Осень 1977 года. Первокурсники Харьковского государственного университета, вернувшись из сентябрьского колхоза, осваивали новое для них учебное заведение.
Первое, что бросалось в глаза при входе в храм науки, был стенд с разнообразными объявлениями типа «Завтра состоится заседание комитета комсомола» или «Кто забыл куртку в аудитории 6-52, обратиться в деканат».
В один прекрасный день на стенде образовалось объявление о наборе на какой-то факультет общественных профессий. Никто толком не понимал, что такое «общественная профессия», но сообразительный юношеский ум смекнул, что это «нечто», может быть, даст в будущем возможность заработать деньги, если этого не получится сделать с профессией основной.
Список предлагаемых профессий был так себе - слесари, столяры, швеи-мотористки и тому подобное. А последним в списке значилось: «Пропагандист эстрадной музыки - диск-жокей»!
Эстрадная музыка - это как раз было то, что можно было пропагандировать без внутреннего противодействия. А «диск-жокей» - напоминало о скачках, на которых даже в период застоя крутились хорошие деньги. Получалось, что пропаганда могла быть не только бесплатной и нудной, а еще и хорошо оплачиваемой!
Набор проводил молоденький преподаватель кафедры «История КПСС» Олег Семко. Название кафедры слегка смущало, но в разговоре выяснилось, что сам юноша хоть и имел вид очень комсомольско-представительский, но обладал словарным запасом значительно большим, чем авторы речей Л.И.Брежнева.
И вот однажды вечером в аудиторию, куда собрались человек 50 с разных факультетов, зашел Олег с магнитофоном в руках и завел за собой .... Ну кто был полным антиподом комсомольского работника тогда? Конечно, хиппи. И зашел хиппи! В реальном джинсовом костюме! В государственный-то университет!
Первая мысль была - сбежать, потому что сам преподаватель казался не скрытым, а совершенно открытым «врагом народа». И сходство с Карлом Марксом в среднем возрасте беспокойство не развеивало. Наоборот, сходство было настолько вызывающим, что, казалось, лектор над Карлом Марксом откровенно стебался.
Дальше были слова о том, что мы начинаем принципиально новое дело и такой профессии как «диск-жокей» в СССР еще нет, но мы будем первыми. Олег предупредил насчет посещаемости и двух прогулов, после которых отчислят без шума и пыли.
Преподаватель, казалось, волновался. «Ну, - сказал он, - давайте начнем с истоков современной музыки. А истоки ее лежат во временах, когда невольники в США начали петь песни, помогавшие им в работе на плантациях...» И дальше про негритянскую церковную музыку, про спиричуэлз и госпелз...
Желание свалить испарялось с каждым разом. Преподавателю за один вечер приходилось отвечать на большее число вопросов, чем лектору по политэкономии за семестр. Он был внимателен и терпелив. Он не подавал никаких признаков раздражения, даже когда его в десятый раз спрашивали «Ну когда же будет Deep Purple?».
Он вел студентов от корней музыки до ствола, потом до нижних веточек, параллельно прививая вещь, для многих удивительно новую - хороший вкус.
«А сегодня будем слушать "Иисус Христос - суперзвезда"», - говорил он в начале очередного урока, и аудитория аплодировала. «А вот такая песня группы Eagles, в общем, их единственная песня - "Отель Калифорния"». Речь в ней идет о следующем...», - и через пять минут ты с удивлением узнавал, что поют они не о потерянной девушке, а о жизни, в которой есть вход, но нет выхода.
И выяснялось, что «Shine on, the crazy diamond» от Pink Floyd - это не баллада о вечной любви, а посвящение гитаристу Сиду Баррету, безвременно умершему от передоза.
А альбом незабвенного Фрэнка Заппы «Чикагский клизменный бандит» - это... Ну это как раз именно о нем, о чикагском клизменном бандите.
Он отчитал, сыграл, отпел нам за год всю историю рок-музыки. После чего предложил написать реферат на какую угодно тему. «Ну так, оказывается, здесь положено», - оправдывался он. Кто вложил в текст душу, кто схалтурил - дипломы он выдал всем. Тогда эта книжка казалась важной, потом она оказалась бесполезной - мало кому тогда за диск-жокейство платили. Да и затерялась она потом где-то. Да и не в ней дело.
А дело в том, что он в самые мерзопакостные с точки зрения отношения к мировой культуре времена умел творить свет. Ломал к чертовой матери границы. И пробил для многих людей железный занавес. И это то, что каждый из его студентов нес с собой всю жизнь. То, как можно и нужно занавесы пробивать.
А всем нам очень хотелось быть им. И когда знакомый школьный учитель пригласил меня выступить перед семиклассниками, я пошел, взяв с собой написанные на его уроках конспекты. Я что-то рассказывал этим детям, видел в их глазах изумление и думал, наивный, что я уже почти такой, как он, только помоложе.
Вы уж простите меня, Сергей Александрович. Но я старался, как мог, и, может быть, этим детям тоже досталось что-то от Вас.
Вечная Вам память.
Александр Мартыненко, генеральный директор агентства «Интерфакс-Украина»
Фото УНІАН
