detector.media
Марина Барановская
17.10.2009 11:20
Евгений Ихельзон: «Мы живем в стране, где стыдно сказать, что ты не веришь в Бога»
Евгений Ихельзон: «Мы живем в стране, где стыдно сказать, что ты не веришь в Бога»
В интервью ТК спецкор газеты «Сегодня» заступился за пастора Сандея Аделаджу и обсудил принципы новой украинской идентичности

Текст впервые опубликован в журнале «Детектор медіа» № 9 (67), сентябрь 2009

 

«Невозможно что-то понять, сидя на месте», ‑ говорит журналист и убежденный буддист Евгений Ихельзон. Движимый жаждой познания, 36-летний уроженец Донецка, а ныне спецкор газеты «Сегодня» участвовал в демонстрациях анархистов, путешествовал автостопом, ночевал на Майдане во время революции, неоднократно совершал паломничества по святым местам в Индии и не только. В беседе с ТК Евгений рассказал, как в ходе своих интенсивных духовных поисков оказался в журналистике, как свобода вероисповедания, по его мнению, должна преломляться в СМИ, заступился за пастора Сандея Аделаджу и обсудил принципы, согласно которым надо было бы формировать новую украинскую самоидентификацию.

 

 

 

- Евгений, признайтесь, что вас подвигло выбрать такую достаточно экзотическую специальность, как религиовед?

- История религии мне была интересна еще с восьмого класса школы. Вообще, в начале 1990-х на фоне постсоветского кризиса люди искали мистические объяснения своей судьбе, пытались перестроить жизнь, в том числе и с помощью религии. Массовый интерес к ней возник из-за того, что в советское время практически не было этих знаний или они были доступны только через призму атеистических воззрений...

 

- С людьми-то все понятно, но как это случилось лично с вами?

- А я поступил сразу в два вуза - на русскую филологию в Донецкий госуниверситет и во вновь открывшийся тогда Донецкий открытый университет. В течение трех лет я учился и там, и там, но филфак так и не смог окончить. Это было для меня слишком, учитывая еще и тот факт, что из-за безденежья мне пришлось параллельно подрабатывать учителем сельской школы, а позже - факультативно преподавать историю религии в одной из донецких школ. В каком-то смысле мне удалось получить уникальное образование. На наш факультет приглашали читать лекции деятелей абсолютно всех конфессий, в том числе и тех, которые в те годы зарождались в Украине, вроде мунистов или богородичной церкви. В то же время возник мой интерес к буддизму, я встретил сначала своего первого учителя, буддийского монаха из Кореи, Вон Мен Сынима, а затем - буддийского монаха Дзюнсея Тэрасаву. Мы познакомились с ним в Донецке, куда он приехал прочесть лекцию и привез мощи Будды. Он тогда совершал ритуальное путешествие по всему миру с этими мощами, с древних времен хранившимися в одном из храмов Японии. Между прочим, Тэрасава-сан объездил с ними весь мир и, в частности, побывал в Москве перед самым путчем, встречался с Михаилом Горбачевым. Сосуд с мощами стоял в Президиуме Верховного Совета СССР.

 

- Мне любопытно, как жители Донецка воспринимали всю эту процессию в далеком 1991-м?

- Я не достаточно следил за реакцией народа, лекция проходила в большой аудитории. Потом Тэрасава-сан уехал, и в следующий раз мы встретились в 1993 году. С тех пор я стараюсь бывать на его лекциях, мы выпустили несколько книг с его проповедями, создаем сайт, ведем блог на «Украинской правде». Важно понимать, что все это не является некоей религией. Речь идет о жизни. То, о чем говорит Тэрасава-сан, может трансформировать жизнь человека, страны и целой планеты. Можно называть это буддизмом, можно как угодно ‑ да, он буддистский монах, но его жизнь, его слова, деятельность выходят далеко за пределы внутриконфессионального. Этот человек в первую очередь известен тем, что он был организатором миротворческого движения в Европе, которое привело к окончанию холодной войны, миллионных маршей мира, предшествовавших разрушению Берлинской стены, создал множество антиядерных инициатив. Также он занимался миротворческой деятельностью в Чечне, в некоторых эпизодах которой участвовал и я. Буддийские монахи были единственными людьми, которые в 1994 году, когда началась первая война, пошли в Чечню пешком с требованием прекратить кровопролитие.

 

- Расскажите, как в ходе таких интенсивных духовных поисков вы оказались в журналистике?

- Сложно сказать. Дело в том, что я живу вокруг издательской деятельности с 1991 года. Я занимался и рекламой, и книгоиздательством, и набором текстов, и переводами. Моя первая статья, где я рассказал о своем трехмесячном паломничестве в Индию, была опубликована в донецкой газете «Салон Дона и Баса» в 1996 году. Сами понимаете: когда человек на три месяца уезжает из страны, по возвращении у него нет ни денег, ни работы. Я просто предложил свои услуги «Салону Дона и Баса», а потом меня пригласили работать туда на постоянной основе. Я поработал там некоторое время в редакции, а потом там же, в рекламном отделе.

 

- Вы так легко говорите «поработал журналистом», как будто навыки журналистской работы - врожденные способности. Насколько трудно вам было осваивать эти азы?

- Сейчас я смотрю на тот опыт, как на неплохую аматорскую работу в провинциальной газете. Действительно, писать о путешествиях было легче, чем делать новости. Приобретал навыки постепенно: до газеты «Сегодня», где тружусь уже пять лет, я работал главным редактором двух изданий в Донецке, руководителем отдела рекламы в одном из довольно серьезных для местного уровня изданий. В 2002 году я переехал в Киев и снова оказался в рекламном бизнесе, мы пытались собирать рекламу для чемпионата Украины по авторалли, но не очень успешно, поскольку ралли были и остаются у нас не самым массовым и не самым популярным видом спорта.

 

- Почему духовные искания оказались для вас исчерпанными в родном городе?

- Духовные искания не имеют привязки к местности, они более глобальны.  Просто в 2002 году я начал понимать, что в Донецке мне уже делать нечего.

Все основные в местной журналистике люди, которых я знал в то время, переехали в Киев: нынешний главный редактор «Блика» Алексей Газубей, Игорь Гужва, главный редактор «Сегодня», политолог Владимир Корнилов, который когда-то тоже работал в газете «Салон Дона и Баса» и «Сегодня» и так далее.

 

Однако перед тем как оказаться в Киеве, я провел около года за границей - в Германии и Польше. Теоретически можно было остаться в Германии, но меня стало интересовать то, что происходило в Украине осенью 2004-го. Читая в Германии украинские новости, «Обком», УП, я начал ощущать, что у нас в стране будет что-то происходить. У меня было предчувствие: случится или революция, или кровопролитие, что-то такое. А мне хотелось участвовать, и в конце сентября 2004 года я вернулся в Киев. 1 октября вышел мой первый материал в «Сегодня». Я помню, о чем он был. Вместе с Александром Ильченко мы написали материал о том, как наши военные в Ираке попали в катастрофу, там были жертвы. Ну и месяц я жил на Майдане в палатке. Буду своим внукам рассказывать, как я спал на двойной сплошной напротив мэрии. Я жил там и писал об этом каждый день в газете «Сегодня». Некоторые говорят, что газета  тогда была необъективна, но я утверждаю, что это не так, особенно с высоты прожитых после Майдана лет. Другое дело, что в некоторых регионах в то время в «Сегодня» вкладывали так называемое приложение, посвященное Партии регионов. Но его не делали в редакции. В киевской редакции была нормальная рабочая атмосфера. Я помню, как Остап Крывдык, бывший на тот момент членом движения «Пора!», вместе с несколькими единомышленниками решили в Донецке поставить палаточный городок из трех палаток. Я был там как корреспондент «Сегодня», были журналисты из донецких газет, и через час после того, как палатки были установлены, нас начали громить донецкие гопники. Никакого расследования милицией проведено не было, но «Сегодня» об этом написала. То есть я не видел в этом смысле никакой цензуры. Мне кажется, наоборот, все остальные были охвачены «помаранчевой» истерией и писали часто необъективно. Спустя годы, когда эйфория проходит, я считаю: мы раздвинули рамки и отвоевали свободу слова.

 

- Как вы оцениваете уровень осведомленности отечественной прессы в вопросах религии? Наблюдаете ли вы прогресс в качестве материалов на религиозную тематику?

- К сожалению, журналисты, пишущие на религиозные темы, вообще не имеют базовых знаний о религиоведении и истории религии. Ни со светской, ни с конфессиональной точки зрения, они не могут правильно рассмотреть то или иное явление и чаще всего ‑ пишут со своей колокольни, на уровне каких-то архаичных предрассудков, заимствованных у своих предков. Если в издании нет грамотного редактора, то добиться того, чтобы материал был адекватным, очень трудно. При этом в нашей прессе большинство материалов религиозно-фанатического характера. Например, эти постоянные статьи о мироточащих иконах, большинство из которых ‑ просто обман. Что касается религии, есть еще тенденция, особенно в националистической прессе ‑ оскорбление так называемых нетрадиционных, неправославных конфессий. Пример: злая и достаточно некомпетентная кампания, которая была в свое время развернута против пастора Сандея Аделаджи.

 

- Вы занимались этой темой? У вас есть основания утверждать, что это была именно продуманная кампания против него?

- Просто Аделадже выдвигали обвинения в том, что он черный пастор, приехавший из Нигерии, и еще что-то смеет здесь проповедовать. А это расизм, оскорбление и невежественная позиция. В отношении духовности я не вижу смысла притеснять в этой стране ни одну из существующих конфессий. Если кто-то кого-либо оскорбляет, я считаю, это нужно пресекать. Что касается финансовых махинаций и афер, которые сейчас инкриминируют Аделадже, это дело правоохранительных органов. Я смотрел материалы, и мы тоже об этом писали. На мой взгляд, там нет однозначно криминальных вещей. Возможно, деятельность отдельных пасторов этой церкви, их общая направленность на финансовое благополучие и т.д. показывают, что не все люди там чисты на руку. Но к чему тут призывы выслать Аделаджу из страны? Человека ведь за волосы никто не тянет, чтобы он отдал свою квартиру. К сожалению, это все делается добровольно. Людям нужно правовое образование для того, чтобы не быть такими идиотами, чтобы их не обманули наглые и бесцеремонные мошенники, аферисты от имени Христа.

 

- Как вы расцениваете тот факт, что у пастора Аделаджи есть возможность беспрепятственно проповедовать в эфире муниципального ТРК «Киев»? Судя по сообщениям прессы, эта возможность достается ему за сущие гроши и в силу каких-то сомнительных преференций, которых нет у представителей других религиозных организаций.

- Тут надо разобраться. Если это рекламное время, купленное церковью, то вопросов быть не может. Канал имеет право, наверное, зарабатывать деньги. Но, я считаю, что это неинтересная передача. Если какая-то говорящая голова что-то проповедует по часу - это неинтересно, и, скорее всего, нормальный человек такое смотреть не будет. То же самое касается любых религиозных передач ‑ в основном нудно. Во-вторых, наверняка церкви должны иметь собственные каналы. Кстати, у протестантов есть свой канал CNL, и клиенты «Воля-кабель» могут круглосуточно смотреть проповеди пасторов церквей полного Евангелия. 

 

- Как, по-вашему, свобода вероисповедания должна преломляться в средствах массовой информации?

- Прежде всего, никакое религиозное учение не должно претендовать на то, что оно главное в какой-то стране. Не должно быть необоснованных наездов на те или иные религиозные направления. Например, слово «секта», часто сейчас употребляемое в прессе, вообще не приемлемо с точки зрения современного научного религиоведения. Две тысячи лет назад община, которая ходила за Иисусом Христом, тоже была сектой, а теперь мы ведем летоисчисление от его Рождества. Точно так же нужно быть аккуратными с остальными религиями, потому что через некоторое время христианство может исчезнуть, а они станут доминирующими. Это нормальный исторический процесс.

 

- На ваш взгляд, насколько современный потребитель массмедиа нуждается в информации подобного рода?

- С одной стороны, мы говорим о том, что наше общество считается очень верующим. Какие-то соцопросы говорят, что у нас чуть ли не более 90% людей считают себя верующими. Но, по сути, религия и религиозные организации в жизни этой страны не играют вообще никакой роли. Человек приходит в церковь, ставит свечки, а потом выходит и ведет ту же самую жизнь, которую и вел. Берет взятки, дает взятки, не открывает двери тем, кто просится к нему переночевать.

 

- Думаете, где-то за пределами Украины происходит по-другому?

- В разных странах очень по-другому. В частности, на Востоке. В современном мире есть общества, где гостеприимство, доброта, взаимовыручка существуют на самом деле. Вот недавно я был в Кыргызстане. Там нет никакой доминирующей религии, хотя все вроде бы как мусульмане. У простых киргизов есть базовые ценности, которые не связаны напрямую с традиционными конфессиями. При этом люди веселее, добрее, ближе к природе, гостеприимнее, чем наши граждане.

 

 

 

- Так, может, это никак не связано с их религиозными убеждениями?

- О чем вы говорите? Вот мы живем в стране, где стыдно сказать, что ты не веришь в Бога и не являешься православным. Сказала бы сейчас наша премьер-министр, что она ни в какого Бога не верит, ни на какие молебны ходить не будет. Вы думаете, рейтинг бы ее вырос? А вот в официально мусульманском Кыргызстане госсекретарь как-то заявлял, что он верит в святого Хан-Тенгри, а не в какого не Аллаха. В Украине же, несмотря на дискредитацию религиозных организаций, заявить что-то подобное публичному человеку - все равно что подписаться под собственным приговором. Я думаю, это просто страх. Нужно заявлять честно, и тогда люди поддержат светский, но, тем не менее, духовный подход к жизни.

 

- Вы бы хотели, чтобы в Украине было как можно больше людей, объявляющих о своем атеизме?

- Ну, по крайней мере, публично отрицающих и обсуждающих традиционные конфессии, людей, которые открыто дискутируют на религиозные темы.

Никто не может этого утверждать, но лично я думаю, что Бога нет. В том смысле, как это понимают христиане, я считаю, что нет никакого творца. И, по-моему, людей, которые так думают, много ‑ так что скрывать здесь нечего. С точки зрения духовных исканий, современная религия в традиционном смысле этого слова не имеет ничего общего с настоящей духовностью. Так сложилось, что наш постсоветский мир ‑ особенно Украина, Россия и Беларусь ‑ оказался на задворках этих самых духовных исканий. И вместо настоящих исканий нам все время подкидывают «конфетку» мракобесия.

 

- Однако, как видите, с помощью этой «конфетки» вполне успешно удовлетворяются духовные потребности граждан, разве нет?

- Нет, я уверен, что потребности людей намного больше. Просто им ничего не предлагают. Я считаю, в церквях нужно проповедовать, чтобы люди подбирали на дороге тех, кто «голосует», у кого нет денег, и отворяли двери тем, кто просится переночевать. И чтобы не мусорили. Нужно взять прихожан какой-то общины, вывести на пляж на Оболони и показать, как там намусорили. Нужно научить людей беречь электроэнергию, не гадить у себя в городах, не устраивать свалки, меньше ездить на автомобилях, загрязнять воздух. В конце концов, учить делать хорошее без вознаграждения. Мы уничтожаем среду обитания вместе со священниками, все одинаково, и верующие и неверующие, и сегодня нам крайне необходимо настоящее духовное возрождение, это же очевидно.

 

- Призывы к духовному возрождению украинской нации - рефрен, который мы слышим из года в год, но какая-то внятная программа, технология, если хотите, этого возрождения так и не была выработана. Нынешняя власть в лице Виктора Ющенко также пробует возрождать духовность украинцев. Вы можете что-то сказать по поводу этих усилий?

- Ющенко все время говорит разное и не всегда понятное. На мой взгляд, наша самоидентификация не может быть национальной. Украинцы - это не нация. И не надо травить людей никакими националистическими ядами, чтобы никто не мог подумать на основе речей президента, что он считает украинцев людьми, а всех остальных - пришедшими, приехавшими, уехавшими и т. д. Даже намеков таких не должно быть. Украинцы - это все, кто проживает на территории Украины. И все, кто проживал здесь в течение всех исторических периодов. Украинцы - это и трипольцы, и скифы, и сарматы, и аланы, и печенеги, и половцы, и хазары, и русичи. Мы - это и татары, а татарские ханы - наши герои, это великие украинцы. Мы - это евреи, которые живут здесь 700-800 лет, еврейские святые - это украинские святые. Это наш великий украинский пантеон. В нем есть люди, которые выглядят по-разному, они делали и проповедовали разное, но это все наше, это наш настоящий объем. И среди наших героев не все были головорезами и убийцами, были философы, святые, чьи руки не в крови. И если я и украинский националист, то только в таком смысле.

 

Мало кто говорит сегодня о том, что ареал скифской культуры был невероятно огромным, от западных границ Украины до самой Японии. Все это сохранилось в виде орнаментов, которые есть и в Украине, в виде погребальных обрядов, в виде курганов, которыми полна наша степь. Точно такие же курганы и орнаменты я видел в Кыргызстане. Многие столетия осуществлялась фальсификация реальной истории, Советский Союз добил эти культурные связи. Украинская культура в большой степени принадлежит Великой степи, она космополитична и широка, как океан. Кубань, Северный Кавказ, Казахстан, Кыргызстан, Монголия, северные народы России, Сибирь, Корея, Япония - это все было ареалом единой культуры.

 

Нам просто надо быть более открытыми. У нас есть националисты, которые говорят: Будда - украинец, Христос - украинец, но я не хотел бы играть в игры «у кого больше». Мы говорим о серьезных вещах. Украине принадлежат великие памятники истории, о которых мы молчим, потому что благодаря имперскому взгляду на вещи верим, что культура здесь началась после Крещения Руси. Это самая большая ложь и извращение. В Украине похоронен скифский царь Атей, который известен из геродотовской истории. Здесь, по преданию, похоронен Ахиллес. Согласно скандинавской мифологии здесь происходила битва асов и ванов. Люди Восточной Украины живут среди курганов, среди могил царей и не знают, что это такое. Мусорят, распахивают царские погребения, лепят жвачки на антропоморфные стелы арийского периода. В Луганской области есть Мергелева гряда, древнее святилище, подобное тем, которые существуют по всей Средней Азии. Почему мы ведем свою историю от 988 года? Кто нас ограничил?

 

- Насколько я понимаю, вы излагаете собственную концепцию новой украинской самоидентификации, которая носит кодовое название «Украина 2.0». На какой стадии находится этот ваш проект - просто мысли вслух или уже есть понимание, как его воплощать в жизнь?

- Мой проект «Украина 2.0» пока в процессе развития, и мне нравится название. В своем блоге на УП периодически я выкладываю идеи, по которым можно будет, по моему мнению, ориентироваться когда-нибудь в общественной жизни. Может быть, это кому-то будет интересно. Лично у меня нет ни малейших сомнений, что так оно и будет, поскольку вообще другого пути у нас нет. Или мы расширим рамки собственной самоидентификации, или будем вести бесконечные войны с соседями и с самими собой. Что касается механизмов воплощения - это несложно. К власти должны прийти люди со светлыми головами. Их много в Украине, некоторых я знаю пофамильно. Если их не будут допускать, они сами начнут создавать новую Украину. И никакая поддержка со стороны государства тут не нужна. Меня же никто не поддерживает. Вот, к примеру, мне были интересны курганы, скифы - я взял и поехал, прошел пешком десятки километров, увидел, рассказал об этом другим.

Нашу историю, историю Великой степи, сейчас пишут за границей. Скажем, в Берлине в государственном музее проходила выставка, посвященная теме скифов, там построили модель настоящего кургана. А мы сидим здесь и боремся, кто из нас больший украинец или чей патриархат правильнее.

 

- Думаете, сегодня украинцам, значительная часть которых не живут, а выживают, есть дело до того, кто они - скифы, кочевники или прочие?

- Знаете, в настоящий момент украинцы живут так, чтобы не связываться ни с милицией, ни с прокуратурой, ни с судом, ни с госструктурами. Любой поход в государственные органы мы воспринимаем, как муку. Это значит, что народ уже строит другую Украину, в которой мы без них существуем и больше счастливы без них, чем с ними. Это строительство другой Украины происходит инстинктивно. Людям нужна ясность: что мы делаем, куда идем, откуда мы взялись, что с нами дальше будет, чему надо учить детей. Это главное, а как оно называется: православие, буддизм или еще как-то - не имеет значения. Кроме того, перемены в сознании могут происходить мгновенно. Майдан собрался за три дня. Вы могли это предположить? И никто не мог. Точно так же и здесь. Общество может быстро преобразовываться, пробуждаться к каким-то корням, могут появляться новые идеи. Наша ошибка в том, что мы ждем реформ, которые должны прийти сверху, а на самом деле это дело местных общин.

 

- И что же? Местные общины ждут особого приглашения?

- Допустим, есть местная община, и недалеко от их города или деревни стоит средневековый замок. Вместо того чтобы собраться, оштукатурить его, покосить траву, обнести забором и поставить стенд, они туда мочатся. Как решить этот вопрос? Например, в Индии такие вещи решаются с помощью волонтерских программ, когда люди из разных стран приезжают в такие места и объясняют местным жителям, как не уродовать свою землю, вместе с ними работают над благоустройством и охраной исторических памятников. По-моему, мы должны последовать этому примеру, взгляд со стороны всегда лучше.

 

- Вернемся к вам как к спецкорреспонденту газеты «Сегодня». Можно ли считать ваш нынешний статус своеобразной формой дауншифтинга? Вроде бы мир вас поймал, у вас есть обязанности перед редакцией, а с другой стороны - вы то и дело отправляетесь в путешествия и не должны находиться в офисе.

- В течение двух лет я был редактором отдела новостей газеты «Сегодня». Это была тяжелая работа: ежедневно в 10 часов утра планерка, в 21 час ты уходишь с работы, и так шесть дней в неделю. Я просто устал и настоял на том, чтобы меня перевели в спецкоры. И еще год, наверное, я отходил от этого. Работа в новостях тебя как человека сильно портит: ты все знаешь до того как оно произойдет, ты все отслеживаешь, у тебя постоянно нет времени, ты привыкаешь к редакторской работе, к крючкотворству.

Сейчас я уже отошел и способен читать смысл, а не пытаться редактировать чужие тексты. В роли спецкора я работаю больше года. Побывал в Кении, встречал «Фаину», был в гостях у бабушки Обамы. Когда год назад была война в Грузии, я был одним из первых украинских журналистов, кто оказался на месте событий. Был в командировке в Румынии на саммите НАТО.

 

- Наверное, такие командировки стоят редакции безумных денег?

- Не таких уж и безумных. Я же малобюджетный корреспондент, живу в гостиницах по 10 долларов, и к тому же часто беру на себя и роль фотографа. Я считаю, что именно путешествия как таковые, а не туризм - это главное, что может сформировать сегодня личность человека. Мир настолько глобализирован, настолько изменился, по сравнению со Средними веками, когда можно было, не сходя с места, открыть истину, понять что-то, кому-либо что-то проповедовать. Сейчас, по-моему, это невозможно без большого опыта путешествий, без личного знания других культур. Иначе любые слова будут пустыми. Невозможно что-то понять, сидя на месте. Я мечтаю открыть турбюро, которое, прежде всего, будет оказывать консультационные услуги. В отличие от турфирм, берущих огромные деньги за услуги, не стоящие того, мне бы хотелось рассказывать, как сэкономить деньги и при этом увидеть как можно больше. Пока это только мечта, но первый пробный шаг я уже сделал. Собираюсь прочесть публичную лекцию о том, как организовать самостоятельное путешествие в Индию, где я был неоднократно. И еще планирую собрать группу, чтобы совершить этой зимой совместное паломничество по местам, связанным с жизнью Будды. Конечно, я хотел бы, чтобы среди них оказались пару народных депутатов...

 

- А это еще зачем?

- Паломничество способно открыть глаза. Будда Шакьямуни и его жизнь - это не абстракция, при честном открытом отношении увиденное может стать духовной инъекцией. Индия - тоже пример, как может поменяться страна за 15 лет, так, как Украине и не снилось в лучшем сне. Пример того, как можно эффективно работать и изменять страну, не отказываясь при этом от экологических ценностей и духовности. Они вернутся другими, клянусь.

 

- Неужели вы всерьез думаете, что в самый разгар предвыборной кампании среди народных депутатов найдутся желающие все отринуть и отправиться в паломничество?

- Не всем же светит стать президентом, не все будут участвовать. Я не буду лично никому предлагать участвовать в этой поездке, потому что это будет трудное путешествие. Тем более не собираюсь никого агитировать: тот, кто с этим кармически связан, тот и поедет. Группа маленькая.

 

- Кстати, из вашего блога я узнала, что в это паломничество вы планируете отправиться не за свой счет, а за деньги тех, кого будете сопровождать. Считаете, это нормально? Не слишком ли меркантильно?

- Это честно. Заработка хватит, только чтобы окупить поездку. По-моему, это только добавит ответственности и мне, и участникам группы. Кроме того, я значительно дешевле и эффективнее любой турфирмы. Это просто поездка друзей с турлидером. Если бы была возможность, я повез бы их всех бесплатно. Кто знает, может, когда-то так и случится, и богатые люди будут просить меня взять в поездку их детей или сотрудников.

 

- Интересно, вам часто говорят, что вы утопист?

- Постоянно! Но, знаете, если бы вы показали человеку в Средние века мобильный телефон и рассказали, как он работает, вас бы сожгли на костре как еретика. Сжигали же людей, которые говорили, что Земля вертится. Или возьмите падение Берлинской стены, или крушение Союза. Все это казалось когда-то немыслимым. Я не хочу себя сравнивать с великими деятелями прошлого и не считаю себя философом. В том, что я говорю, нет ничего сверхъестественного, это просто базовые вещи. И, по-моему, духовные поиски - это не когда человек ищет, ищет, а потом нашел и написал: «Так говорил Заратустра». Духовные поиски - когда человек ищет и рассказывает. Лучший способ чему-то самому научиться - попытаться рассказать другому о том, что тебя волнует, и о том, что ты ищешь в этом мире.

 

Фото Павла Старостенко

 

detector.media
DMCA.com Protection Status
Design 2021 ver 1.00
By ZGRYAY