Сегодня прочитал статью Андрея Кокотюхи «“За Вікнами” – один у полі. Але чи воїн?». Автор описывает свои впечатления от просмотра программы «За Вікнами» на СТБ. Пытался понять, о чем хочет сказать автор, для чего вообще г-н Кокотюха потратил свое личное время на написание почти десяти тысячи знаков, при этом идея и основная мысль в этих знаках не поместилась. Г-н Кокотюха, как минимум, молодые ребята из программы «За Вікнами» давно усвоили основное правило журналистики – писать понятно.

 

Теперь – что касается ваших рассуждений на тему, как называть материал Леси Штогрин о диких, нечеловеческих, унизительных для общества фактах издевательства над пациентами со стороны сотрудников Святошинского интерната для психически больных: «расследованием» или «исследованием»? Знаете, если кто-то помимо вас после увиденного беспредела стал задумываться над тем же, над чем так долго и упорно думаете в своем материале вы, то, наверное, общество неизлечимо больно. Я, например, полночи после увиденного сюжета думал, что делать, как жить, как помочь, к кому обратиться, куда катимся и куда прикатимся… Это общие, не чуждые нормальному простому человеку вопросы. Я обзвонил всех друзей (половину из них поднял с кровати). Я пересказывал им увиденное, взволнованно и эмоционально: в ответ слышал те же вопросы, которые крутились у меня в голове.

 

Именно в тот момент, когда каждый отдельно взятый украинец, а вместе с ним и вся нация формирует список одних и тех же вопросов, создается гражданское общество. Именно такие телесюжеты постепенно формируют это общество. А ваша попытка, Андрей, с какой-то постоянной недокритикой и недовыпендрежем разобраться, чем же все-таки был сюжет – «расследованием» или «исследованием» – ну не сюда это.

 

И последнее. Вы пишете, что журналисты «За Вікнами» «ще чітко не визначилися, що ж таке журналістське розслідування, як воно повинно проводитися, для чого і яким мусить бути бюджет одного розслідування». Мне вообще непонятно, откуда у вас такие сведения, тем более что ниже вы перечисляете список сюжетов, которые сами же называете сильными расследованиями. Своими догадками вы беспочвенно поддаете сомнению профпригодность редакторской группы программы – Насти Образцовой и Леры Семенюк (некогда опытных и сильных журналистов «Интера»). Выходит, они вот уже год не могут объяснить журналистам, в чем суть расследования? Насколько мне известно, могут. И объясняют не вашим термином, взятым из словаря: мол, это «обнаружение особы или группы людей, виновных в совершении преступления и злоупотребления». Простите, г-н Кокотюха, ну это декоративный примитивизм. «Злоупотребление» чем? Служебным положением? Алкоголем?

 

Чтобы понимать, являлся ли сюжет Леси Штогрин расследованием, не достаточно заглянуть в словарь. Нужно хотя бы на минимальном уровне ориентироваться в жанрах журналистики. Нужно понимать цели расследования, а это, прежде всего, – предать огласке скрытые факты нарушения закона. Расследованием и настоящим детективом может быть даже материал журналиста, попытавшегося, к примеру, выяснить, почему из ближайшего озера ушли бобры, а из леса – белки. Сам жанр журналистского расследования предполагает всестороннее и подробное исследование некой малоизученной, закрытой или тщательно скрываемой темы, в процессе работы над которой приходится преодолевать нежелание определенных структур предоставить интересующую информацию. Все это – в сильном, умном, профессиональном расследовании Леси Штогрин.