разумеется, не в том, что напоминание о тех давних временах способно вызвать в Москве отнюдь не тёплые ностальгические воспоминания, а в том, что ошибочна исходная установка. Повторюсь: в Москве нет никакой действенной заинтересованности в решении вопроса о статусе русского языка в Украине. Лишнее тому свидетельство – тот факт, что фрагмент с сенсационным и вызвавшим у нас страстную полемику «обещанием» Януковича не вошёл в видеоверсию интервью на канале «Россия-24» – где его видимо, не сочли ни знаковым, ни сенсационным, ни «обещанием». 

Что и возвращает нас к третьей версии объяснения комментария Владимира Литвина, равно и всех прочих комментаторов не состоявшейся сенсации. А именно того, с которого мы и начали: ну, нет тут вообще никакого смысла – ни двойного, ни тройного, ни вовсе скрытого. Тема прозвучала сигнальным звонком – и закрутилась машинка аттракционов, где каждый отметился своей репризой в рамках заданного образа.

По-моему, это действительно самое безвредное объяснение. Но и оно не идеально. Почему? Во-первых, потому что проблема статуса языков должна решаться – вне зависимости, удастся ли пристроить её в какой-нибудь межгосударственный «пакет». Она должна решаться просто потому, что воспринимается чрезвычайно значимой половиной наших граждан (подробнее см. «Неочевидные очевидности языковой ситуации в Украине»).

И, во-вторых, тот факт, что признание бессмыслицей высоких речений государственных мужей и жён по общественно значимому вопросу оказывается наиболее безболезненной их интерпретацией – это очень серьёзная проблема общества и его элит в целом.