Рост метастаз в общественной морали тянется уже целый год, но перспектива получения ответов на многочисленные вопросы дела «Кучмы-Гонгадзе» по-прежнему туманна… Может ли быть что-нибудь хуже, чем обвинения гаранта Конституции в «заказе» журналиста и еще целом букете мыслимых и немыслимых преступлений? Через год после начала «кассетного скандала» стало понятно, что может. Оказывается, неизвестность по поводу истинности обвинений гораздо более разрушительна для морального состояния общества, чем сами обвинения. Рост метастаз в общественной морали тянется уже целый год, но перспектива получения ответов на многочисленные вопросы дела «Кучмы-Гонгадзе» по-прежнему туманна…

И, как говорят сами оппозиционеры, в обществе все меньше тех, кого интересует правда в этом деле. Хотя на пике аудиотрагедии, по данным соцопросов, народ свое отношение к происходящему определил весьма четко. Это выразилось и в резком падении уровня доверия к Кучме, и в не столь резком, но все равно заметном падении доверия к силовикам. И в том, что абсолютное большинство населения, в независимости от заверений власти, сделали свои собственные выводы о виновности президента в исчезновении журналиста.

Но дальше идти никто не собирался. Социологи из разных «контор» всегда подчеркивали, что выходить на улицы и практически бороться за осуществление лозунга «Украина без Кучмы» готовы десятые доли процента. «Безкучмисты» объясняли это апатией народа и его негражданским состоянием. Хотя кто сказал, что главная проблема подавляющего большинства украинцев – вопрос причастности президента к убийству журналиста? Несколько тысяч, которые вышли на улицы, требуя правды от власти, и десятки миллионов, которые практически никак не выразили своего отношения к обвинениям… Похоже, это не было основной проблемой для большинства украинцев даже в разгар противостояния власти и оппозиции.

Тем более, правда в деле Гонгадзе не является такой проблемой сейчас. Как-то перед референдумом-2000 сам Мороз шутил в сессионном зале – я, мол, езжу по округу, встречаюсь с людьми и спрашиваю – какие есть в жизни проблемы? А они хором и говорят – да все прекрасно-замечательно, единственно только беспокоят проблемы введения двухпалатности и роспуска парламента при отсутствии в нем устойчивого большинства.

Остроумно, конечно, Сан Саныч подметил и абсолютно правильно. Но эта ситуация в «кассетном» противостоянии власти и оппозиции повторилась один к одному. Неудержимый поток грязи и компромата, выброс которого начал сам Мороз, вызвал у большинства населения страны здоровое чувство брезгливости и желания держаться от него подальше. Именно поэтому оно не пошло за оппозицией искать правду в деле Гонгадзе. Если украинский политикум привык плавать в унитазе с соответствующем содержимым стилем баттерфляй, то это отнюдь не значит, что весь народ должен составлять массовку в этом малопривлекательном занятии.

Тем не менее, обе стороны междоусобного феодального конфликта изо все сил старались показать, что народ и именно их партия – едины. Но это не удалось ни одной из сторон. Именно поэтому грандиозный выгон «двухмиллионного стада» на митинг в лучших традициях президентской капмании-99 оказался единственным провальным прецедентом усилий власти по спасению себя. Однако и на оппозиционные митинги народ также не повалил косяком. В итоге на протяжении войны оппозиции с президентом народ занял места на зрительских трибунах и с интересом, но отстранено следил за этим боем быков по сообщениям СМИ, вдруг получивших глоток свободы. По данным соцопросов, население события обсуждало, мнение свое составило, но само не стремилось вмешиваться в борьбу в грязи.

И достаточно спокойно приняло победу одной из сторон. Так и не получив ответа от победителя на вопрос, который стал лозунгом антипрезидентской борьбы: «Кучма, кто убил Гонгадзе?» Впрочем, вскоре был забыт и вопрос, и обвинения, и сам Гонгадзе. Точно такая же реакция, думается, была бы и в случае победы другой стороны.

В результате этой борьбы в грязи, народ предпочел от власти отодвинуться, чтобы сильно не запачкаться. И, если бы выборы проводились в марте этого года, то с администрированием «свободного волеизъявления» могли бы быть проблемы. Об этом писали некоторые политологи, предполагая, что народ массово возмутится, если его попробует «нагнуть» власть с не смытыми пятнами на репутации. Да, если бы дело было в марте прошлого года… Но, увы, выборы пройдут в марте-2002. И уже сейчас достаточно хорошо видно: последовавшая за недоделанной революцией эпоха реакции не встретила никакого сопротивления у отстранившегося от бойни народа. Энергии постреволюционного наезда победившей стороны оказалось вполне достаточно для того, чтобы обеспечить власти нужные себе результаты в борьбе за парламентские кресла.

В общем, время лечит раны. В том числе, раны недоверия народа к власти. Требование правды в деле Гонгадзе, скорее всего, уже не всколыхнет даже несколько тысяч человек. Социологи продолжают снимать сливки с общественного мнения, и каждый раз по опросам получается, что половина украинцев совсем не доверяют Кучме. Но если копнуть поглубже и попытаться понять – за что не доверяют? что случилось с нашей моралью после нескольких месяцев активных сомнений в виновности президента и затянувшегося периода неизвестности? по каким правилам и принципам живет это общество, которое не получило стопроцентных доказательств непричастности своего президента к преступлениям, запечатленным на пленках майора? и не получивших таких же доказательств в его причастности?

Но кого это особо интересует? Остатки оппозиции готовятся использовать кассетный покер в борьбе с властью и дальше. Власть готовится и дальше огрызаться. Но все это обречено остаться внутриэлитными разборками, на которые народ будет смотреть по-прежнему с интересом зрителя на чужой бойне.